Гражданский арест. Статьи, не попавшие в Сеть (сборник) - Виктор Топоров

Весенним (1999 года) голосованием по импичменту Дума признала тогдашнего президента Ельцина виновным в государственном преступлении, связанном с началом и дальнейшим ведением первой чеченской войны. Шум, поднятый вокруг того, что импичмент якобы провалился, не должен отвлекать внимания от того факта, что за него – по чеченскому вопросу – проголосовало более половины списочного состава депутатов, хотя барьер в две трети голосов и не был преодолен. Разумеется, это была политическая демонстрация, и не более того, но демонстрация впечатляющая. Я бы только уточнил: подлинное преступление Ельцина заключается не в том, что он развязал первую чеченскую войну, а в том, что ее развязал именно он – политик, который просто не мог не знать, что все, за что он берется, оборачивается для страны катастрофой. В этом смысле Ельцин совершил в связи с Чечней не одно преступление, а целых три: начал первую войну, закончил ее (закончил позорной капитуляцией – ничем другим он и не мог ее закончить) и затем начал новую войну. Правда, если уж говорить начистоту, то одним длительным преступлением было и все пребывание Ельцина у власти – от Декларации о суверенитете России, ускорившей распад Союза, до антиконституционного ухода в отставку с одновременным назначением «наследника».

У первой чеченской войны было множество причин. Главной сегодня считается борьба за Ельцина между тогдашней «русской партией» и «реформаторами», которые – во главе с Чубайсом и при активном содействии СМИ (прежде всего НТВ) – нанесли Коржакову, Грачеву, Барсукову и Сосковцу поражение, спровоцировав вместе с тем и военное поражение в Чечне. Но важнее другое: войны вообще можно было избежать! Вменяемый и ответственный правитель России должен был (заранее проигнорировав возможную реакцию Запада) обратиться к вменяемому и ответственному правителю Чечни генералу Дудаеву примерно с такими словами: «Полная автономия в составе России – да. Независимость – нет. Провозглашение независимости – это мятеж. Мятеж будет подавлен с использованием любых средств и не останавливаясь ни перед какими жертвами. Национальный очаг чеченского народа будет по необходимости уничтожен, война до последнего чеченца, буде таковую навяжут, будет проведена и впрямь до последнего чеченца (нечто подобное пробормотал задолго перед тем, как стать миротворцем, генерал Лебедь). Если нам придется испепелить Чечню, то мы ее испепелим…» Подобные слова, хотя их неприятно, да и непросто говорить, на деле оказываются бескровной профилактикой; угрозу важно высказать так, чтобы она воспринималась как реальная, более того, как неизбежная, – и тогда она кровавое развитие событий предотвратит. А в мировой практике такие угрозы не произносятся вслух только потому, что их наличие и, при определенном развитии событий, их неизбежная реализация ясны всем. Понятно, что провозглашение независимости на территории части суверенного государства – это вооруженный мятеж, а мятеж может и должен быть подавлен любыми средствами. В противном случае государство просто-напросто перестанет существовать.

Но ничего столь открытого произнесено, к сожалению, не было. Вооруженные действия предшествовали угрозам, а угрозы, когда они наконец зазвучали, были двусмысленны, речь шла о туманном «наведении конституционного порядка» (как будто его придерживались во всей стране, кроме Чечни). Даже объявив ультиматум, Кремль не стал дожидаться истечения его срока и пошел в бездумное и неподготовленное наступление.

В Хасавюртских соглашениях, при всей их очевидной позорности (и при подразумевавшемся и действительно свершившемся предательстве Москвой собственных сторонников), имелось, однако же, и рациональное зерно. Пятилетняя передышка должна была дать ответ на вопрос о судьбе России и только во вторую очередь – Чечни. Новый сильный лидер во главе России (генерал Лебедь, несомненно, примерял этот мундир на себя) – и Чечня сдастся без боя, чтобы не воевать до последнего чеченца. Ну, а при катастрофическом повороте событий, связанном с распадом России, нам в любом случае стало бы не до Чечни. Другое дело, что главным фактором, который препятствовал замирению мятежной республики – добровольному или насильственному, опять-таки оказался сам Ельцин. Про которого всем было, наряду с прочим, известно, что слова он не держит. Хуже того: дает слово как будто только для того, чтобы тут же его нарушить!

Правда, на Москву начали работать внутричеченские процессы – при всей их неприглядности. Уже года два назад всем стало ясно: чеченских главарей и генералов интересует вовсе не независимость, а безнаказанность. Провозглашенная независимость Ичкерии и мир, заключенный с Россией, стали для них гарантиями личной неприкосновенности похлеще любого депутатского мандата. Плюс «приватизированные два метра государственной границы». Плюс похищения и убийства людей. Плюс воровство собственной и привозной нефти и казенных денег. Было понятно, что рано или поздно придется этому положить конец. Насильственный – теперь уже неизбежно насильственный – конец. И положить его из Москвы. Понятно, кто должен был заняться этим – следующий президент России. Анти-Ельцин, потому что вся Россия требовала после Ельцина его полную противоположность. Вторжение чеченцев в Дагестан и даже взрывы домов (если дома взрывали действительно чеченцы) хоть и оправдывали любые ответные действия со стороны России, но вот у президента Ельцина лично никаких прав начинать новую войну, разумеется, не было – из-за собственного статуса «хромой утки» и в силу многого другого. Но он – именно он, а вовсе не откровенно марионеточный тогда Путин – войну все-таки начал.

Принято считать, будто сразу же взявший на себя ответственность за новую чеченскую войну Путин тем и полюбился потенциальному избирателю. Но Путин если и был тогда героем, то чисто виртуальным. В самом конце 1999 года в ходе визита в Китай Ельцина уговаривали заменить Путина на посту премьера министром внутренних дел Рушайло. А газета «Завтра» сообщила о неминуемой отставке Путина в день его «воцарения» – 31 декабря 1999 года! Да ведь чаша весов и впрямь колебалась. Армия брала реванш за недавнее поражение, общество это приветствовало, НТВ играло в президента Явлинского, «Солдатские матери» онемели, Бабицкий врал по «Свободе», как Удугов – в Интернете, собаки лаяли, караван шел – шел в трясину… Потому что никакой стратегии применительно к Чечне выработано не было, потому что война шла «от забора до обеда», потому что расхитителями казенных денег по-прежнему интересовались избирательно – и главным образом на предмет предложить поделиться, а конфликт между министром обороны и начальником Генерального штаба и целая череда иных, не столь масштабных, противостояний «в тылу» мешали сосредоточиться на главном: в стране идет война, победить в которой невозможно, но и проиграть ее нельзя ни в коем случае…

Вытеснение, выдавливание, как говорят военные, противника из населенных пунктов и более или менее (скорее – менее) эффективный контроль над коммуникациями – цели промежуточные; «разгром крупных вооруженных бандформирований» на деле обернулся их рассеянием и распылением; можно даже с горечью признать, что «антитеррористическая операция» (если проводилась именно она) не только не решила свою задачу, но и обусловила прямо противоположный результат: все чеченцы, взявшие в руки оружие, вынужденно – после разгрома крупных формирований – превратились в бандитов и террористов. Конечно, их потери и впрямь велики (хотя наверняка и не столь велики, как нам докладывают), а главное, их боевой дух, или, если угодно, разбойничий кураж, явно пошел на убыль, и новых крупных налетов на русские или дагестанские города ждать в ближайшее время не стоит (хотя и исключать подобную опасность, увы, нельзя), конечно, мировое общественное мнение мало-помалу закрыло глаза на продолжающиеся военные действия – и все это с некоторой натяжкой можно назвать успехом. Но подавление вооруженного мятежа всегда и всюду принято увязывать с уничтожением, или пленением, или, наконец, капитуляцией главарей – а в этом отношении за год, потеряв под три тысячи убитыми и десять тысяч ранеными (не говоря уж о жертвах среди мирного населения) и изведя бессчетное количество боеприпасов, мы не продвинулись ни на шаг. Хуже того, есть сильное подозрение, что вооруженные отряды муфтия Кадырова и Бислана Гантамирова в любой момент могут превратиться в вооруженную пятую колонну, а сами эти вожаки могут сыграть на перехват инициативы во внутричеченском споре: вот, мол, мы пытались договориться с русскими, но у нас ничего не вышло, давайте воевать против них вместе, но под нашим началом, потому что штыков у нас больше!

Президент Путин чеченской войной уже явно тяготится. Ему – ученику Ельцина – все сильнее хочется выдать желаемое за действительное: объявить, допустим, мир (или победу) с какого-то определенного часа, подобно тому, как барон Мюнхгаузен объявлял войну… Путин в этом плане допускает одну ошибку за другой: вот, скажем, уселся за стол рядом с Кадыровым, поставив навытяжку министров обороны и внутренних дел. А вот (пример менее памятный, но более ужасающий) заставил генерала Квашнина рассказать о преступлении полковника Буданова – о преступлении, еще не доказанном, – по телевизору. В ответ Басаев потребовал выдачи полковника в обмен на взятых в плен офицеров Российской армии и, получив отказ, казнил их. И разве гибель этих офицеров на совести одного Басаева?