Мертвые мстят. Рассказы американских и английских писателей - Джонатан Вуд

Нож вырвался из рук Анжелы и упал на пол. Она не попыталась даже его поднять. Отступив на шаг, женщина беспристрастно осмотрела ущерб, причиненный любовнику. Ущерба оказалось предостаточно. Тони с ужасом уставился на рану. Да, она отнюдь не походила на поверхностный разрез. Кровь обильно стекала к кончикам пальцев и капала на пол.

— В добрый час! — промолвила женщина удовлетворенно. — Теперь все выглядит достаточно убедительно.

Тони медленно оторвал взгляд от раны на руке и посмотрел на Анжелу. Его лицо исказилось от ярости.

— Ты довольна, да? — зашипел он с ненавистью.

— Теперь вполне.

— И я в восторге от того, что слышу, — проскрипел он зубами.

Глаза любовника загорелись мрачным огнем, а в голосе зазвучали истерические нотки.

— Но почему Брюс порезал только меня? Почему только меня он ударил лампой?

— Потому что именно тебя он угрожал убить, — вновь напомнила она.

Тони отрицательно покачал головой.

— Не забывай: твой муж, застав нас в постели, должен настолько обезуметь от гнева, что, вероятнее всего, захотел бы убить не только меня, но и тебя.

Анжела догадалась, к чему он клонит.

— Брюс никогда не причинял мне малейшего вреда, — солгала она.

— И, тем не менее, будет справедливо, если мы разделим поровну неприятности, которые следуют из нашего преступления, Анжела, — сказал Тони, нажимая на каждом слово, — да, я выстрелил в него, согласен. Но в действительности ты задумала его убить, ты подстрекала меня. Значит, мы оба в равной степени виновны. Полагаю, что в равной степени мы должны страдать от того, что совершили.

Замолчав, Тони поднял здоровой рукой нож.

— О, нет! Не подходи! — сказала она, стараясь не закричать.

— Картина должна быть правдоподобной, не так ли? — продолжил он безжалостно и хрипло.

— Что ты хочешь сделать?

— Нужно, чтобы и ты кровоточила. Чтобы лилась и твоя кровь, — ответил он зловещим повтором ее же собственных фраз.

«Куда бежать?» — спросила себя женщина, впадая в панику. Стоя между ней и дверью, Тони загородил ей дорогу. И лезвие — длинное лезвие настоящего мясного ножа — неумолимо надвигалось на нее.

«У него не хватит смелости порезать меня, — мелькнуло в голове Анжелы. — Ведь он всегда так восхищался моей нежной и гладкой кожей».

— Успокойся, Тони, я тебя умоляю…

— Мы должны поровну разделить страдания, моя любовь. Тони всем своим телом прижал ее к стене. Окровавленной левой рукой он надавил ей на шею, почти прервав ее дыхание. Правая, свободная рука занесла медленно нож…

— Только не лицо, Тони! Я не хочу, чтобы ты меня обезобразил!

Но она уже не имела дело с прежним Тони, покорным и любящим существом. В эту ужасную минуту ее прижимал к стене зверь в человеческом образе, и к тому же, раненый и разъяренный от вида собственной крови.

— Ты должна понять, моя девочка, — проговорил он с неумолимой жестокостью. — Разве ревнивый Брюс хотел оставить тебя внешне такой же прекрасной, чтобы ты соблазняла других мужчин? Он, конечно, в первую очередь испортил бы твое лицо для того, чтобы не разделять твои прелести с другими. Гениальная идея, не правда ли?

Кончик ножа раскроил щеку Анжелы. Больше боли она ощутила ужас от того, что обезображена. Этот ужас удвоил, утроил силы ее маленького тела. Упершись ладонями в грудь Тони, она отбросила его от себя.

С этого момента инстинкт самосохранения полностью затмил ее разум. Женщина действовала слепо, не думая о последствиях. Анжела увидела валявшийся на полу среди разбросанных вещей пистолет. Она бросилась ничком и схватила его. Даже не пытаясь подняться, перевернулась на спину и открыла огонь.

Анжела отчаянно нажимала на спусковой крючок, пока не опустела обойма, и курок не щелкнул впустую.

В комнате еще не умолкло эхо выстрелов, когда послышался другой шум. Кто-то стучался во входную дверь, настойчиво и непрерывно. Но мозг Анжелы не сразу отреагировал на этот стук. Никто — так она полагала — не мог нанести визит в столь поздний час.

— Тони… — сказала она машинально. В этот момент что-то в ее голове прояснилось… Тони валялся в луже крови, там, где он упал, сраженный пулями, — поперек кровати… Тони не отвечал.

Какая неразбериха! Как я смогу все это объяснить?

Возникшая проблема напрягла все ее умственные способности, полностью поглотила ее внимание. Мысленная сверхконцентрация как бы наглухо изолировала ее от внешнего мира, от действительности, в которой два трупа валялись перед ней…

Подумай хорошенько. Сосредоточься.

Мое бедное лицо. Ни в коем случае не забудь про лицо!

Успокойся, Анжела… Надо тебе как-то все это объяснить… Кто убил Брюса выстрелом из пистолета?… Тони, конечно, он… И отпечатки его пальцев теперь на рукоятке ножа… Но кто же тогда порезал Тони?… Брюс, естественно, он… Только Брюс прикасался к ножу… Следовательно, отпечатки Брюса должны быть на рукоятке ножа… Нужно поэтому взять нож у Тони и вложить его в руку Брюса… Хорошо. Но что делать с пистолетом?… Кто опустошил обойму в Тони?… Только не ты, Анжела! Ты — причина и свидетельница этого побоища. Это все, что тебя касается… Вложи пистолет в руку Тони… Но кто же тогда его застрелил? Чьи отпечатки пальцев должны быть в конце концов на рукоятке пистолета?

Мысли Анжелы, казалось, вращались в замкнутой круге. Когда, наконец, входную дверь с грохотом взломали, и полицейские появились на пороге спальни, они увидели перед собой страшную и зловещую картину настоящей резни: с окровавленным лицом женщина сидела на полу между двумя залитыми кровью трупами. Анжела обернулась к полицейским, словно к оракулам за советом:

— Должна ли я вложить револьвер в руку Тонн? Нет, это делать нельзя. Не так ли?… Может быть, будет более правдоподобным, если представить дело так, что я убила одного из них? Или лучше утверждать, что я не убивала ни того, ни другого? Скажем, Тони, смертельно раненный, послал Брюсу пулю в сердце… Может быть, мне все-таки следует стереть свои отпечатки с рукоятки пистолета? Скажите, я очень изуродована?

Джо Горес

ПРОЩАЙ, ПАПА!

Я вылез из машины и вдохнул полной грудью ледяной воздух Миннесоты. Всего лишь вчера я приехал на автомобиле из Спрингфилда, штат Иллинойс, в Чикаго и вот на этом, втором автомобиле добрался сюда. В стеклянной витрине старого автовокзала я увидел собственное отражение — высокого и худого человека, с очень бледным я напряженным лицом, одетого в короткий для его роста плащ. В этой же витрине я увидел другое отражение — полицейского в форме, — и дрожь пробежала по моей спине. Неужели они уже знают, что я вовсе не погиб в автокатастрофе?