Повесть о верной Аниске - Ольга Марковна Гурьян
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Здравствуйте, — говорит Аниска.
Тут детишки увидели её, смотрят, глаз не сводят, молча пятятся. Мальчик тянет сестричку за руку, прячет за своей спиной. Вот глупые, чего они испугались?
— Как тебя зовут? — спрашивает Аниска и протягивает к нему руку.
А он уж упёрся в стенку, дальше отступать некуда, шепчет:
— Бодо, я Бодо, барышня.
— Скажи мне, Бодо, как в город пройти?
Он молчит, только глазами хлопает. Совсем дикий какой то. Кого бы ещё спросить?
— Слушай, Бодо, может быть, твоя мама знает?
Бодо шепчет:
— Пошла в замок, отдать вам нашу курицу и пять яиц.
А девчушка как услышала про курицу, залилась горьким плачем, зовёт:
— Ко-ко! Ко-ко!
— Нет твоей ко-ко! — сердито шепчет Бодо и дёргает за руку. — Замолчи, а то барышня разгневается.
А девчушка ревёт в голос.
— Не плачь, — говорит Аниска, — вот я найду свою княжну, выпрошу тебе другую курицу и петуха в придачу. Не надо плакать. Петух-то кука-реку, курочка-то кудах-тах-тах, из яиц цыплятки вылупятся — цып, цып, цып! Ой, да замолчи ты!
А девчушка уж икать стала, так наплакалась. Аниска вздохнула и спрашивает:
— Что ж вы одни здесь? Остальные-то где?
— Сестра в замке шерсть прядёт, отец на замковом лугу сено косит, братик под замковой стеной на виселице висит за то, что кролика в замковом лесу поймал.
Испугалась Аниска — и замка-то давно не видать, а его чёрная тень и до этого места пала. Надо скорей дальше бежать.
Вот она бежит, бежит, добежала до опушки леса. А там молодой парнишка собирает жёлуди в мешок. Увидел он Аниску, на колени бухнулся, сдёрнул шапчонку с нечёсаных волос, дрожащим голосом спрашивает:
— Барышня, вы из замка? Не гневайтесь на меня. Я ничего плохого не делал. Если я собираю жёлуди, чтобы прокормить нашу свинью, так уж мы отдали за это в замок одного поросёнка. И если отцу было приказано сделать загородку вокруг замкового огорода, чтобы зайцы из лесу не пробрались туда и не погрызли замковую капусту, так мы уже работали там два дня, а сегодня меня управляющий замком отпустил…
— Ах, пожалуйста, собирай жёлуди, если тебе надо, — прервала его Аниска. — Мне это совсем всё равно. Ты мне только скажи, как мне пройти в город?
Парень смотрит на неё, глазки выкатил, рот распустил, всей пятернёй в голове чешет.
— Пройти? — говорит. — В город? — говорит.
— Ну да, в город, — отвечает Аниска. — Чего ты вылупился?
Тут у парня глазёнки заблестели, он хитро усмехнулся и таково вкрадчиво спрашивает:
— В город пройти? Ай-яй-яй! А почему вы, барышня, пешком и одни в город собрались? А где ваши слуги и почему вы не верхом на коне? А почему на вас платьице мокрое да порванное? Я было подумал, не приключилась ли с вами какая беда на охоте. Да нет, не похоже. Ох, здесь дело нечисто! А может быть, вы вовсе не барышня и не из замка? А мо жет, ты поганая ведьмина дочка и бродишь в наших места: воровать да колдовать, чтобы наши нивы засохли, и скот подох, и у людей в костях завелась хворь? Может быть, ты, упаси боже, на нашу госпожу графиню зло задумала? Ага, молчишь? Вот я тебя сейчас отведу в замок, и тебя там казнят, а мне будет награда!
С этими словами он бросился к ней, но Аниска не растерялась, подставила ему ножку. Он полетел вверх тормашками, жёлуди посыпались из мешка, а она не стала дожидаться и скорее побежала прочь. Один раз она оглянулась и увидела, что всё небо закрыла тёмная тень.
Глава тринадцатая
СТАРУШКА
это уже настали сумерки.
Аниска совсем выбилась из сил, упала на придорожный камень, закрыла лицо руками, плачет:
— Ой, бедная я, несчастная я уродилася! И куда путь держать, сама я не знаю! И где меня погибель ждёт, я не ведаю! Избежала я яда, топора и петли, а придёт мне конец на чужой стороне. Ой, уж не видеть мне родимого батюшки, семерых моих милых братиков. Как-то они там без меня живут! Не видать мне ласковой подружки Анны Ярославны. Небось ждёт меня, ищет, слёзы льёт.
Плакала она, плакала и вдруг слышит — кто-то идёт, медленно тащится. Отняла Аниска руки от глаз, видит — бредет по дороге старушка, маленькая, тощенькая, вдвое согнулась под тяжёлой вязанкой хвороста. Идёт и сердито себе под нос бормочет.
Подошла старушка к Аниске, остановилась, оглядела с ног до головы, а потом осмотрела с головы до ног, а потом скосила глаза и ещё сбоку взглянула, усмехнулась, подмигнула и заговорила:
— Ох уж эти мне молодые да нежные — из-за всякого пустяка слёзы льют. Вот я, старая, как тяжело несу, а не плачу.
Аниска пожалела старушку, подвинулась и говорит:
— Садись, бабушка, отдохни!
Старушка присела бочком, на Аниску поглядывает и ворчит:
— Ну и времена настали. И солнышко не так тепло греет, и дорога в лес вдвое длинней стала. А хворост тяжёлый, будто дубовые брёвна. Верно, отсырел от непогоды.
А какая там непогода! День-то был ясный, пригожий, и вечер хороший, и вчера не хуже было. Аниска пожалела старушку и говорит:
— Дай, бабушка, я тебе вязанку до дому донесу.
Старушка головой закивала, захихикала и говорит:
— Донесёшь ли? Я и то запыхалась, а ты, молодая да балованная, и поднять не сумеешь.
— Донесу, — говорит Аниска.
Взвалила она вязанку на плечи, пошла. А старушка семенит сзади, выговаривает:
— Ох уж эти молодые, к работе не приученные! За какое дело ни возьмутся, ничего толком не сделают. Вот теперь хворостину потеряла, да такую хорошую. Что же, мне всю дорогу за тобой подбирать, что ты уронишь?
Аниска тащит вязанку, молчит, а сама думает:
«Вот противная старушка! Что она надо мною издевается? И что у ней на уме — доброе или злое? Вот брошу я её противный хворост, убегу, пока не поздно, от греха подальше».
Однако же жалко ей эту ветхую старушку, идёт, несёт.
Вот приходят они к старушке домой, Аниска вязанку на земляной пол скинула, хочет идти, а старушка не пускает.
— Запарилась ты, отдохни немного. А я сварю кашу, накормлю тебя.
А уже вечереет, а ведь Аниска-то с Анной Ярославной уехали в лес до завтрака, да и после у
