Киоко. Милосердие солнца - Юлия Июльская

улыбался, и Киоко это не нравилось. Где-то здесь таилась загвоздка. Где-то здесь было что-то, чего она не видела. Но она никак не могла разглядеть подвох.

— Мы вернёмся к этой беседе, — пообещала она, не осмеливаясь ни согласиться, ни отказать. — Я призову тебя.

«Я ждал тысячи лет. Что для меня ещё несколько месяцев?» — Он спустился по позвоночнику и рассыпался искрами у самой земли.

Кагуцути исчез, но оставил после себя тянущую тревогу за будущее. Что с этим делать, Киоко не знала, но, по крайней мере, у неё было время на принятие решения. Обсуждать это с Норико или Иоши не хотелось. Она знала, что скажет бакэнэко. И тем более знала, что ответит осторожный император. Зато её наверняка поддержала бы Чо…

С этими мыслями Киоко поднялась и поспешила во дворец. Солнце почти скрылось, до стражи лисы ещё было время, но тревога внутри разрасталась, охватывая уже не только туманное будущее, но и настоящее, перебрасываясь на то, с чем можно было сделать хоть что-нибудь.

* * *

Боль была последним, что она ощутила перед потерей сознания, и первым, что ощутила после пробуждения. Этот яд был просто ужасным, но где-то внутри она очень гордилась тем, что создала его.

— Невероятно глупо. — Слова иглами пронзили сознание, вызвав приступ ещё более яростной острой боли. Чо поморщилась. — Я сказал тебе прийти, а не тайком пробраться в деревню и выкрасть своего друга. Зато ты доказала, что действительно предала нас. Разве наша Чо сделала бы что-то подобное? Разве стала бы скрываться и действовать исподтишка?

— Тору, — выдавила она, пытаясь отвлечься от того, что её череп словно дробили на части.

— Что? — В его голосе вдруг прозвучало участие, но насквозь фальшивое. Она знала, что он улыбается.

— Ты идиот. — Чо не видела, но ярко представила, как улыбка спадает с его лица, превращаясь сначала в недоумение, а потом в маску злобы. — Мы все всегда действуем исподтишка. И если хочешь поговорить — дай мне отвар.

— Отвар? — Он засмеялся. — Нет уж, терпи. Ты это заслужила.

Чо застонала. Иша-сан всегда давал отвар пленным. «Они уже повержены собственной гордыней» — так он всегда говорил. Нет смысла заставлять их страдать.

— Где Иша-сан? Позови, я буду говорить с ним.

Чо почувствовала тяжёлое дыхание — Тору приблизился.

— Нет уж, говори со мной, — выплюнул он ей в лицо. — Теперь я здесь закон и власть. И я буду решать, что с тобой делать.

— Да решай, сколько влезет, — бросила она. — Я просто хочу поговорить с наставником. Ты можешь стать предводителем, но ты никогда не заменишь его. — Боль усиливалась с каждым словом, но она заставила себя договорить: — Ты мне не командир. Ты — сопляк, с которым я сражалась на занятиях.

— И которому всегда проигрывала! — закричал он, и Чо откинулась назад. Голова взорвалась острым приступом боли.

— Иди в Ёми, Тору, — устало выдохнула она. — Ты хороший боец, но человек туповатый. Позови Ишу-сана, я имею право поговорить с тем, кто привёл меня в клан.

— Ты имеешь право заткнуться.

Послышались шелест одежды — Тору встал — и удаляющиеся шаги. Чо хотела его остановить, но сил кричать не было. Она лишь понадеялась, что он выполнит её просьбу.

* * *

— Мы можем укрепиться вот здесь, с запада. — Иоши поставил фигурку на карту и вдруг понял: что-то не так. Тревога — чужая, неясная — расползлась по телу, и он уже не мог стоять на месте. — Прошу прощения, Кунайо-доно, давайте вернёмся к этому обсуждению позже.

Не дожидаясь ответа, он вышел из павильона Совета и быстро пересёк сад, спеша к дворцу Правления. Что-то было не так, но он никак не мог уловить, что именно его тревожит.

— Иоши? — Обеспокоенная Киоко встретила его у входа. Она сидела на крыльце, но, увидев его, тут же поднялась. — Что-то случилось?

— С тобой всё хорошо? — Он подбежал и осторожно взял её за руки, ощупывая, чувствуя тепло тела.

— Конечно. Почему ты спрашиваешь?

— Не знаю, я просто… Просто вдруг стало очень тревожно.

Киоко нахмурилась, и он, смущённый собственным поведением, выдавил из себя улыбку.

— Но раз с тобой всё хорошо, то, наверное, не о чем беспокоиться. Не понимаю, что на меня нашло. Я ощущал нечто подобное, когда ты пропала из рёкана.

При упоминании рёкана глаза Киоко вдруг округлились.

— Норико! — воскликнула она.

— Что?

— Норико! Это её тревогу ты чувствуешь. И тогда чувствовал. С ней что-то случилось! — Киоко тут же бросилась к воротам.

— Постой! Погоди, не торопись. — Иоши тщетно пытался её остановить, прислушиваясь к собственным ощущениям. Норико… И как он сам не подумал?

— Их поймали, скорее!

Чёрные крылья распахнулись — и Киоко взмыла в воздух.

— Да стой же ты! Норико легко сможет ускользнуть. — Он бежал за ней, пытаясь выиграть хоть немного времени. Всего пара мгновений — и Киоко улетит так далеко, что её и на лошади будет не догнать. — Сначала нужно узнать, что именно случилось. Если вообще случилось. Может, твоё появление только усугубит ситуацию! — Он остановился и согнулся пополам. Крылья давали невообразимое преимущество в скорости, поэтому весь воздух он потратил на то, чтобы до неё долетели слова. Бежать дальше не было смысла.

Точка в небе остановилась и стала стремительно приближаться. Иоши выпрямился: хвала Ватацуми, услышала.

— Почему моё появление должно усугубить ситуацию? — Она приземлилась и уставилась на него ясными глазами, мерцающими лазурью.

— Потому что Норико может тревожиться по какому угодно поводу, а тебя наверняка сразу заметят.

Киоко нахмурилась. Едва-едва, но Иоши нравилось, что она всё чаще позволяла ему увидеть отражение своих эмоций на лице. Прошлая Киоко была тайной, загадкой, которую то и дело нужно было разгадывать. Теперь же она раз за разом давала ключи и подсказки к своим чувствам, чтобы даже за привычными масками он сумел их рассмотреть.

— Ты ведь помнишь, что я могу обратиться в кого угодно? — спросила она, позволив нотке ехидства просочиться между словами.

— Да.

— Ты забыл. — Это уже не было вопросом.

— Я помню, — поспешил заверить Иоши. — Просто уже представил, как ты пикируешь на крышу одного из домов в деревне и во весь голос объявляешь всем войну.

— Да, я ведь именно так обычно и поступаю. — Теперь в её голосе сквозило раздражение, и это не предвещало ничего хорошего. Он научился восхищаться храбростью и самоотверженностью Киоко, но порой её своенравие граничило с безумием, которое легко могло стоить императрице жизни. Поэтому он не хотел, чтобы она летела. И поэтому она сейчас имела полное право злиться на него.

Иоши уже открыл было рот, чтобы оправдаться, но понял, что