Звенья и зёрна - Кирилл Ковальджи

«…но пуля Дантеса…»

      …но пуля Дантесана смену поэта повергнутогона сцену вызвала Лермонтова —такая вот пьеса.

Но что за финал,когда не нашлось современникаспросить с того соплеменника,что руку на своего      поднимал!

И с тех пор ужене от французапогибала русская муза…

Роль

Защитилась тогда от поэта,отстояла себя…      Гору летпосле выстрела из пистолетаперешла —      продолжения нет.Защитилась,      себя отстояла,родилась, мол, актрисой на свет,но актриса тогда почему-тоза минуту,      за четверть минутыдо финала      в лицо не узналанастоящую роль…      Застрелился поэт.

Говорили потом:      ухватилсяза отказ — в оправданье себе,застрелился поэт,      уклонилсяот того, что чернело в судьбе,упредил середину тридцатых,с женским именем гибель связал,написал он, что нет виноватых,отчего погибал —      не узнал,потому в полный рост, как бывало,молодой, упоенный Москвой,он на площади      весь из металлас непокрытой стоит головой,

но в глазах у нее      и сегодня:дымка пороха… стон…      и опять —с пулей в сердце      он голову поднял,смотрит,      силится что-то сказать…

«Они любили друг друга…»

Они любили друг другаи оба с собою покончили…

Правда, он застрелился почти на глазах у другой,а она полстолетья еще погодилаи многих еще любила,

но все-таки верно лишь то, что в стихах:Маяковский и Лиля.

«Стариковский семейный досуг…»

Стариковский семейный досугставит ту же пластинку на круг.Ах, какая привычная мукаповторяться от звука до звука,завтра снова вчерашняя скука,лишь бы только не помнить, что вдруг —та последняя в мире разлука…

«Страсть не зря укротилась…»

Страсть не зря укротилась —Горек привкус предела.Будущее укоротилось,Сущее потускнело.Оно и в зное и в стужеВсе хуже, по мнению старцев.Не спорь.      Мир становится хуже,Чтоб легче с ним было расстаться.

«Ожил в сумерках магнитофон…»

Ожил в сумерках магнитофон,ленту старую сводит судорога,воскресает веселая сутолока,хохот, тост, хрусталя перезвон,голоса…      словно чертик из ящика,прямо в комнату — праздничный час.Чудеса! Только в то настоящеене пускают из этого нас.Там не ведают все, что последует.Мы-то знаем.      Пускать нас не следует.

Еще раз прокрути,      еще раз…

«Пространства и времени нет…»

Пространства и времени нетдля памяти.      Память — арена,где вольно направленный светиз тьмы вырывает мгновеннолюбой по желанью сюжет.

Но старость — обратная смена,и детство, как купол вселенной,свободной от боли и бед,растет и встает постепеннонад жизнью, над сценою лет.

«Ты умнеешь год от году…»

Ты умнеешь год от году,постигая жизнь с исподу,недоверием к восходуобставляешь свой уход.

Эта мудрость — не поется,поздней правдою зовется,в срок просроченный дается,впрок живущим не идет.

Это выгоревший уголь,наступление песка,эта мудрость — жизни убыль,белый холод ледника.

«Есть беспамятства ученье…»

Есть беспамятства ученье,Где не храм, а кабинет.Есть секрет переключенья,Отключения завет.Дело сделано, и — к черту!Отводи скорей глаза.День ушедший перечеркнут,Вспоминать его нельзя.Никаких итогов зряшных!След стирает пустота.Совесть, враг всех дел вчерашних,Исторически чиста!

«И возраст, и авторитет…»

И возраст, и авторитет,И располагающий вид…Заходит он в свой кабинет,Уверен, умен, деловит.

И личный решился вопрос,Хватило уменья и сил,И женщину он перерос,Которую боготворил…

Как улитка

Как улитка — сладость волинаходил он взаперти:жизнь опасна, жизнь — как полеминное — не перейти, —каждый шаг непоправимый,роковой, необратимый,неисповедимы все пути…Страшно быть религиозным,атеистом — страх двойной.Опасался быть серьезным,как паяц — перед судьбой,у часов он стрелки отнял,чтоб ни холод, ни жара,чтобы завтра — как сегодня,а сегодня — как вчера:

«Как улитка — медленно, уютнов раковине сны свои смотрю,потому что понимаю смутновека двадцать первого зарю…»

«Прет прямолинейно, и нелепо…»

Прет прямолинейно, и нелепо,И беспрекословно, как приказ,По пути, начертанному слепо,Пращур паровоза — Китоврас.

Не скажу: догматик одиозныйИли же фанатик-еретик,Знаю —плут петляет виртуозно,Простодушьервется напрямик!

«Удивляйтесь Вселенной…»

…да скроется тьма!

Удивляйтесь Вселеннойи живому всему,говорите спасибонеизвестно кому.

Удивляйтесь поэту,одолевшему тьму,говорите спасибо,говорите — ему!

Михаил Лунин. 1845

— Россия, боль моя,      к чему мне ум и зренье?Меня вот-вот сметет      наплыв небытия.Кругом самообман      и самообольщенье,А я себе не лгу,      Россия, боль моя,Не вышло, не сбылось,      не состоялось снова.

Все кончено. Тянусь      в грядущие века,Как через пропасть мост,      и вновь рукой слепого,Опоры ищет в воздухе      строка.

«В стране Пушкина и Блока…»

В стране Пушкина и Блоканазываться поэтом —это редкое мужествоили полный провал.

В стране Пушкина и Блокана стихи я решился,ибо жил далеко на окраинеи поэтом себя не считал…

«Бояться тебе не пристало…»

Бояться тебе не пристало,Что скажет завистник и хам:Чужие слова не пристанутК твоим беззащитным стихам.Никто ничего не прибавитК поэзии, не пристегнет —Хулой отличит и прославит,Потомков к тебе привлечет.

«Лирой или секирой…»

Лирой или секирой —лирикой или сатирой —стихи должны быть поэзиейили, напротив, пародией,только не просто стихами,рифмами-бубенцами…

«Читателю достаточно общенья…»

Читателю достаточно общеньяс моим стихотворением, а мнена встречу не поспеть уже,      ревнуюк своим созданьям — будто не мои,дорогами, друзьями и врагамиони со мной не делятся совсем,когда тоскую по обратной связиздесь и сейчас,      шагая с москвичами,спешащими в метро, в универсамы,на площадь, где задумался поэт,что к цоколю признанием прикован.

«Там, за высотным зданьем на Смоленской…»