Покаяние разбившегося насмерть - Валентина Дмитриевна Гутчина

Она внезапно умолкла, словно вдруг припомнив нечто особо важное и многозначительно уставившись на меня.

– Вот я и хотела у вас спросить: как, по-вашему, стоит ли рассказать полиции про все это – про драку, про конфликты с режиссером? Комиссар Анжело и в самый первый раз спрашивал, не было ли разговоров у Пьеро о том, кто с кем ругался. Но тут все не так просто. Ведь этот режиссер, акцент которого убитый постоянно так зло передразнивал, как и вы, – русский…

Я едва не расхохотался смехом Сатаны. Ну, конечно, дело ясное! Пусть мой отец и чистокровный француз, пусть я без малейшего акцента изъясняюсь по-французски, для милейшей мадам Лево я все-таки немного загадочный русский, и, стало быть, буду насмерть стоять за своего земляка. Знала бы она еще, что с этим самым Андре Бессоном мы знакомы с глубокой юности!

Я дипломатично улыбнулся, успокоительно положив руку на трепещущую длань секретарши.

– Разумеется, мадам Лево, вы просто обязаны сообщить следствию все, что считаете нужным. Полагаю, если режиссер ни в чем не виноват, это скоро выяснится… Это все, что вы хотели мне сказать?

Она кивнула в знак согласия. Я поднялся.

– В таком случае, решение – за вами. А для меня начинается мой рабочий день. Что там у нас по плану?..

Каюсь, я тут же постарался нагрузить мадам Лево множеством дел и заданий, чтобы отвлечь ее от желания немедленно рвануть в полицию для дачи своих сенсационных показаний. Конечно, я отчасти сочувствовал Андрею: как ни крути, а конфликт с убитым – не лучший факт в деле об убийстве, так что при подобных показаниях его «крутое алиби» будет сто раз перепроверяться.

С другой стороны, скорей всего подобную информацию полиция наверняка уже получила и без сообщения мадам Лево, и все это дает ей просто-таки идеального подозреваемого: постоянные конфликты с убитым парнем, драка… Да и фотосессию в сквере режиссеру было бы организовать проще, чем всем другим. И пусть причина убийства оставшихся двух артистов не очень-то понятна, при желании можно что-нибудь придумать. Например, что русский режиссер решил рассчитаться со всеми, кто был постоянным свидетелем насмешек над его акцентом.

Не успел я пройти в свой кабинет и спокойно обдумать услышанное, как в дверь постучали, и почти тут же на пороге возник следующий персонаж – уже известный мне бухгалтер «Садов» Франсуа Шюни, с которым вчера беседовала инспектор Лимбо. Не делая и минимальной паузы, не извинившись за вторжение, он с ходу объявил себя больным – простуженным, попросив разрешения отлежаться дома.

Я с невольным любопытством рассматривал парня: крепкий здоровяк под два метра ростом, мрачно уставившийся себе под ноги, он совершенно не походил на измученного насморком больного.

Я дипломатично улыбнулся и сделал пригласительный жест в сторону ближайшего кресла:

– Мсье Шюни, присядьте на минуту. Я хотел бы поинтересоваться, как прошло ваше вчерашнее общение с инспектором Лимбо.

Мрачно опустившись на самый краешек, парень так и не взглянул на меня, продолжая упорно рассматривать что-то у себя под ногами. При моем вопросе на его лице мелькнуло лишь легкое раздражение.

– Это нельзя назвать беседой. Я сразу же сказал инспектору, что присутствовал на спектакле как представитель фирмы и потому ушел сразу же после его завершения. Меня ждали дома.

Все это было произнесено сухим недовольным тоном. Я кивнул, с интересом за ним наблюдая.

– А вы действительно сразу же поспешили уйти, мсье Шюни? Как вам, кстати, спектакль – понравился?

Он явно начинал нервничать: сцепил ладони вместе, бросив на меня короткий взгляд исподлобья.

– Более-менее. По крайней мере, я досидел до конца спектакля. Знаете ли, никогда не был большим поклонником театра, мсье Муар.

– А какие вопросы вам задавала инспектор Лимбо?

Еще один короткий взгляд.

– Инспектор задавала множество вопросов, но я их толком даже не слушал. Я сразу сказал, что не могу сообщить ей ничего существенного. Понятия не имею, кто когда и куда выходил, потому что, как только актеры вышли на сцену под аплодисменты зала, я тут же поднялся и поспешил на выход, немедленно отправившись домой… Так я могу сейчас уйти?..

Я отпустил его – одного этого раздраженного тона было вполне достаточно для того, чтобы я потерял всякий интерес к общению с Франсуа Шюни.

Оставшись один в спокойствии своего кабинета, я зарядил порцию кофе в кофейный агрегат. Когда все было готово, и я уже предвкушал волшебное кофепитие, неожиданно состоялось очередное вторжение. На этот раз, после краткой дроби в дверь, от нирваны меня оторвал комиссар Анжело.

– Прошу прощения, что нарушаю ваше уединение… Черт, какой аромат! Не могли бы вы угостить меня чашечкой кофе?

Последняя фраза на время сняла мое раздражение – что ни говори, всегда приятно встретить соратника по любви к кофейным ароматам. Я тут же поспешил усадить комиссара в кресло и вручил ему дымящуюся кофейную чашу, улыбнувшись почти как приятелю.

– Полагаю, теперь, комиссар, вы можете сообщить мне о цели вашего сегодняшнего визита?

Комиссар Анжело улыбался вполне миролюбивой улыбкой. Несмотря на то, что с самой первой встречи между нами не возникло особой дружбы, я подумал, что у него на редкость приятное лицо, как у главного героя какого-нибудь детективного сериала, – располагающее к доверию, интеллигентное и спокойное. Наверняка при допросе комиссар легко может вызвать человека на откровенность и заставить разговориться даже себе в убыток.

– Особой цели у меня нет, – он слегка пожал плечами. – Сейчас мы ведем допросы всех, то хоть в какой-то мере имеет отношение к трем жертвам, потому как, сами понимаете, больших семей, родных и близких у этих убитых не было. Пожалуй, только Мишель Дювво жил с матерью, но и она ничего нам толком не смогла сообщить: женщина работала с утра до вечера и видела сына только спящим…

Я вздохнул.

– В этом плане могу вам лишь посочувствовать. Повторюсь, я Пьеро совершенно не знал, но зато от нашей мадам Лево вы можете услышать массу полезного. Полагаю, она вам уже сообщила о…

Комиссар сдержанно кивнул.

– Сообщила, а я ее поблагодарил. Кстати, говоря об интересующих нас фактах, я имел в виду не только все то, что имеет отношение к убитым. Нас также интересуют люди, с которыми убитые так или иначе поддерживали общение. Например, их режиссер Андре Бессон.

Произнеся имя Андрея, комиссар выдержал эффектную паузу, в течение которой я и сам на какое-то мгновенье едва не перестал дышать. Интересно, к чему бы это комиссару именно меня спрашивать про Андрея? У меня мелькнула мысль, что