Брусиловский прорыв. 1916 год - Максим Викторович Оськин

как видим, генерал Эверт склонен к старому способу: один мощный удар на всем Восточном фронте. Надо сказать, что своя логика в таких взглядах, безусловно, присутствует: неутешительные итоги Нарочской операции отчетливо выявили, что прорыв укрепленной полосы неприятеля сопряжен с громадными потерями, а качество войск и их командования может не позволить развить возможный успех. Кроме того, нехватка снарядов и тяжелой артиллерии для одновременного наступления на всех фронтах побуждали отдельных командиров заботиться о сохранении технических средств и боеприпасов, дабы не оказаться к исходу кампании в ситуации, схожей с серединой весны 1915 г., накануне Горлицкого прорыва.

С точки зрения общестратегической, взгляды Эверта и Куропаткина также были в чем-то принципиальны: союзники не торопились оказывать помощь России в 1915 г., но зато теперь, с началом Верденской операции немцев, англо-французы рьяно настаивали на русской помощи. Было бы справедливо расплатиться с такими союзниками той же монетой, что они сами платили русским. Тем более, что победа Германии в Первой мировой войне гораздо сильнее била по западным державам, нежели по русским: победа немцев так или иначе означала победу Континента над Атлантизмом. Отлично сознававшие это союзники старались одновременно и разгромить Германию, и максимально ослабить Россию, также всегда бывшую представителем державы – Континента.

Однако внутреннее положение Российской империи, где либеральной оппозицией велась антиправительственная пропаганда, где все еще не был разрешен аграрный вопрос, где вспухала гнойными нарывами масса других самых что ни на есть насущных вопросов, требовало побед. А достижение побед не было возможно без широкомасштабного наступления на Восточном фронте. Да и избавиться от подчинения союзникам русские так и не смогли, хотя теперь русская Ставка все-таки старалась обеспечить себе хоть часть независимости и самостоятельности.

Поэтому наштаверх и избрал (да, если честно, и не мог не избрать) в качестве приоритетного решения стратегическое наступление на кампанию 1916 г., а потому это решение было бескомпромиссным и не могло быть отменено. М. В. Алексеев понимал, что, в политическом отношении, после поражений 1915 г. требуется решительная победа, и желательно против Германии, а не австрийцев, которых русские и ранее успешно били.

Но все-таки оппозиция наступательным планам была слишком велика и вполне могла склонить Верховного главнокомандующего на свою сторону, что на деле сказалось бы паллиативом и компромиссом. Логическим следствием такого подхода оказывалась бы неудача и резкое ухудшение отношений с союзниками. Генералу Алексееву требовалась поддержка перед лицом императора, также решительно настроенного, и он ее нашел в лице нового главнокомандующего армиями Юго-Западного фронта А. А. Брусилова, который категорически заявил, что следует наступать, что его фронт будет наступать в обязательном порядке, и если это не так – то просит отставить его со столь высокого поста за ненадобностью.

Дальнейшее обсуждение плана предстоящей кампании постановило, что общая готовность фронтов к наступлению должна быть к середине мая. Все же главный удар передавался на Западный фронт, а Юго-Западный фронт должен был способствовать армиям Эверта и Куропаткина. Следовательно, настойчивость главнокомандующего армиями Юго-Западного фронта, не пожелавшего остаться в стороне от предполагавшегося широкомасштабного наступления, не только побудила планировать общее наступление по всему фронту от Балтики до Карпат, но и сломала сопротивление других главкомов, не желавших наступать в принципе. А. И. Деникин в статье 1931 г. в «Русском инвалиде» писал: «Только заявление ген. Брусилова, что он уверен в успехе и просит „или сменить (его), или разрешить двигаться одновременно с Западным фронтом“, побудило Ставку согласиться на серьезную демонстративную операцию Юго-Западного фронта, предоставив ему для такой цели достаточные технические средства»[27].

Таким образом, А. А. Брусилов должен был наступать только после успеха Северного и Западного фронтов. Однако после решительных возражений нового главкоюза (здесь его вынужденно поддержали и прочие главнокомандующие фронтами) было решено, что Юго-Западный фронт будет наступать первым, предваряя главный удар севернее Полесья. Это должно было притянуть все свободные резервы австро-германцев против Юго-Западного фронта, после чего у немцев не хватило бы людей для парирования решающего наступления на Западном фронте. При этом резервы и артиллерия с большей частью боеприпасов отправлялись на Западный фронт, армии Северного фронта получали незначительное усиление, а Юго-Западный фронт должен был рассчитывать только на свои собственные силы, так как его удар предполагался вспомогательным.

Именно поэтому, потому что Юго-Западный фронт не получал усиления резервами и тяжелой артиллерией, главкоюз и настаивал на том, чтобы наступление всех трех фронтов было бы одновременным. В таком случае немцы не смогли бы оказать австро-венграм поддержки своей техникой, а с той силой, что располагалась напротив армий генерала Брусилова, последний был полон решимости разобраться самостоятельно.

Брусилов оказался единственным, кто твердо и бесповоротно поддержал генерала Алексеева в избранной стратегии общего наступления на Восточном фронте в кампании 1916 г. Это делает ему честь и говорит о незаурядном личном мужестве полководца, понимающего, что только обороной война не выигрывается. В это время в тылу ходили слухи о неустойчивом положении Брусилова, о его вероятной замене. В письме домой от 3 апреля главкоюз опроверг опасения: «После декабрьских боев положение Щербачева свелось на нет, и он мне совсем не был конкурентом, о нем никто не думал… Единственный соперник был Рузский, а совсем не Щербачев… Мое положение прочное, государь ко мне очень милостив и вполне мною доволен»[28].

Но мало этого: именно под давлением А. А. Брусилова, решительно поддержанного М. В. Алексеевым, на 1916 г. намечалось общее наступление всех русских фронтов, то есть всей той вооруженной силы, что стояла на востоке к этому времени. Следовательно, решения совещания 1 апреля пошли еще дальше, нежели то накануне предполагал и сам М. В. Алексеев: не главный и вспомогательный удары севернее и южнее Полесья соответственно, а общий, решительный, комбинированный удар всех трех фронтов (пусть и с различным характером частных задач). И это – лишь благодаря позиции, занятой генералом Брусиловым. Без поддержки главкоюза наштаверх, вполне возможно, и не думал бы предложить и принять столь радикальный и смелый вариант.

Преимущество русских было только в живой силе, поэтому для успеха кампании требовалось отказаться от позиционного «прогрызания» фронта противника, как это делали бесполезно несшие громадные потери англо-французы, и перенести военные действия в маневренную плоскость. Точно так же русские войска действовали в 1914 г., когда численным превосходством и отвагой солдат и офицеров русские армии успешно сражались с немцами, обильно снабженными техникой. Только в этом случае единственный русский козырь получал свой шанс.

Но для ведения маневренной войны требовалось сначала успешно преодолеть оборону неприятеля. Такая возможность с высокой вероятностью на успех предоставлялась исключительно на Юго-Западном фронте, против которого находились австро-венгерские вооруженные силы. Качественная подготовка австрийских войск была столь низка, что даже при их превосходстве в технических средствах русские