Сказка о востоке, западе, любви и предательстве - Юханан Магрибский

— Сир… Шарль… — запыхавшись, едва смогла вымолвить Изольда, — где супруг мой, герцог Жоффруа? Разве не должен он был вернуться с того обхода, который он затеял?

Сир де Крайоси растерялся от её слов, и стоял перед ней, упустив глаза, будто мальчишка, которого строгая нянька уличила в недозволительной шалости.

— Ну же, сир? Отчего вы молчите? — требовала Изольда ответа.

— Моя госпожа, дело в том… Сам герцог, он… — мялся рыцарь.

— Да говорите же!

— Его светлость не велел никому говорить о том, куда и зачем он отправился, равно как и не велел сопровождать его, обещав вернуться задолго до заката, — отчеканил де Крайоси, подняв голову, глядя прямо в прекрасные и испуганные глаза герцогини.

— Отчего же тогда, сир, — заговорила Изольда, и в голосе её слышались слёзы, которых ещё не было в её глазах, — по городу разлетелся слух, что супруг мой убит, и говорят об этом на каждом углу, каждая служанка, каждая торговка, каждая уличная девка! — голос её сорвался на крик и затих.

Шарль молчал, сжав руки в кулаки, крылья его носа трепетали, играли желваки, сошлись на переносице брови. Невольно у Изольды скользнула мысль — как же красив паладин! Но она тут же прогнала её прочь, а сир де Крайоси, наконец, решился:

— Я немедленно созову людей, и мы разыщем вашего супруга, госпожа. С вашего позволения! — сир поклонился, и, не дожидаясь ответа, поспешил прочь.

Спустя краткий срок, который только и потребовался для того, чтобы отобрать лучших воинов, которые, в придачу, не станут болтать лишнего, Шарль уже спешно седлал коня, подтягивал подпругу, проверял уздечку, поторапливая своих людей. Но только он стал выводить коня из конюшни, как дорогу ему преградила Изольда. Она была верхом на тонконогом сером скакуне, с головы до ног закутанная в широкий плащ с капюшоном, однако свет падал на лицо, и было видно, что губы её плотно сжаты, а все черты сложились в одно выражение решимости так же верно, как складываются порой звёзды, открывая тем, кто умеет их прочесть, людские судьбы.

— Ваша светлость? — удивлённо обратился к ней Шарль.

— Я еду с вами. Нам нужно спешить, не мешкайте.

— Это невозможно, сударыня! Город за пределами дворца опасен, десятка человек не хватит, чтобы отразить…

— Вы слышали мой приказ, сир. Нет нужды его обсуждать.

Шарль молчал несколько мгновений: он стоял, будто окаменев с отведённой назад рукой, которой держал под уздцы коня, с опущенной головой, так что он едва ли видел даже копыта нетерпеливо приплясывающего серого жеребца Изольды. Медлить дольше он решился:

— Хорошо, ваша светлость, — ответил он и вскочил в седло.

Едва выехав за ворота дворца, всадники понеслись по улицам старого города, подгоняя коней, распугивая зевак.

— Дорогу! — кричал сир де Крайоси, и люди расступались, прижимаясь к старым стенам, так плотно сомкнувшимся, что двум всадникам тяжело было разминуться на одной улице. Их путь то взбегал по крытым лестницам со стоптанными ступенями, то тут же, проскочив лишь одну извилистую улочку нырял в подворотню и сворачивал, чтобы сбежать по точно такой же крутой лестнице со стоптанными ступенями, на которой конь легко мог переломать ноги, а сир де Крайоси всё гнал, и гнал вперёд, разгорячённый скачкой, влекомый рыцарственной грёзой.

Не раз и не два случалось, что перед ним вырастала глухая стена тупика, и тогда он только сжимал крепче зубы, разворачивая коня на месте, моля Господа, чтобы тот вывел его на верный путь, и оставляя позади, на цветастой циновке, в самом тупике причитать и сыпать проклятьями какого-нибудь старика с выкрашенной хной бородою.

Но рыцарь едва ли замечал высыпавших на улицы жителей Асиньоны, едва ли слышал свист и угрозы, летящие в его спину, едва ли помнил о своих спутниках, пока отряд не выскочил на площадь — двор четырёх домов, где толпа обступила их, во всадников полетели камни, где-то над головами показались наконечники копий.

— Шарль! — испуганно воскликнула герцогиня, и стыд душной волною охватил сира де Крайоси. Как он смел поддаться мгновенной слабости, как позволил герцогине мчаться вместе с собою в бурлящий как котёл город. Он не находил для себя ни прощения, ни оправдания, и непрошеные слёзы подступили к его глазам, пока меч прорубал дорогу к свободе, а голос будто сам отдавал приказы: «Не размыкать круг! Защитите её светлость, благородные сиры, или умрите!» — совсем не задумываясь над тем, что он сам сир де Крайоси был единственным рыцарем в отряде.

Мечи и окрики, взбешённые кони и безудержная ярость заставили дрогнуть нестройную толпу, побросать камни и копья, разбежаться по проулкам и подворотням, как сбегают крысы от огрызнувшегося вдруг старого пса.

— Уходим, — приказал де Крайоси, спешно оглядывая свой отряд: все живы, двое ранены, её светлость испуганна, но решительна:

— Скорее, сир, мы должны отыскать моего супруга! — понял Шарль, но не решился бы ответить, сказали это уста герцогини или её глаза.

И всадники снова закружили по клубку улиц бедняцкой Асиньоны, так похожих одна на другую, что никто вскоре не мог сказать, по этой ли улице они проезжали совсем недавно, или то была другая. Но сир де Крайоси не сдавался отчаянью, раз за разом повторяя попытки, и без устали шепча молитвы.

— Герцог мёртв! Герцог мёртв! — разносился по древней Асиньоне пожар. Улицы и площади наполнились народом, толпа разграбила казармы, смела не ожидавших нападения христиан, вооружилась и вдохновилась лёгкой победой, хлынула волной вперёд, к старому городу, закружила Джабраила водоворотом. И всё больше людей вставало под знамёна восстания, и уже полыхали по разным концам города занятые христианами башни и здания. Звучали голоса, что Божьей милостью, султан на подходе к городу, что он обхитрил христианского короля. Восторг лёгкой победы, сброшенного гнёта, свободы, переполнял душу поэта, и Джабраилу приходили стихи:

Проснулся лев! Не жди теперь пощады пёс, шакал, гиена!Смеялся ты, хвалился ты, усы топорщил ты надменно,Ты мог бахвалиться и выть, мог щёки раздувать, храбриться,Но лев проснулся, лев рычит! Беги! со львом тебе не биться!

И он слышал, как слова его оказались подхвачены сотней голосов и разнеслись над головами, высмеивая врага, вселяя смелость в души асиньонцев.

Но толпа наткнулась на копья, ударилась о строй закованных в железо воинов, отхлынула. Битва затянулась. Долго и тяжело, с большими потерями защищали восставшие улицу, то брали вдруг верх и отбрасывали христиан, то разбегались под ударом конных рыцарей, таранами врезавшихся в толпу, чтобы собраться вновь, и вновь идти на приступ. Дым, пот и кровь, усталость и смерть были всюду вокруг Джабраила, и стихи больше не приходили к нему, и голова его гудела, и слёзы текли из глаз.