Старый дом - Михаил Климов

– Где ваш костюм? – пистолет явно дрогнул в ее руке.

– Вон на стуле…

– Сидеть тихо и не шевелиться… – скомандовала она.

И подошла к стулу, причем шла так, чтобы не выпускать его из вида.

«Сейчас начнется новый этап… – мысленно прикинул Слава. – Что это за хлам? Где ваш халат?»

– Что это за хлам? – удивленно спросила дама. – Где ваш халат?

– Вы не хотите, чтобы я вам все объяснил? – он решил, что надо идти в атаку.

– Хочу…

– Тогда бросьте мне мою одежду… Ну не могу я беседовать с дамой в таком виде…

Она подумала несколько секунд, потом взяла его джинсы с рубашкой, взяла буквально двумя пальцами, затем, стараясь больше ничем не касаться его одежды, поднесла к нему и бросила на постель.

– И не вздумайте мне врать… – жестко, так ей, во всяком случае, казалось, сказала она. – Я отлично стреляю…

«Врет, – подумал Слава, натягивая штаны, – она не может отлично стрелять, не тот человеческий тип… Но вот с чего ей вообще стрелять? Сонька Золотая Ручка?»

Уже довольно сильно рассвело, вещи стали отчетливей видны. Даме оказалось немного за тридцать, не красавица, но вполне миловидная. В роли вуали, как выяснилось, выступали тени от уличного фонаря.

«Что же это за фрукт такой? – мучительно думал наш герой. – Все было бы понятно, гувернантка или преподавательница гимназии, но зачем ей пистолет? И где наш муж, который должен явиться, как полагается, не вовремя?»

Но почему-то он знал, что мужа не будет…

Наконец последняя пуговица на рубашке была застегнута. Прохоров выпрямился и чуть ли не шаркнул ножкой.

Он бы точно шаркнул, если бы знал, как это делается.

– Меня зовут Вячеслав Степанович Прохоров, – выдал он заготовленную фразу, – я живу в городе Москве, хотя родился в Саратове в тысяча девятьсот пятьдесят третьем году…

Он надеялся, что падать на колени и петь петухом не придется, первый шок уже прошел, и дама хоть как-то, но уже ему доверяла.

– И что вы здесь делаете, Вячеслав Степан… – начала «соседка», но тут же прервала сама себя. – В каком году, вы сказали, родились?

– В тысяча девятьсот пятьдесят третьем году… – как можно спокойнее повторил Слава. – Я – из будущего…

– Что это значит, «из будущего»? – он почувствовал, что дама опять напряглась. – Есть такое село на Петербургском тракте…

Но видно было, что она и сама не верит ни в какое село.

А вот во что она поверит?

– Успокойтесь… – он вдруг сообразил, что не знает, как к ней обращаться. – Как вас, кстати, зовут?

– Надежда Михайловна… – видно было, что она на грани истерики.

– Видите, Надежда Михайловна, возле окна стоит такая большая белая коробка? Подойдите к ней, пожалуйста, и откройте…

Она подошла к холодильнику, впервые не боясь подставить ему спину, постояла возле него, в испуге поглядывая еще и на компьютер.

– Ну, в чем дело? – попытался он ее подбодрить.

– Я не знаю, как это открывать… – глухо сказала она.

– А вот справа такая длинная вертикальная ручка, потяните за нее…

Она потянула.

И отпрянула, быстро захлопнув дверцу…

– Что это? Оттуда пахнуло холодом, как из подпола…

– Все правильно… – улыбнулся он. – Это холодильник, в нем мы храним продукты, чтобы они не испортились…

– А где лед? – видно было, что она сейчас заплачет. – В холодильнике должен быть лед…

– Мы сейчас с вами в двадцать первом веке, Надежда Михайловна, – сказал он как можно мягче. В вашей комнате – начало двадцатого, а в моей – начало двадцать первого. Кстати, не могли бы вы сказать, какой именно год у вас, а также день и месяц?

– Тридцатое июня тысяча девятьсот тринадцатого года…

14

– Сто лет… – он покачал головой, потом прикинул: – Сто лет и еще тринадцать дней…

Тут он хлопнул себя по лбу, чем напугал несчастную женщину:

– Ага, – радостно завопил он, ну почти завопил, – так у вас же тут старый стиль… Значит, ровно сто лет…

– Какой старый стиль? – требовательно спросила Надежда.

– Понимаете, – пустился он в объяснения, почему-то то, что от его времени там за тонкой стенкой было ровно на сто лет меньше, его страшно обрадовало, – когда произошла революция, в России приняли…

– Так она все-таки произошла?

И то, как она это спросила, почти выдохнула в каком-то экстазе, вдруг подтолкнуло его к верному решению: Надежда Михайловна – из революционного подполья. Этим объясняется и пистолет, и брошюры на подоконнике, и совсем не женский характер. Ну не мужской, но и не тот, которого ждешь от дамочек.

Только вот что теперь с этим делать?

– Расскажите мне о революции… – впервые в ее голосе прозвучала нежность, а не испуг или решительность.

Это было и хорошо и плохо.

Хорошо потому, что она ему поверила и, значит, шок от «будущего» прошел, можно было нормально общаться.

А плохо…

Плохо потому, что когда-то Слава занимался не по долгу службы, а просто для себя историей революции и знал, что шли в нее многие, а оставались – фанаты.

И фанатки, конечно…

И похоже, одна из них сейчас перед ним…

А он боялся любого фанатизма, и женского в том числе…

Даже женского в особенности…

– Так я жду, – в голосе Надежды Михайловны послышалась насмешка, – не успели еще придумать, что соврать?

Похоже, тоненькая ниточка, которая связала их, могла лопнуть в любую секунду, нельзя было больше медлить.

– Я просто думаю, что и как рассказывать… – соврал он. – А если у вас еще есть сомнения, откуда я, подойдите, пожалуйста, к окну…

Она несколько секунд подумала, потом все же подошла. Пистолета в ее руках уже не было, наверное, он перекочевал в крохотную бархатную сумочку.

Слава подошел к компу, включил его, продолжая говорить:

– Что вы видите?

– Дом напротив, за ним Храм Христа Спасителя… она обернулась к нашему герою. – Что вы хотите, чтобы я увидела? И что это вы делаете? – добавила она настороженно.

– Включаю компьютер… – спокойно ответил он. – А из чего сделаны скульптуры на Храме?

Внимание ее разделилось – она хотела видеть, что он делает и одновременно разглядеть то, что он просил. Но тут на улице раздался гул и на дороге показались стройные ряды оранжевых поливалок.

– Господи, что это? – почти заревела она. – Я ничего не понимаю…

– Так из чего сделаны скульптуры?

Он старался быть спокойным, надеясь, что она это спокойствие переймет у него. Раз он не волнуется, значит, все в порядке. И одновременно набирал на компе письмо Володе.

– Бронзовые… – как-то подавленно ответила она.

«Дата точно, как наша, – писал Слава, – разница ровно в сто лет…»

– Это письмо? – тихо спросила женщина. – Только после «т» в слове лет, должен быть ер…

– Надежда, – вдруг сказал он без отчества, – мне надо вам много сказать и объяснить. И про революцию, и про ер в конце слова, и про поливальные машины. А вы еще наших женщин не видели, увидите – в обморок упадете, так в ваше время даже в купальнях не ходили, не то что по улицам… Как только захотите, сразу приступим. А сейчас, пожалуйста, пройдите в свою комнату и посмотрите, из чего сделаны скульптуры на храме, который виден из ваших окон…

Он нажал кнопку «отправить».

– А мне не надо ходить… – грустно сказала она. – Я на них давно любуюсь и знаю, что они там – мраморные. Так что я вам верю – никто не может за неделю мрамор поменять на бронзу…

Надежда села, сложила руки на коленях, как послушная девочка:

– Я буду вас внимательно слушать, – тихо сказала она. – Только иногда переспрашивать, когда совсем непонятно будет.

– А знаете что, – сообразил он, – вы же явно с дороги, наверняка – голодная. Давайте пока я буду рассказывать, попьем кофе и по бутерброду съедим…

– У вас дома есть кофе? – переспросила она. – Вы небедный человек…

– Просто вы забываете, что у нас время другое и цены другие… Присаживайтесь к столу, снимите что-то, в чем вы на улицу ходите, а дома снимаете. Сумочку можно положить вот сюда…

Он подошел к выключателю, щелкнул – загорелся свет. Она вздрогнула, хотела что-то сказать, но не стала. Но сняла с себя верхнюю курточку (Слава не имел представления, как она называется) и осталась в тонкой блузе кремового цвета с узкой полосой кружев по воротнику и рукавам.

И почему-то так понравилась нашему герою еще больше.

Бессмысленно пересказывать современному читателю то, что рассказывал ей Слава этим утром – он и так все знает. Можно было, конечно, заняться воспроизведением реакций Надежды Михайловны на этот рассказ, умный женский отклик на невероятные новости – это всегда интересно. Но тогда пришлось бы этот самый рассказ воспроизводить, а мы договорились, что делать этого не нужно.

Единственно, что надо добавить, чтобы завершить странное утро, это то, что Прохоров никак не мог понять, почему она не спрашивает у него, как это они встретились, как образовалась дыра во времени. Но потом он сообразил, что на фоне всех тех немыслимых новостей, которые он вывалил на ее несчастную голову, какое-то там путешествие во времени она воспринимает, как само собой разумеющееся. Живут они так в своем двадцать первом веке – путешествуют во времени, поскольку пространство уже все облазили…