Святослав. Великий князь киевский - Юрий Лиманов

Но то, чего опасался Святослав, — что отец начнёт разглядывать его, расспрашивать, почему сбежал из Киева с торжеств, что делает здесь, в одиночестве, — не произошло. Отец только прижал его к себе и, сразу же отстранив, спросил:

   — Где дворский? Спит, старый сурок?

Дворский уже спешил к князю.

   — Я ещё за воротами, а ты уже здесь стоять должен! — раздражённо бросил он старику.

   — Виноват, великий князь... Ты бы гонца прислал...

   — Какой гонец скорее великого князя доскачет? — спросил небрежно Ратша.

   — Накрой в малой гриднице стол. На четверых... — Вячеслав взглянул на сына, — нет, на пятерых. А сейчас баню с дороги.

Отец поднялся на самый верх крыльца, потянулся, оглядываясь, и сказал спокойно:

   — Хорошо здесь. И чего это я всё в Киеве сижу? Завтра на охоту поедем. А может, на рыбалку? — И шутливо сказал сыну: — Небось всю рыбу в Днепре переловил!

Когда отец скрылся в доме, княжич тихонько спросил боярина:

   — Кого-нибудь ждёте?

   — Святослава Олеговича.

   — Случилось что?

   — Ты слышал, отец распорядился, чтобы стол на пять человек накрывали. Тебя позовёт — вот всё и узнаешь. Пойду прослежу.

Ратша ушёл.

Святослава Олеговича, своего стрыя[15], младшего брата отца, княжич знал не очень хорошо. Тот сторонился старшего брата, не желал принимать участия ни в его забавах, ни в его походах, хотя и был его вассалом. Княжил в Муроме, потом в Новгороде-Северском, владениях, входивших в состав огромного Черниговского княжества.

Значит, отец что-то замышляет, не зря же сломя голову примчался он в загородный дворец.

За стол сели, когда уже смеркалось. Отроки зажгли факелы по стенам, внесли греческие светильники, раскрыли настежь все окна, чтобы чад от огней выветривался. Вокруг стола уставили пять стольцев — княжеских кресел с резными спинками.

Дядя Святослав приехал со своим свояком князем Глебом. Княжич видел его раньше только мельком на одном из съездов в Чернигове.

Оба гостя с дороги побывали в бане и теперь сидели, раскрасневшиеся, с влажными ещё волосами и бородами. Отец, улыбаясь своей великолепной, победительной улыбкой, самолично потчевал гостей.

Ратша ел молча, в разговор князей вольно не встревал. Речь шла — ни много ни мало — о перераспределении княжеских столов. Отец добивался, чтобы все Ольговичи выступили едино, без распрей и споров. Он уже договорился с братом Игорем, который по старшинству должен был вслед за Всеволодом сесть на великий Киевский стол, а пока, по его замыслу, должен был княжить в Переяславле. Теперь следовало ублажить младшего брата, Святослава Олеговича. Княжич вслушивался, поражаясь тому, как умело играет отец на струнах человеческой души — и на гордости, и на алчности, и на воспоминаниях детства, которое у братьев прошло в Чернигове, и на том даже, что охота под Черниговым куда как обильнее против киевской.

Ратша, взявший на себя обязанности виночерпия, в очередной раз наполнил серебряные, затейливой ромейской работы кубки.

Отец осушил кубок, повертел его в руках, любуясь выпуклыми фигурами зверей на стенках, и задумчиво сказал:

- Наша Русь — вся Русская земля от моря и до моря — напоминает мне раскидистое дерево. Корни тянутся вокруг Черемного моря, уходят и к горам Кавказским, и к Царьграду, и дальше на восток. По ним, как питательные соки по весне, поднимаются в комель дерева хиновские, индийские, византийские, италийские и прочие товары и идут через нас на север. С севера благодатным дождём проливаются на нас товары из варягов, норманнов, готов, англов. И всё это двигается на юг, кое-что затекает в Волгу, Клязьму, Оку. Но вcё же главным стволом остаётся Днепр. И чем ближе к Днепру, чем ближе к Киеву, тем пути гуще и соки обильнее. А чем обильнее соки-товары, тем больше и княжеская доля мытного, перевозного, перевесного. Даже без войны можно богатеть, если сидишь на путном месте. Всё серебро, жемчуг на запад, почитай, через нас идёт. Все аксамиты[16], паволоки[17], что из далёких хиновских стран везут иноплеменные купцы, — тоже через нас текут на север и на запад. И стоит Русь, как могучий раскидистый дуб, из дальних земель соки : впитывает, растёт и богатеет. А мы сами же, как жуки-короеды, её подтачиваем, никак договориться не можем; нет бы сесть на столах и сидеть, богатеть, время от времени в Дикое Поле ходить, чтобы в богатырские игры с погаными поиграть...

Князь протянул боярину кубок, тот опять наполнил его и обошёл стол, наливая всем.

   — Всё, что я вам сказал, мы с братом Игорем обсудили. Хотел и он приехать, да не смог, замучило его плечо — в последнем походе угодила в него половецкая стрела... Ездил я к нему, нет промеж нас разногласья. За тобой, брат, слово.

Великий князь одним жадным глотком осушил кубок.

— Брату Игорю, выходит, Переяславль? — спросил дядя Святослав.

-Да.

   — А мне Чернигов?

   — Ты верно меня понял.

   — И Игорь согласен?

   — Согласен. Что тебя волнует?

   — А то, что сегодня согласен, а завтра войной пойдёт на меня.

   — Зачем ему?

   — Переяславльское княжество меньше.

   — Зато по старшинству Переяславль первым после Киева считается, — сказал отец.

   — Так то по Ярославовым меркам, — протянул дядя Святослав. — Что-то не верится мне в Игорево согласие. А если согласен, почему не приехал?

   — Говорил же тебе — у него рана разболелась.

   — Мог бы и кого из близких бояр прислать — Алексу, к примеру. Боярину Алексе не в первый раз с нами за одним столом пировать, думу думать.

   — Ты мне не веришь? — насупился Всеволод.

   — Я верю, но ищу доказательств.

Княжич ждал, что отец вспылит, но Всеволод только улыбнулся и сказал:

   — В детстве тоже, помнится, на слово не верил, всё доказательств искал и, хотя был тих, иной раз доводил дело до драки.

«Отец потому так сдержан, что все подручные князья в Черниговском княжестве — свойственники дядюшкины», — вдруг сообразил Святослав, похвалил себя за смётку и осушил чарку.

   — Не много ли будет, княжич? — услышал он шёпот Ратши. — Четвертую пьёшь.

   — А ты считаешь? — спросил княжич и почувствовал, что последнее слово запуталось в губах и никак не получается толком его выговорить. Он взглянул на боярина — тот откровенно смеялся.

   — Наливай, боярин! — сказал княжич.

   — Тебя отец пригласил учиться, как своего добиваться, а не мёдом напиваться.

У боярина получилось складно и оттого особенно обидным показалось княжичу.

   — Я что сказал — наливай!

Ратша пожал плечами и наполнил кубок.

А у отца с дядей Святославом начался главный торг: раздел второстепенных столов среди многочисленной родни Ольговичей и их свойственников.

Княжич попытался прислушаться, вникнуть, но быстро утратил нить разговора, запутавшись в именах неизвестных ему подручных князей, сидевших в малых городках и волостях.

Мелькнула мысль: «Господи, сколько же ещё узнавать надо, учить, запоминать, чтобы вот так держать в голове всю Русскую землю?»

Ему захотелось сказать то же самое Ратше, но язык, в отличие от мыслей, повиновался плохо, и получилось только невразумительное:

   — Знать надо сколько...

Он опять попытался вслушаться в диалог отца и дяди.

А они считали варианты распределения столов на тот случай, если княжеский съезд не поддержит отцовские предложения и начнётся свара. Прикидывали: что можно уступить, что уступать нельзя, дабы не уронить чести Ольговичей и не утратить отчины... В потоке «если они так, то мы так, а если мы так, то они так...» княжич быстро потерял всякую логику и попытался вспомнить греческую философскую книгу о суггестии, или умении предположить и настоять, но и эта книга, недавно читанная, провалилась в какую-то дыру, образовавшуюся в памяти.

Он потянулся за сулеёй и обнаружил, что она пуста. «Неужели это я всё выпил?» — была последняя отчётливая мысль.

Отец и дядя поцеловались, отец расстегнул ворот рубахи, достал нательный крест, поцеловал его. Вслед за ним то же самое сделали дядя и муромский князёк...

«Договорились», — сообразил княжич.

И тут все встали, и Ратша увёл дядю и муромчанина куда-то, а отец нетвёрдыми шагами проследовал к себе в ложницу.

Святослав следил за ним, пытаясь понять, почему ему так необходимо знать, лёг ли отец спать один. И вдруг вспомнил: Неждана! Он от волнения протрезвел. Притаился в переходе. Вот вернулся Ратша. Он шёл так, словно и не пил вина ни единого кубка. Открыл дверь в отцовскую ложницу, заглянул и сразу же притворил.

Видимо, отец уже спал.