Солнце против правил - Анна Витальевна Литвинова

— Беда у тебя в семье. Мама умерла.

* * *

У Лии в воспоминаниях эти десять дней зимних каникул — самые страшные в жизни. Мама постоянно плакала. Отец ходил с видом независимым, непреклонным. Несколько раз девочка подслушивала, как мама просила его найти деньги. Десять тысяч долларов. Ее одноклассница хвасталась, что у них только машина стоит пятьдесят.

Но отец отвечал одно:

— Никогда и ни за что.

Тогда мама начала уходить из дома. Возвращалась, приносила какие-то распечатанные листы.

— Что это? — спрашивала девочка.

— Кредит пытаюсь взять. Но мне не дают. Никогда на работала. А квартиру заложить нельзя — потому что дети прописаны.

— Давай я попрошу эти десять тысяч! У кого-нибудь из друзей!

— Кто ж тебе даст, — безнадежно вздыхала мама.

Но Лия попробовала — поговорить с родителями своей лучшей подружки. Получила вместо денег строгий наказ: в гости больше не приходить. Никогда.

Десятого января мама с утра снова ходила в банк и вернулась грустная. Но потом прилегла отдохнуть, а когда вышла из спальни, Лия заметила: у мамочки лицо свеженькое, глаза подрисованы, губы накрашены. Хотя прежде никогда, даже на Новый год, косметикой не пользовалась. Еще и вместо обычных брюк бесформенных надела платье — свое единственное.

— Ты куда? — потребовала дочь.

— На собеседование. — Торопливо отозвалась. — Хочу на работу попробовать устроиться.

Лия хотела спросить маму, где она может работать, если закончила только один курс института, и зачем для собеседования макияж. Но увидела в ее глазах столько решимости и горя, что даже маленьким своим еще сердчишком поняла: лучше рану не бередить. Поцеловала мамочку, шепнула:

— Я тебя очень люблю.

— И я тебя люблю, милая.

Отец пару дней назад отбыл в деревню — напоследок устроил страшный скандал, что жена отказалась с ним ехать. Лию, к счастью, не взял:

— Как я там с ней один справлюсь?

Мама сказала:

— Собеседование — это долго, я могу прийти поздно. Пожалуйста, веди себя хорошо.

Лия, чтобы хоть чем-то ее порадовать, немедленно кинулась в квартире убирать. Тряпка, пылесос, полы. Потом взялась картину для мамы рисовать — еще час. Дальше книжку читала. За окном давно стемнело, а мамы все нет.

И только в десять вечера в дверь позвонили. На пороге — опять милиционеры, но Лия их не испугалась.

Те переглянулись:

— Девочка, ты одна? Где родители?

— Папа уехал в деревню. Мама пошла на собеседование. А Боря, — сглотнула, — Боря пока в тюрьме, но он скоро вернется.

— Отцу как можно позвонить?

— Никак. Телефона в деревне нет.

— У тебя есть еще родственники?

— Нет. Но вы подождите. Мама сейчас придет.

— Видишь ли в чем дело… — пробормотал пожилой милиционер, — боюсь, что с мамой твоей случилась беда.

А дальше у Лии что-то вроде как с головой произошло. Помнила очень смутно: свой плач, перешедший в истерику, потом врачей, больницу.

Она не могла поверить, что мама умерла, — сколько ей ни пытались всунуть горькую пилюлю.

Но через три месяца щадящей детской психотерапии признать все-таки пришлось: не только мамы нет. Еще и Борьке помочь больше некому. Потому что отец своего принципиального решения так и не изменил.

* * *

Уже к семи вечера температура воздуха упала до минус пяти, но Федор Олегович к трудностям был готов. Вязанку сухих дров прихватил с собой. И на месте, пока не стемнело, успел веток подсобрать. Костер уютно расцвечивал ледяную тьму, в котелке булькала вода. Водопад Каракая-Су грохотал примерно в пятистах метрах.

Выйти в медитацию он планировал ровно в полночь. А пока что максимально утеплился, приготовил спальный мешок и юркнул в палатку. Прежде гордился, что умеет, словно Штирлиц, заснуть, когда нужно, но общение с нытиками из санатория «Мечта» на пользу не пошло. Наслушался о «стариковской бессоннице», и, поди ж ты, — его тоже накрыло. То холодно, то неудобно, то вроде как чей-то вой совсем близко от палатки. Вдруг дети вспомнились.

Судьба вора и хама Бориса его не интересовала. А за Лией приглядывал. Знал, что дочка работает здесь, в Целебноводске. И в нынешний свой приезд сходил однажды на вечерний променад к ее санаторию. Притворялся, будто выбирает продукты пчеловодства в ларьке напротив, а сам наблюдал через стекло витрины, как разбегаются по домам врачи и медсестрички. Оценил здоровый цвет лица дочери, осудил ее лишний вес и особенно электросамокат. Желание подойти, пообщаться подавил.

Женский контингент в «Мечте», где он отдыхал, постоянно трещал о внуках, правнуках, детях. Федор Олегович искренне изумлялся: как могут взрослые, цельные люди настолько растворяться в чужих жизнях? Тратить на наследников невеликие свои пенсии и совсем уже небольшое оставшееся время на этой планете?

Лично он категорически предпочитал: не распыляться на привязанности и чужие проблемы, а вместо этого развивать собственное тело и дух.

До восьми вечера откуда-то издалека еще доносились голоса, смех, гудки автомобилей. Дальше его логово накрыла тишина — кромешная и звенящая, как бывает только в горах.

Федор Олегович надеялся: лихих людей здесь нет, а хищников отпугнет костер, но отключиться-расслабиться никак не выходило. Однако заставил себя до одиннадцати вечера полежать, ибо покой тела даже при бодрствовании мозга все равно приводит к успокоению души.

В двадцать три ровно вышел из палатки. Расшевелил костер, съел заранее заготовленный вечерний рацион — курагу с орехами и зубчик чеснока, выпил травяного чая. Ночь обступила со всех сторон — величественная, холодная и манящая.

Федор Олегович взял йоговский коврик, включил фонарик и отправился по еле различимой тропе к финальной цели путешествия — водопаду Каракая-Су.

Нашел максимально ровное место — так, чтобы брызги не долетали, но махину видно, а сырость приятно холодила лицо. Расстелил коврик, тщательно проверил, чтоб под ним никаких неровностей. Устроился в позе полного лотоса. Пальцы сложил в джняна-мудру. Закрыл глаза. На часы не смотрел — и без хронометра знал, что полночь совсем близко.

Сумасшедшая энергия гор и воды захлестнула. Даже малейшего усилия делать не пришлось — мгновенно удалось погрузиться в собственный мир. В состоянии измененного сознания часто слышишь звуки, музыку, люди являются в виде контуров, полутеней, и когда чья-то рука коснулась плеча, Федор Олегович не удивился. Сейчас вселенная передаст послание. Надо только понять, какое именно.

Однако трясли слишком уж реально, и помимо воли он вышел из пограничного состояния, открыл глаза, обернулся. Чудится? Лия. Его дочь. В драматическом черном пальто. Волосы развеваются на ветру.

Как могла здесь оказаться? Или все-таки это видение — удивительно яркое, потому что он находится в месте силы?!

Но тут из тьмы выступил еще