Альфа Большой Медведицы - Владислав Крапивин

– Хватит. Мне инфаркт ни к чему, – сказал Валерий.

– Нет, я правда поднимусь.

– Ты сначала меня подними со стула. Пусть я провалюсь сквозь землю, если еще раз разрешу такое дело.

– Ничего не случится. Я в самом деле смогу теперь подняться, – очень убедительно проговорил Серёжа.

Он поднялся.

Он продернул фал через блок, тихо соскользнул вниз. вытер о траву ладони и шепотом сказал:

– Ну вот… Все.

Валерий стал поднимать флаг.

Кэп Сергей Семенов подтянулся и поднес к берету ладонь. На Серёжу не смотрели. Он выпрямился и поднял в салюте руку.

Когда флаг был поднят и закреплен, они, трое, молча разошлись по домам.

Собирался отряд. В ожидании линейки мальчишки толклись в кают-компании и во дворе. Вахтенный Павлик Локтев сказал Юрке Сараеву:

– Иди почисти ботинки, а то будет нахлобучка. Кэп и так рычит.

Сергей действительно рычал на весь белый свет. Его швертбот «Ласточка» при полном ветре сел на затопленную корягу и погнул перо руля, а на «Андрюшке» погнуло обойму гика и оборвало на гроте галс-оттяжку. И все потому, считал Сергей, что дисциплина в отряде "дошла до ручки". Он погнал двух человек пришивать висящие на ниточках пуговицы, горнистам сказал, что трубы у них заросли ржавчиной, и велел драить до солнечного блеска, а Вовку Голосова пообещал выставить из рулевых за дырку на локте.

– Орда, а не отряд, – негодовал он. – Причем совсем не золотая. Повтыкать бы всех на грядках вместо пугал – самое подходящее дело…

И тут ему на глаза попал Серёжа. Видимо, случайно.

– Иди сюда.

Серёжа подошел, торопливо прикидывая в уме, все ли у него в порядке. Семенов сказал:

– Возьми на вахте свой барабан. Валерка спит и видит, как от него избавиться. Замучился совсем.

Потом так же хмуро он оглядел растерянно моргающего Коноплёва с ног до головы: белая обмотка бинта, блестящая пряжка с якорем, выгоревшая рубашка с темным следом споротой штурманской нашивки на рукаве.

– На кого ты похож… Ты что, своим беретом велосипед чистил? Якорь едва пришит, пятна какие-то… Да иди галстук надень. И чтоб глаженый был, как полагается.

И потом, видя Серёжкины глаза, в которых разгорались счастливые искорки, он перешел на вежливо-ироничный тон:

– И вообще, штурман Коноплёв, потрудитесь привести в порядок вашу форму…

1971 г.

ВОРОБЬИНАЯ НОЧЬ

Три десятка мальчишек, которыми я командую, чаще всего называют себя одним словом – "отряд". Но за этим коротким названием скрыто многое. Прежде всего это действительно пионерский отряд. А еще – пионерская парусная флотилия, юнкоровский форпост, любительская киностудия. Еще, по мнению сердитых соседок, "хулиганская компания", потому что слишком громко барабанят и горнят, вечно что-то пилят и строгают (а от этого мусор), пускают в подъезды собак и не здороваются с теми, кто пишет на отряд жалобы.

Три десятка очень разных и не очень спокойных ребят. Кто-то вырастает и расстается с отрядом, на их место приходят новенькие. Обычно мы принимаем новичков осенью, чтобы до весны подготовить их к парусной практике и походам.

А Витька пришел весной. Так уж получилось: приехал из другого района. Родители весь день на работе, дома Витьку оставлять не решаются. Вот мама и попросила взять его в отряд.

Был он маленький, щуплый, слишком серьезный. Ничего не знал и не умел. Над ним не смеялись, конечно: малышей у нас не обижают даже шуткой. Но кое-кто из «ветеранов» потихоньку вздыхал и думал, что в походах придется тащить Витькин рюкзак на своих плечах. А может, и самого Витьку.

К тому же выяснилось, что новичок и плавает "не очень". Когда первый раз пошли на яхтах, пришлось его особенно тщательно «упаковывать» в спасательный жилет и предупредить других членов экипажа: "Поглядывайте за ним".

Посреди озера нас прижала гроза. С молниями, трескучим громом над самой мачтой и прочими удовольствиями. Набухшая туча готовилась выдать полную порцию прохладного майского ливня.

Витька сидел неподвижно, с серьезным лицом. Он так вцепился в борт, что пальцы побелели. Остальные ребята тоже посерьезнели. Они знали, что ливень не самое скверное. Где гроза, там и шквалы.

Первый шквал добросовестно постарался нагнуть мачту к самой воде. Пришлось скомандовать:

– На борт!

Когда ветер «давит» яхту, надо ее откренивать – садиться на наветренный борт, а иногда и просто вывешиваться за него.

И тут я увидел Витьку в деле. Уцепившись ногами за решетку на палубе, он по всем правилам искусства перегнулся спиной через борт и старался вместе со всеми поставить наш кораблик на "ровный киль". Он так усердно откидывался назад, что стриженой макушкой иногда чиркал по гребешкам волн.

Подгоняемая шквалистыми порывами, яхта помчалась к пирсу.

– Ты молодчина, – сказал я Витьке, когда мы под навесом выкручивали мокрые рубашки.

Он поднял на меня серые честные глаза и тихонько признался:

– Вообще-то я очень боюсь грозы.

Валерка Новоселов, который крутился рядом, услышал и ободряюще произнес:

– Ничего. С возрастом пройдет.

Он был старше Витьки на целый год.

А потом на Витькину долю выпала гроза, перед которой майский шквал казался простой игрушкой.

Мы были в походе. Сначала прошли вдоль границы Европа – Азия, потом поднялись на гору Волчиха, спустилась к реке Чусовой и берегом вышли к Волчихинскому водохранилищу. Ни Витькин рюкзак, ни Витьку на маршруте тащить не пришлось, он шел наравне со всеми. Вымотался, конечно. Но холодно отверг предложение освободить его от ночной вахты.

Ночная вахта – это двухчасовой караул, охрана лагеря. Младших мы всегда ставим дежурить первыми, чтобы потом спали спокойно. Витька получил пневматическую винтовку и пошел на пост. На ногах его хлопали чьи-то резиновые сапоги, слишком большие; Витька в них влез, чтобы не ободрать ноги в кустах.

Горизонты заволакивало, и стояла душная тревожная тишина. Валерка Новоселов пророчески сказал:

– Братцы-кролики, добром это не кончится.

Костер жался к земле. Настроение было так себе. Раздалось хлопанье сапог, и Витька, возникнув из темноты, тихо сказал:

– Там, в кустах, кто-то вроде бы ходит. Я пойду проверю. Можно?

– Проверь, – сказал я.

И, подождав, пошел следом. Витька меня не видел.

Я с трудом различал его силуэт, но даже по этой смутной фигурке с винтовкой наперевес видно было, как он боится. Боится этой глухой предгрозовой тишины, непонятной опасности в кустах, темноты. Какую силу воли надо иметь, чтобы так бояться и все-таки идти!

Он добросовестно обшарил кусты и не нашел ни шпионов, ни хулиганов, ни диких зверей. Вернулся к костру и доложил:

– Никого. Наверно, заяц проскочил.

И тут началось! Словно по всему горизонту расставили лампы дневного света и попеременке стали включать их. Потом «лампы» почти перестали

мигать, придвинулись, и мы оказались в розовато-лиловом свете слившихся воедино грозовых вспышек.

Над кустами метались потревоженные птицы.

Ахнул такой гром, что показалось, будто все деревья сейчас упадут на палатки. И тут же обрушились целые водопады.

Мы ринулись в палатки.

Из соседней палатки, где обосновались старшие ребята, донеслось:

Наверх вы, товарищи, все по местам!..

– Заливает их, – сказал Валерка. – Старшие всегда самые лодыри, не окопали палатку.

Я выглянул, чтобы определить масштабы бедствия. И увидел Витьку.

Он стоял у сосны. Дождь лупил его по спине, по берету, наливался в сапоги, гроза атаковала его оглушительным треском и вспышками, а он оставался на посту, маленький и прямой, как стойкий оловянный солдатик. Только ствол винтовки опустил, чтобы не попала вода.

Я выскочил под ливень:

– Витька, сумасшедший! Марш в палатку!

Он помотал головой. Губы у него были сжаты. "Вообще-то я очень боюсь грозы", – вспомнилось мне. Я набросил на него кожаную куртку, потому что было ясно: он не уйдет.

– А ты иди! Ты ведь не дежуришь! – крикнул он.

От костровой площадки донеслась песня:

В флибустьерском дальнем синем море…

Несколько человек с брезентовым тентом танцевали над непогасшими еще углями.

– Чуть костер не загубили, – сказал кто-то. – Вон маленький Витька с поста не ушел, а мы…

Мы отстояли костер. Потом переодели промокшего часового. Новая вахта ушла на посты. Сквозь сон я услышал чьи-то слова:

– Такая гроза ночью, когда птицы летают, называется воробьиная ночь. Ну и жуть!

…Однажды я выступал перед ребятами в школе, рассказывал о своей новой книжке, об отряде, о путешествиях, И одна девочка попросила:

– Расскажите о пионерском характере. Что это, по-вашему, такое?