Тренировочный день 2 - Виталий Хонихоев

же Альбина, которая считает себя игроком высшей лиги восприняла отпечаток помады на его щеке как вызов. И по-хорошему ему стоило бы оправдаться, объяснить ситуацию, сказать, что он тут не при чем, рассказать о Марине, которая Миррей Матье и о Валере, который подкаблучник с бешеным взглядом… но оправдываться сейчас? Он ни в чем не виноват, а начинать оправдываться — это заведомо ставить Альбину на одну ступеньку выше. Не то, чтобы он тут о социальных рангах беспокоился, но если он так сделает, то и она его никогда уже всерьез воспринимать не будет. Еще один — подумает она, причислив его к своему многочисленному сонму поклонников. Это же, кстати, ей и мешало в личной жизни, что она любовь и поклонение от своих воздыхателей воспринимала как слабость. А слабые мужчины такой фемине неинтересны. Так что… никаких оправданий.

— У тебя на щеке след помады. Судя по всему — довольно пухленькие губки были. — прищуривается Альбина: — Витька, ты что, берега попутал? Я с тобой в ресторан иду, а ты себе позволяешь такой фортель выкинуть⁈ Ты совсем охренел? Сейчас домой пойдешь, несолоно хлебавши! С кем ты тут миловался за пять минут до моего прихода⁈

— Это случайность, — пожимает он плечами: — рад что ты все же подошла. Пойдем в ресторан?

— Ты мне зубы не заговаривай, Витька. Какой к черту ресторан, если ты в таком виде?

— Значит нет? Ну нет, так нет. Не то, чтобы я так сильно в ресторан сегодня хотел. Что же… тогда давай останемся друзьями или хотя бы коллегами, чего уж тут. — разводит он руками, чувствуя себя немного глуповато.

— Виктор Борисович. — ноздри у Альбины начинают раздуваться: — я не понимаю причины такого… эпатажа. Извольте объясниться!

— Не собираюсь я перед тобой оправдываться. — отвечает Виктор: — какой в том смысл? Чтобы я не сказал — все равно виноватый буду. А у меня нет настроения сегодня виноватым быть. Вот только что видел одного такого… виноватого. Постыдное зрелище я вам скажу. Ну у него, наверное, стимул какой-то есть. А у меня? Это ты меня попросила сделать вид что мы пара, ты же меня вынудила в ресторан тебя пригласить, а сейчас делаешь вид будто я тебе уже чего-то должен. Это уже я должен спросить — а ты случайно ничего не перепутала?

— Да ты должен радоваться, что такая как я с тобой куда-то вообще пошла! Что рядом нас видели! — вспыхивает Альбина.

— Прости, что не прыгаю от радости, у меня что-то… спина побаливает. — отвечает Виктор: — после тренировки. Давай вот так, Альбина Николаевна — пойду-ка я домой. Чаю попью с людьми, в шахматы поиграю, может быть, у Гоги Барамовича еще чача осталась… все лучше чем наедине с разъяренной женщиной сидеть.

— Виктор Борисович! — эти слова Альбина выговаривает так, словно кнутом щелкает: — ты что о себе возомнил⁈ То, что я тебя с собой в ресторан позвала еще не значит что ты голову потерять должен! Кто ты такой вообще⁈ Физрук!

— Чем и горжусь. — кивает он: — ладно, не задалось свидание у нас. Пойду я домой, увидимся. — он поворачивается и идет прочь. На душе спокойно и светло. Мог бы он просто извиниться и объяснить в чем дело? Наверное мог. Но… честно говоря и в ресторане сидеть не хотелось… а больше всего не хотелось с Альбиной в эту непонятную игру «то ли пара, то ли не пара» играть. Какого черта? Любые отношения, даже фальшивые это всегда двухсторонняя дорога, не только в одну сторону все. А тут «ты должен быть благодарен» с самого начала. Как-то не очень, когда уже должен, а еще ничего не получил взамен. Сама же Альбина представляла из себя то самое «жароптицево перо», которое «много, много непокою принесет оно с собою». А оно ему нужно вообще? Вон как эта Марина-Миррей Матье с Валерой обошлась на его глазах, а ведь бедняга только опоздал на встречу. И ведь она ему еще устроит, такие не забывают. А самое главное — эти обиды на самом деле вовсе не обиды, а инструмент управления. Ну нет, он не позволит себя в состояние виновного на пустом месте вгонять. Он что? Позаботился о том, чтобы выглядеть как следует, оделся, обулся, денег у Гоги Барамовича занял, пришел вовремя, готовый так сказать к труду и обороне…

— Ты об этом еще пожалеешь! — кричит ему вслед Альбина. Он пожимает плечами, не оборачиваясь. Конечно пожалеет. Ссориться с коллегой по работе, особенно сейчас, когда днем в школе только он, она и Маргарита, да Ашот Варгиевич, завхоз, однорукий ветеран… это не входило в его планы. Тем более что права она кругом — он-то всего лишь физрук, даже с точки зрения исключительно должности. Но у Альбины Николаевны куда больше возможностей чем у него и это факт. Начать с ней кровную вражду, открыть боевые действия — глупый поступок. Однако и прогнуться на пустом месте — нельзя. Потому что, если не начать отстаивать свои границы, как только их нарушают — потом будет хуже. Накопится все, ты на дыбы встанешь, а на тебя только глазами похлопают, мол ты чего? Всегда тебя это устраивало, а теперь ты тут устраиваешь истерики.

Он идет, а какой-то гнусавый внутренний голосок говорит «ну чего ты, Вить? Господи, пойди и извинись, переведи все в шутку, проведешь приятный вечер с красивой девушкой, ты чего⁈ Что за принципиальность? Понимаешь же, что это глупо, вот так ссориться… просто поверни назад, еще не поздно, если ты извинишься…»

— Как там сказал Сократ на вопрос «жениться ли мне или нет» — делай как знаешь, все равно раскаешься… — вздыхает Виктор: — а если все равно раскаиваться, то и смысла в раскаянии нет.

— Какой вы умный, Виктор Борисович! — раздается голос совсем рядом. Он скашивает глаза набок и видит шагающую с ним рядом Лизу Нарышкину. Она одета совсем по взрослому, на ней легкое платье темных тонов, на голове широкополая шляпка и в наступающих сумерках легко можно перепутать ее возраст.

— А ты откуда тут взялась, Лиза? — спрашивает он у нее: — время уже позднее, чего не дома?

— Время детское. — отмахивается она рукой: — только девять тридцать, а мне до одиннадцати разрешают гулять. Я просто мимо шла, вижу, а там вы идете.