Полное собрание сочинений в десяти томах. Том 2. Стихотворения. Поэмы (1910–1913) - Николай Степанович Гумилев

Влюбленность ваша — музыка клавира.

Ах! Бог Любви, заоблачный поэт,

Вас наградил совсем особой меткой,

И нет таких, как вы...» Она в ответ

Задумчиво кивала мне эгреткой.

Я продолжал (и резко за стеной

Звучал мотив надтреснутой шарманки):

«Мне хочется увидеть вас иной,

С лицом забытой Богом гувернантки;

И чтоб вы мне шептали: “Я твоя”,

Или еще: “Приди в мои объятья”.

О, сладкий холод грубого белья,

И слезы, и поношенное платье.

А уходя возьмите денег: мать

У вас больна иль вам нужны наряды...

...Мне скучно всё, мне хочется играть

И вами, и собою — без пощады...»

Она, прищурясь, поднялась в ответ,

В глазах светились злоба и страданье:

«Да, это очень тонко, вы — поэт,

Но я к вам на минуту... до свиданья!»

Прелестницы, теперь я научен,

Попробуйте прийти, и вы найдете

Духи, цветы, старинный медальон,

Обри Бердслея в строгом переплете.

55. Современность

Я закрыл Илиаду и сел у окна,

На губах трепетало последнее слово,

Что-то ярко светило — фонарь иль луна,

И медлительно двигалась тень часового.

Я так часто бросал испытующий взор

И так много встречал отвечающих взоров,

Одиссеев во мгле пароходных контор,

Агамемнонов между трактирных маркеров.

Так в далекой Сибири, где плачет пурга,

Застывают в серебряных льдах мастодонты,

Их глухая тоска там колышет снега,

Красной кровью — ведь их — зажжены горизонты.

Я печален от книги, томлюсь от луны,

Может быть, мне совсем и не надо героя,

Вот идут по аллее, так странно нежны,

Гимназист с гимназисткой, как Дафнис и Хлоя.

56

Да! Мир хорош, как старец у порога,

Что путника ведет во имя Бога

В заране предназначенный покой,

А вечером, простой и благодушный,

Приказывает дочери послушной

Войти к нему и стать его женой.

Но кто же я, отступник богомольный,

Обретший всё и вечно недовольный,

Сдружившийся с луной и тишиной?

Мне это счастье — только указанье,

Что мне не лжет мое воспоминанье

И пил я воду родины иной.

57. Жестокой

«Пленительная, злая, неужели

Для вас смешно святое слово: друг?

Вам хочется на вашем лунном теле

Следить касанья только женских рук,

Прикосновенья губ стыдливо-страстных

И взгляды глаз нетребующих, да?

Ужели до сих пор в мечтах неясных

Вас детский смех не мучил никогда?

Любовь мужчины — пламень Прометея,

И требует и, требуя, дарит,

Пред ней душа, волнуясь и слабея,

Как красный куст горит и говорит.

Я вас люблю, забудьте сны!» — В молчанье

Она, чуть дрогнув, веки подняла,

И я услышал звонких лир бряцанье

И громовые клекоты орла.

Орел Сафо у белого утеса

Торжественно парил, и красота

Бестенных виноградников Лесбоса

Замкнула богохульные уста.

58. Вечное

Я в коридоре дней сомкну́тых,

Где даже небо — тяжкий гнет,

Смотрю в века, живу в минутах,

Но жду Субботы из Суббот;

Конца тревогам и удачам,

Слепым блужданиям души...

О день, когда я буду зрячим

И странно знающим, спеши!

Я душу обрету иную,

Всё, что дразнило, уловя.

Благословлю я золотую

Дорогу к солнцу от червя.

И тот, кто шел со мною рядом

В громах и кроткой тишине,

Кто был жесток к моим усладам

И ясно милостив к вине;

Учил молчать, учил бороться,

Всей древней мудрости земли, —

Положит посох, обернется

И скажет просто: «Мы пришли».

59

Какою музыкой мой слух взволнован?

Чьим странным обликом я зачарован?

Душа прохладная, теперь опять

Ты мне позволила желать и ждать.

Душа просторная, как утром даль,

Ты убаюкала мою печаль.

Ее, любившую дорогу в храм,

Сложу молитвенно к твоим ногам.

Всё, всё, что искрилось в моей судьбе,

Всё, всё пропетое — тебе, тебе!

60. Тот другой

Я жду, исполненный укоров:

Но не веселую жену

Для задушевных разговоров

О том, что было в старину.

И не любовницу: мне скучен

Прерывный шепот, томный взгляд, —

И к упоеньям я приучен,

И к мукам, горше во сто крат.

Я жду товарища, от Бога

В веках дарованного мне,

За то, что я томился много

По вышине и тишине.

И как преступен он, суровый,

Коль вечность променял на час,

Принявши дерзко за оковы

Мечты, связующие нас.

61. Паломник

Ахмет-Оглы берет свою клюку

И покидает город многолюдный.

Вот он идет по рыхлому песку,

Его движенья медленны и трудны.

— «Ахмет, Ахмет, тебе ли, старику,

Пускаться в путь неведомый и чудный?

Твое добро враги возьмут сполна,

Тебе изменит глупая жена».

— «Я этой ночью слышал зов Аллаха,

Аллах сказал мне: “Встань, Ахмет-Оглы,

Забудь про всё, иди, не зная страха,

Иди, провозглашая мне хвалы;

Где рыжий вихрь вздымает горы праха,

Где носятся хохлатые орлы,

Где лошадь ржет над трупом бедуина,

Туда иди: там Мекка, там Медина”».

— «Ахмет-Оглы, ты лжешь! Один пророк

Внимал Аллаху,