Чего хочет женщина - Татьяна Полякова

— Люблю, очень люблю, — заверила его я.

— Если уехать придется, поедешь со мной?

— Поеду, хоть на край света поеду. Не переживай, все сделаем, с отцом говорили, Танька поможет, соберем.

Ни машину, ни квартиру мне продавать не пришлось. Аркаша деньги нашел, обо всем договорился, в чем я ни минуты не сомневалась. Димку простили, с уговором, что он навсегда отойдет от дел. Оно и к лучшему. Аркаша через неделю ко мне приехал.

— Знаешь, где он? — спросил устало.

— Знаю.

— Пусть возвращается.

— Аркаша, — запела я, кинулась ему на шею, он меня по заднице погладил.

— Эх, Ладка. Ну на что он тебе? Оставил отца без штанов. Я теперь весь в долгах… Сколько ж надо горбиться, чтобы все вернуть.

— Аркаша, — грозно сказала я, — не греши, сын он тебе. Сын, а деньги — тьфу, наживешь. И не прибедняйся. Тебя потрясти, много чего интересного вытрясешь.

— Что хоть случилось-то? — минут через пять спросил он.

— У него спрашивай. Я не знаю. Не до расспросов было, парень едва живой.

В тот же день я съездила за Димкой. Он пошел домой мать успокоить, ну и, само собой, от отца нагоняй получить. Через неделю опять на станцию техобслуживания устроился, и все помаленьку утряслось.

— Ты чего отцу соврал? — как-то спросила я.

— О чем?

— О сумке.

— Я правду сказал: потерял. Так и было.

— Вот я и спрашиваю, зачем соврал, почему не сказал, что у меня в тот день был?

— Тебя-то зачем во все это впутывать? Ни к чему.

— Где же эта сумка? — удивилась я.

Димка посмотрел как-то туманно, пожал плечами.

— Не знаю.

Аркаша деньги давать перестал, сославшись на долги. Димкин заработок был смехотворным. Ворованные деньги мы с Танькой разделили, но трогать опасались. Жить на зарплату было невесело. Димка все на меня поглядывал, задумчивый какой-то стал.

— Лада, плохо тебе со мной?

— Дурачок, мне с тобой так хорошо, что словами не скажешь.

— Может, мне другую работу подыскать?

— Замолчи, все у нас есть, проживем.

Тут я, конечно, лукавила. Без денег было туго, и вообще жизнь не радовала. Разумеется, Димку я любила, но находиться под чьим-то неусыпным контролем двадцать четыре часа в сутки утомительно. К тебе приглядываются, присматриваются, а ты чувствуешь себя едва ли не преступницей. В общем, отсутствие доверия больно ранило мою душу.

Танька проявила понятливость. Уселась на диване, уставилась в угол, потосковала, сказала с тяжким вздохом:

— Да. Невесело.

— Куда уж веселее, — разозлилась я, садясь рядом.

— Обидно, — кивнула подружка, — баксов черт-те сколько, а ведь не попользуешься…

— Молчи уж лучше.

— На меня-то чего злиться? — Танька опять вздохнула. — Что, Аркашка денег не дает?

— Не дает. Говорит, сынок по миру пустил.

— Врет.

— Конечно.

— Это он тебя выдерживает, мол, затоскует Ладушка без денег и ко мне вернется.

— Еще чего… Я Димку люблю.

— Да я знаю, знаю… А я вчера у Петрушина на даче была. У художника. Я тебе про него рассказывала?

— Рассказывала, — проворчала я.

— Уехал он в Германию…

— Скатертью дорога…

— А дачу, значит, мне оставил. То есть на время, конечно, покуда не вернется. Присматривать… ну и попользоваться…

— У тебя что, дачи нет?

— Такой, может, и нет. В подвале за шкафом стена отодвигается, веришь? И там помещение, большое. А из него еще ход, подземный. Метров пять, выходишь за огородом. Скажи — класс?

— Глупость какая, — покачала я головой. — Подземный ход дурацкий, на что он тебе?

— Ну… — туманно как-то сказала Танька. — Интересно. Дом старый. Вадим, то есть художник-то, говорит, что здесь молельня была, какие-то сектанты собирались, вот и нарыли. Врет, поди… А все равно занятно… Хочешь взглянуть?

— Не хочу, — хмуро ответила я.

— Настроение плохое, — кивнула Танька, — я понимаю. Аркашка подлец, и, по справедливости, его бы наказать надо.

— Надо, — усмехнулась я.

— Для Аркашки самое большое наказание — бабок лишиться.

— Лишился он бабок, и что? Нам-то от этого радости мало, коли даже попользоваться не можем.

— Моральное удовлетворение, — пожала Танька плечами. — Опять же, время придет — попользуемся.

Я подозрительно покосилась на нее. Танька помолчала немного, мечтательно глядя в угол, и сказала:

— Я как этот подвал увидела, так всю ночь не спала. Все думала, до чего ж место идеальное.

— О господи, — вздохнула я. — Для чего идеальное, картошку хранить?

— Не-а. Вот, к примеру, мы бы решили кого-нибудь похитить с целью выкупа. Лучшего места, где человека держать, просто не придумаешь. Искать будут, не найдут.

— И кого ты похищать собралась? — усмехнулась я. — Аркашу?

— Да кто ж за него копейку даст, только перекрестятся… — Танька малость помолчала, а потом заявила, глядя на меня с ласковой улыбкой:

— Вот ежели бы тебя украли, помилуй нас, господи, то папуля, как ни крути, раскошелится. Не может он забыть твоих прелестей, тоскует…

Я кашлянула и сказала недоверчиво:

— Чего ты городишь? Кто меня украдет, и на кой черт?

— А мы и украдем, то есть похитим. С целью выкупа. У меня и план есть.

— Ты, Танька, дура, прости господи. Да нам башку оторвут.

— Ну, по сию пору не оторвали, может, и доживем до старости… Скучно, Ладушка, и подлеца Аркашку наказать бы стоило…

— Танька, — укоризненно сказала я, — похищение с целью выкупа — самое опасное преступление. В том смысле, что на каждом этапе завалиться проще простого…

— Так мы ж не дуры какие… Прикинь. Ты отбываешь на дачу и сидишь там тихохонько. Ночью вполне можешь на улицу выйти, воздухом подышать. Замок на двери висеть будет, а ты потайным ходом. А днем в подвале посидишь, наберешь книжек побольше. Ты ж читать любишь…

— Да не в этом дело, — поморщилась я. — Требование о выкупе как-то надо передать. Твой голос узнают, а брать в дело третьего — опасно.

— А и не надо никакого третьего. Письмецо напишем старым анонимным способом: вырежем буковки из газетки и на бумажку наклеим. Ты, кстати, и займешься, делать тебе в подвале все равно нечего.

— Глупость несусветная… Ну ладно. Допустим, письмо составили, и Аркаша заплатить решил. Деньги надо как-то получить. Аркаша за копейку удавится. Значит, за деньгами приглядывать будут, и мы, две умницы, сгорим во время передачи.

— Еще чего, — фыркнула Танька, — может, Аркаша и не дурак, но и мы не вчера на свет родились. Поставим условие, что деньги передаю я.

— Допустим. Но за тобой следить будут.

— А мне что? Лишь бы им в радость. К нашей помойке мусорка подъезжает ровно в восемь.

— Чего? — не поняла я.

— Мусороуборочная машина, — терпеливо пояснила Танька. — Никогда таких не видела? Далее она следует по проспекту до пересечения с улицей Погодина. Там прихватывает последние контейнеры. Я сегодня за ней покаталась. На Погодина она приезжает где-то в 9.45. Улавливаешь?

— На что тебе мусор? — запечалилась я. — Чем у тебя вообще голова забита?

— Ладно, ты без денег нервничаешь, оттого туго соображаешь. В письме напишем, чтоб деньги упаковали в кейс, который, само собой, повезу я. Кейс надо оставить в контейнере на улице Погодина, где-то в 9.40. Подъезжает мусорка, контейнер забирает и далее следует на свалку. Мальчики Аркаши следуют туда же. Если и смогут кейс найти, то, само собой, уже пустой. Пусть голову ломают, куда и как деньги по дороге ушли. Кстати, сегодня шофер с этой самой мусорки завтракать заезжал, в кафешку на Савельевской. Народу там всегда тьма, машины впритык стоят. Жует дядька не торопясь, где-то с полчаса. Аркашины мальчики потоскуют, к тому же со стороны все это выглядит подозрительным. Когда и в какой момент деньги из-под носа увели, сообразить будет трудно. Я засмеялась.

— Так… Ты, конечно, прихватишь второй кейс. Пустой выбросишь в контейнер, а с денежками спокойно махнешь домой?

— Конечно.

— А если проследят? — напомнила я.

— Но не до двери квартиры. У меня соседка в отпуск уехала, ключ от своего жилища мне оставила. Зайду к ней, оставлю деньги, пусть полежат маленько…

— Кейс у тебя в руках заметят, — нахмурилась я.

— Повешу мешок на шею, плащ надену, белый, трапецией. По дороге деньги из кейса придется быстренько в мешок переложить. Купюры надо требовать крупные, чтоб долго не возиться. Парни близко подкатить не рискнут, так что при известной ловкости провернуть это нетрудно…

— Они могут проверить кейс после того, как ты бросишь его в контейнер, — сказала я.

— Вряд ли, опасно.

— Его может увидеть шофер мусорки.

— Рискнем. Хотя контейнером он особо не интересуется.

— А если Аркаша заявит в милицию?

— Это тоже вряд ли… Врагов у него полно, он гадать начнет, кто из них ему свинью подложил.

— Он может не дать ни копейки… — нахмурилась я.

— Как же… слабо старичку. Любовь, она дорогого стоит, а последняя и вовсе бесценна. Раскошелится.