Оружие, которое себя исчерпало - Л. Феоктистов

Однако при первом же испытании серийного „изделия“ обнаружилось значительное и поначалу необъяснимое отклонение во временных характеристиках взрыва. Стало ясно, что мы допускаем ошибки, не знаем чего-то о веществе, находящемся в поле мощной радиации. Усилиями наших организаций, а также некоторых привлечённых институтов Москвы картина была прояснена. Окончательную же точку поставил наш специализированный полигонный физический опыт с множеством элементов и пространственно-временных измерений. Полученные данные оказались фундаментальными (они мало впоследствии корректировались) , имели решающее значение для конструирования отечественных ядерных зарядов.

Где-то в конце 50-х по инициативе А.Д. Сахарова в КБ amp;ndash;11 затеяли делать супербольшую бомбу. Ни один человек толком не понимал, зачем она нужна. Но она очень нравилась московскому начальству и главное — самому Н.С. Хрущёву, в то время Первому секретарю ЦК КПСС. Видимо, и здесь торжествовал активно распропагандированный тогда принцип — дальше всех, быстрее всех, больше всех. Многочисленные совещания на самом высоком уровне, непрерывные запросы от ЦК КПСС, высочайшее внимание, оказанное КБ amp;ndash;11 , не могли оставить равнодушными и нас в Челябинске. Мы решили „войти в тему“, но с двумя оговорками. Во-первых, своё „изделие“ — существенно меньшее по размеру, но всё же из разряда больших — мы делали с жёсткой привязкой к носителю (ракете) . Во-вторых, внесли существенные поправки в явно переусложнённую конструкцию КБ amp;ndash;11 .

Наш институт провёл тогда серию испытаний и в очередной раз обошёл своего конкурента — по крайней мере с позиций привязки ядерного суперзаряда к носителю.

* * *

Упоминая об эпопее с большими бомбами, я, разумеется, никакого восторга не испытываю. Напротив, если меня сегодня спросить, в чём я вижу самое главное достижение Челябинска-70 в военной области, ответ будет совершенно определённым: это миниатюризация.

Наш первый научный руководитель К.И. Щёлкин был горячим сторонником малых зарядов. Он говорил:

— Разве для такого большого города, как Москва, недостаточно двадцати или пятидесяти килотонн, чтобы деморализовать население, подавить связь, управление? Преимущество небольших зарядов огромно. При необходимости мы можем делать их вместе с ракетой у нас на Урале, в тех же Каслях…

Хочу напомнить, что в ту пору счёт ядерным зарядам и ракетам шёл не на сотни и тысячи, как в 70-80-е годы , — они учитывались поштучно, а угроза войны, в том числе ядерной, ощущалась вполне реально. Вспомнить хотя бы Карибский кризис…

Работа над созданием небольших водородных зарядов — это самостоятельная страница в истории Челябинска-70 . Именно здесь в начале 60-х, независимо от разработок американских стратегов, закладывались основы для РГЧ (разделяющихся головных частей) . Этим термином стали обозначать группу зарядов, располагающихся на одной ракете-носителе. Недалеко от нашего объекта, в городе Миасс Челябинской области, находилась другая засекреченная точка — конструкторское бюро под руководством академика В.П. Макеева. Это в его КБ и под его руководством были созданы мощные морские ракеты для атомных подводных лодок, включая межконтинентальные ракеты с РГЧ. Ядерное оснащение этих ракет полностью обеспечивалось „продукцией“ нашего института.

Тенденция к миниатюризации проявилась не только в отношении стратегических видов вооружения. Челябинск-70 стал монополистом в создании артиллерийских атомных снарядов. В этих малогабаритных боеприпасах (а для них непременным требованием была внешняя идентичность с обычными, неядерными снарядами) удалось достичь значительной мощности путём перенесения некоторых приёмов, заимствованных от РГЧ.

Уже на первых порах развития ракетно-ядерной техники естественным образом возник вопрос о противодействии ядерным силам вероятного противника, включая все теоретически возможные ситуации. Одно из важных направлений этой работы — повышение стойкости собственных образцов ядерного оружия к гипотетическим воздействиям на него технических средств противника.

Ещё до разделения объектов под руководством Я.Б. Зельдовича развивалась идеология взаимной поддержки делительных и термоядерных реакций в одном узле, направленная против снижения мощности при провокации чужими нейтронами раннего неполного взрыва. Тогда же появилась теория электромагнитного действия ядерного взрыва. Электромагнитное излучение, наряду с ударной волной, световым и проникающим излучением, превратилось в важнейший фактор поражения, с которым необходимо было считаться. Зная сильные и слабые стороны своих зарядов, мы подвергали их в целом или отдельные элементы воздействию ядерным зарядом-облучателем.

Поскольку всегда считалось, что заряды существуют не сами по себе, а в системе с противодействием (противоракетная оборона, противовоздушная оборона и т. д.) , это находило отражение в технических характеристиках бомбы или головной части ракеты. При этом на практике „продавцы“, то есть мы по отношению к „покупателю“ — Минобороны нередко стремились приукрасить положение. И как раз именно в этом пункте — в доказательстве преимуществ своих „изделий“ в отношении ПРО — конкуренция Челябинска с Арзамасом была наиболее жёсткой.

Всегда существовала дилемма, которую условно можно представить так. Что лучше: иметь два заряда в носителе или один, но с удвоенным радиусом поражения? Мы отстаивали первое, считая такой подход более эффективным. В какой-то момент решились на прямой опыт. В полигонных условиях была имитирована боевая обстановка: заряд-облучатель действовал на „атакующий“ заряд, спустя некоторое время облучённый заряд взрывался. В итоге подтвердились наши предсказания. Насколько мне известно, коллеги-соперники из Арзамаса-16 на подобный эксперимент так и не решились и все свои заключения о стойкости боеголовок выводили из теоретических соображений или косвенных экспериментов.

И ещё одна, уже чисто количественная ремарка. В 70-е годы из общего числа зарядов, имевшихся на вооружении армии, более двух третей было разработано в Челябинске-70 . При этом по численному составу наш коллектив был втрое меньше Арзамаса-16 . Насколько мне известно, и до настоящего времени все комплексы ВМФ и ВВС оснащены исключительно ядерными зарядами, разработанными во ВНИИТФ.

* * *

Общая картина будет неполной, если не затронуть вопрос о так называемых мирных зарядах, создававшихся в нашем институте для использования в интересах народного хозяйства. Ясно, что развитие в этой области сдерживалось радиоактивностью, неизбежным спутником любых нейтронных реакций. В свою очередь, наиболее опасная часть радиоактивности, порождающая долгоживущие изотопы, происходит от деления тяжёлых ядер урана (или плутония) . Поскольку никто тогда не умел, да и сейчас не умеет, разжечь термоядерную реакцию без энергии деления, задача заключается в том, чтобы деление в общем энергобалансе имело наименьшую долю.

Уже в конце 50-х годов был поставлен вопрос о том, чтобы обеспечить разгорание в водородном узле без деления, за счёт сжатия и разогрева центральных слоёв от ударной волны. Правда, побудительным мотивом в ту пору служили не заботы о радиационной чистоте, а исключительно экономические соображения.

В начале 60-х подобного рода работы вновь возникли в Челябинске-70 , но уже для мирных применений и с существенной модификацией. Нужно сказать, что исследования по мирным ядерным зарядам всегда велись с большим энтузиазмом. И не только потому, что серьёзно расширялся круг наших знаний. Мы свято верили, что ядерная война с её бесчисленными бедствиями никогда не настанет, сознавали, что во имя этого и стараемся, обеспечивая ядерный паритет. И всё же каждому из нас по-человечески очень хотелось, чтобы труд, которому себя посвятили, принёс непосредственную пользу обществу. В этом мы видели некий элемент внутренней реабилитации.

Горячим сторонником развития мирной тематики был Е.И. Забабахин, сменивший на посту научного руководителя К.И. Щёлкина. Евгений Иванович всегда проявлял огромный интерес к промышленному использованию ядерных взрывов и к тем построениям, которые несли бы в себе минимальную радиоактивность. Он хотел подарить миру конструкцию, которая вообще не имела бы осколочной радиоактивности, а термоядерное разгорание осуществлялось бы с помощью взрывчатых веществ — последовательно, от горячего центра в его знаменитом „слоёном пироге“.

За десять лет до этого в группе Я.Б. Зельдовича, о чём я уже упоминал, занимались термоядерной детонацией дейтерия. Но безуспешно. Хотя теоретические исследования были удивительно увлекательными, практического продолжения они не имели — из-за громоздкости, недоказуемости того, что устойчивый процесс возможен. В 1953 году эти работы были прекращены.