Взрыв - Виктор Михайлович Попов

поняли меня, господин профессор. Нельзя купаться именно в этом месте. А там...

— Где там?! — тяжелел взгляд Ивана Андреевича.

— А там... — лишь зрачками указал Уоткинс. — От ступенек с ковриком и дальше, к концу бассейна. Я сейчас объясню, в чем тут дело...

Это поразительно! Никогда в голову не придет такое... Поток морской воды врывается в бассейн недалеко от ступенек. Здесь вода самая свежая и будто бы самая чистая; в этом месте может плавать только господин Гровс — все узаконено. Следующая лесенка — вон виднеются ступеньки без ковриков (не от бедности, не подумайте, а так полагается), ниже по течению, — там купание для заместителей господина Гровса. А потом, это еще дальше по течению, у самого конца бассейна, где вода вскоре сбрасывается по трубам в океан, могут принимать морские ванны все желающие. Иными словами, чтобы гостю было понятно, все остальные люди...

— Боже ты мой! — вырвалось у Ивана Андреевича.

Чертыхаясь, сдерживая возмущение, уже без всякого желания купаться, он прошлепал босиком по жесткому бетону вдоль бассейна. За последней лестницей, подойдя почти вплотную к остывшей после дневного зноя отвесной горе, он бросился в зеленую, словно подкрашенную ядовитым купоросом воду.

Возвращались молча. В коридоре своего дома Иван Андреевич обратился к непроницаемому спутнику:

— Вы — научные работники! Не понимаю, как вы можете мириться с этими... ступеньками. Лично вы... Или еще один научный работник, Жак... Не могу понять! Странные люди...

Уоткинс тонкими пальчиками поправил галстук бабочку и только тогда взялся за ручку двери. Так и показалось, что за дверью кто-то ждал его, но там, конечно же, никого не было.

— Скажите, господин профессор, вот такая откровенность не мешает вам жить?

«Любопытство или еще что?» — всматривался Иван Андреевич в покрытого сумеречной темнотой Уоткинса.

— Не задумывался над этим, не анализировал. Если бы моя откровенность мешала мне или окружающим людям... Даже говорить об этом странно... Когда споткнешься о камень, тогда и оценишь его. Но пока я не спотыкался.

— Вы хорошо объяснили. Благодарю вас, господин профессор. То, что я скажу сейчас, вы, очевидно, знаете. Но я все же напомню... Жизненный опыт дает мне право... Жизнь людей — это вечная игра. Так вот, господин профессор, самые беспроигрышные отношения между людьми — официальные. Теперь позвольте сообщить нижеследующее: мне поручено завтра сопровождать вас при ознакомлении с экспериментами. Спокойной ночи.

— Спокойной ночи.

Расплывчатые очертания Уоткинса растворились в темном проеме двери. Иван Андреевич включил «черепашку» — крошечный ночник на тумбочке у кровати — и стал раздеваться.

ГЛАВА ВТОРАЯ

1

Ранним утром Уоткинс и Петраков вышли на улицу. Серый, без налета пыли, асфальт, приглушенного желтого цвета нацеленные друг на друга острые углы многоэтажных зданий, перекрестки без газетных киосков и указателей пешеходных переходов. Вверху сверкал прозрачный купол, пронзенный первым лучом солнца, протянувшимся из расщелины горы.

Шаги глухо стучали по тротуару. Ни напряженного городского гула, ни человеческих голосов, ни воркования голубей под крышами. От окружающего безмолвия у Ивана Андреевича разрасталось ощущение затерянности. Хотя бы одна живая душа навстречу, хотя бы легкий шум деревьев над головой! Но — ни одного дерева, ни единого зеленого листа.

За поворотом, уже на новой улице, близнецами выстроились такие же серо-желтые дома с квадратными окнами. Менялись только номера на них.

Хотя бы повеяло ветерком!

Остановились у подъезда с массивной дверью и двумя красными ручками на ней. Уоткинс нажал сначала на нижнюю, потом на верхнюю. Дверь лениво попятилась, будто ее вдавливала в стену невидимая сила. Открылся короткий коридор; угрюмые своды над головой, застоявшийся запах сырого бетона. «Не проветривается», — окинул его взглядом Иван Андреевич.

— Теперь наверх, — показал Уоткинс на стиcнутую стенами щель в конце коридора.

«Почему такой узкий ход? Для чего толстые стены?» — все еще осматривался Иван Андреевич. Лестница была крутой. Пришлось подниматься боком, ставя ноги на полную ширину каждой ступеньки. В конце лестницы прямо в стену были вделаны красные ручки.

— Открывайте, — как из колодца, гулко поднялось снизу.

«Люк, что ли, здесь? — прикинул Иван Андреевич. — Обращение с ручками, видимо, такое же, что и у двери подъезда». Нажал на одну, потом на другую. Стена бесшумно лопнула и медленно расползлась.

Петраков и Уоткинс оказались на застекленной веранде. Эта веранда широкой каймой опоясывала второй этаж всего дома с внутренней стороны. Изредка то у стены, то у лесенок с веранды во двор встречались кресла, узкие шкафчики с книгами, белые фигурки древних богов. Абарид, летящий на волшебной стреле, подаренной ему Аполлоном; юноша Мен — повелитель смерти, с серном Луны за плечами и хлебом на голове...

Это уже походило на человеческое обиталище.

— Господин Уоткинс, неужели нет другого, удобного входа?

Уоткинс остановился, правая рука замерла за сутулою спиною.

— А вы хотели бы затратить полдня на карантинную процедуру?

— Вон что-о... Спасибо. Но зачем рисковать? Могут быть неприятности.

— У меня? — Уоткинс улыбнулся, его улыбка была невеселой. — Укусы комаров мне давно уже не причиняют беспокойства. Адаптировался. Да и вообще... ни к чему такой разговор.

Он коротко поклонился, рукою показал на открытую дверь. Помещение, куда они вошли, было, по-видимому, гостиной. Прямоугольный диван, втиснутый в угол, перед ним круглый стол с хрустальной вазой в форме огромного распустившегося лотоса; в другом углу — громоздкий квадрат радиотелевизионного комбайна; глубокие с красной обивкой кресла, меж кресел на низком журнальном столике стопа чистой бумаги и частокол авторучек, воткнутых по кругу в панцирь черепахи.

В дальнем от входа с веранды углу за шахматным столом сидели двое: полный обрюзгший мужчина в клетчатой рубашке и молодой человек — пушок еще вместо бороды и усов.

— Здравствуйте! — обрадовался живым душам Иван Андреевич и расплылся в улыбке.

Ни мужчина, ни молодой человек не ответили, даже не пошевелились. Иван Андреевич запнулся на полушаге к ним, взглянул на Уоткинса. Тот промолчал; ледяное равнодушие на лице, больше ничего.

— Извините... Мы помешали? — смущенно переступал с ноги на ногу грузноватый Иван Андреевич.

— Не пытайтесь найти контакты, до них ваши слова не скоро дойдут. — Уоткинс наклонился над шахматной доской. Он сверил расположение черных и белых фигур с теми записями, что пестрели на бумажном листе рядом с доской. Карандашом быстро черкнул цифры —