Ангелы смерти. Женщины-снайперы. 1941-1945 - Алла Бегунова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Выстрел румыны слышали. Но им, вероятно, не сразу в голову пришло, что у русских работает снайпер. Личный адъютант генерала Антонеску, прибывший недавно вместе со своим начальником на фронт под Одессой, майор Георги Караджа, даже не вскрикнув, повалился набок. К нему бросились пулеметчики. Это — еще два метких выстрела. Четвертый, бронебойный, — все-таки в замок пулемета.
Теперь враги не сомневались. Снайперская засада была ими обнаружена. Румыны открыли бешеный огонь из винтовок. Потом к ним прибавились залпы минометов. Когда вокруг засвистели пули и осколки мин, Людмила прижалась к толстому стволу, но вскоре поняла, что он — плохая защита. Пять деревьев — не вековой карельский лес, в котором трудно что-нибудь разглядеть в вершинах сосен-исполинов. Куски горячего металла тут летали, подобно смертоносному рою, сбивая листья, разламывая тонкие ветки. Предчувствие страшной опасности кольнуло сердце, будто игла. Младший сержант, чтобы спасти оптику, повесила винтовку на сук, который торчал пониже, и ринулась вниз, решив так имитировать собственную гибель.
Она упала неудачно, ударившись правым боком о чей-то могильный камень. Сама подняться не сумела из-за сильной боли. Солдаты второй роты помогли своему снайперу не сразу. Воспользовавшись суматохой у противника, они пошли в атаку на деревню, и поскольку румынский пулемет молчал, то быстро взяли ее.
При майоре Караджи нашли какие-то штабные бумаги, письма, фотографии. Ценность представлял дневник адъютанта. Его передали в штаб Приморской армии, оттуда — в Москву. Записки офицера о тяжелом моральном состоянии румынской армии, столкнувшейся с яростным сопротивлением русских под Одессой, опубликовала газета «Правда» в октябре 1941 года…
Командир первого батальона 54-го стрелкового полка капитан Иван Иванович Сергиенко относился к снайперу второй роты Павличенко очень хорошо. Он знал ее с первых дней службы, у него на глазах красивая и беззаботная студентка превратилась в закаленного бойца, осторожного, но не ведающего страха. Как наградить младшего сержанта за своевременно подбитый пулемет, за точный выстрел в румынского майора, случайно появившегося на переднем крае? Как отметить ее новое достижение — 100 уничтоженных солдат и офицеров противника?
Сергиенко отправил рапорт в штаб 25-й Чапаевской дивизии, и оттуда через неделю пришел ответ. Капитан, вызвав к себе Людмилу, сказал, что ей теперь надо ехать в поселок Дальник, к самому комдиву. Она испугалась встречи со столь высоким начальством. Но комбат успокоил: командование никаких претензий к Павличенко не имеет. Наоборот, хочет ее поощрить. К тому же она сможет лично представиться командиру 25-й дивизии генерал-майору Ивану Ефимовичу Петрову.
В своих «Записках снайпера» Людмила Михайловна вскользь упомянула об этом эпизоде. Она вообще была человеком очень скромным, даже застенчивым, и о наградах рассказывала неохотно. Но ее знакомство с генералом Петровым, который вскоре стал Главнокомандующим Приморской армии, после этого продолжилось и в Севастополе. Сохранилась фотография, датируемая весной 1942 года. На ней Павличенко сидит рядом с тогдашним командиром 25-й дивизии генерал-майором Коломийцем и Иваном Ефимовичем Петровым. Впоследствии он стал одним из известных и заслуженных полководцев Великой Отечественной войны. О нем с большим уважением отзывался корреспондент газеты «Красная Звезда» писатель Константин Симонов. Он посетил село Дальник почти одновременно с Людмилой.
«Петров приехал с передовой, — вспоминал Симонов. — Одна рука у него после ранения плохо действовала и была в перчатке. В другой руке он держал хлыстик. Он был одет в солдатскую хлопчатобумажную летнюю гимнастерку с неаккуратно пришитыми, прямо на ворот, зелеными полевыми генеральскими звездочками и в запыленную зеленую фуражку. Это был высокий рыжеватый человек с умным усталым лицом и резкими, быстрыми движениями. Он выслушал нас, постукивая хлыстиком по сапогу…
Петров был человеком во многих отношениях незаурядным. Огромный военный опыт и профессиональные знания сочетались у него с большой общей культурой, широчайшей начитанностью и преданной любовью к искусству, прежде всего — к живописи. Среди его близких друзей были превосходные и не слишком обласканные в те годы официальным признанием живописцы. Относясь с долей застенчивой иронии к собственным дилетантским занятиям живописью, Петров обладал при этом своеобразным и точным вкусом.
По характеру он был человеком решительным, а в критические минуты умел быть жестким. Однако при всей своей, если так можно выразиться, абсолютной военности он понимал, что в строгой военной субординации присутствует известная вынужденность для человеческого достоинства, и не жаловал тех, кого приводила в раж именно эта субординационная сторона военной службы…
Храбрость его была какая-то мешковатая, неторопливая, такая, какую особенно ценил в людях Лев Толстой. Дав и вообще в повадке Петрова было что-то от старого боевого кавказского офицера, каким мы его представляем себе по русской литературе XIX века…»{12}
Если военные корреспонденты ожидали от комдива рассказа о боевых делах солдат и офицеров, и он выделил для беседы с ними 20 минут, держался строго и суховато, то с младшим сержантом 54-го полка был добродушен и внимателен.
Петров сообщил Павличенко, что командование дивизии благодарит ее за службу и за успехи в уничтожении противника награждает именной винтовкой. Адъютант передал снайперу оружие. Людмила, взяв его в руки, благоговейно прикоснулась губами к вороненому стволу, как будто это была не стандартная заводская самозарядная винтовка Токарева образца 1940 года с прицелом «ПУ», а рыцарский меч, откованный в кузнице по особому велению государя. Генералу понравился поступок девушки, и он заговорил с ней: расспрашивал о службе, о семье, о родителях, о том, чем она занималась до поступления в армию.
Задушевный разговор с комдивом имел последствия.
Через неделю Людмиле было присвоено очередное воинское звание «сержант». Командир полка поручил ей командовать отделением и готовить метких стрелков. Мысленно она вернулась в киевскую школу ОСОАВИАХИМа и постаралась взглянуть на кандидатов глазами своих наставников: «Снайпер должен обладать обостренным зрением и слухом, повышенным уровнем наблюдательности и своеобразным “звериным чутьем”, позволяющим ему предугадывать движения противника…» По личному опыту она знала, что для выработки «звериного чутья» требуется (естественно, при определенных врожденных способностях) никак не меньше четырех месяцев упорных занятий.
Но сейчас, когда кольцо вражеской блокады сжималось вокруг Одессы теснее и теснее, о таком сроке для подготовки не могло быть и речи. Командир пообещал Павличенко отпустить десять солдат, которых она отберет, в ближайший тыл максимум на неделю и дал… 500 патронов с «легкой» пулей образца 1908 года. Ведь чтобы научиться стрельбе, надо стрелять по мишеням. Утром, днем, вечером, стоя, лежа, с колена, «по-пулеметному», то есть положив ствол на какую-либо опору и придерживая приклад у плеча левой рукой.
Кроме стрельбы, она рассказывала новичкам о своем военном ремесле. Но лишь самое простое. Например, собственное оружие надо не только знать, но и любить. Полетом пули можно управлять, а для этого — правильно держать винтовку, правильно вычислять расстояние, правильно целиться. Стрелок должен обращать внимание на все: силу ветра, его направление, температуру воздуха. Также неплохо было бы при этом замаскироваться и нанести удар по врагу быстро и неожиданно…
Любовь к оружию — дело священное. Но бывает, что сердцу не прикажешь. Никакой сердечной склонности не испытывала Люда к самозарядной винтовке Токарева образца 1940 года, хотя теперь она была у нее именной, подаренной самим командиром дивизии, который при личной встрече произвел на сержанта неизгладимое впечатление. Она подумала, что он — прирожденный офицер из семьи офицеров. На самом деле отец Петрова был сапожником в городе Трубчевске, но сумел дать сыну хорошее образование.
Нельзя сказать, что «Света» являлась для нее образцом совсем уж незнакомым. По штатному расписанию в стрелковом полку тогда числилось 1301 магазинная винтовка образца 1891/1930 года и 984 самозарядных винтовок СВТ-40 или АВС-36 (автоматическая винтовка Симонова образца 1936 года). АБС и СВТ имели примерно одинаковые параметры: калибр, длина, вес, коробчатый магазин (у ABC — емкость магазина 15 патронов, на 5 больше, чем у СВТ-40), тип затвора, принцип действия автоматики, начальная скорость пули.
Конечно, генерал-майор Петров преподнес снайперу улучшенный экземпляр винтовки Токарева: с прикладом и цевьем из орехового дерева, со стволом особо точной обработки, выполненной на прецизионном станке, с оптическим прицелом, на трубке которого была красиво выгравирована памятная надпись. К тому же ружье изготовили до войны, в сентябре 1940 года, что гарантировало применение марок стали весьма высокого качества и как следствие — надежность всех его деталей.
