"Вороново крыло" - Уильям Теккерей

Уокер тотчас же заметил разодетого парфюмера, стоящего у дверей лавки, который посмеивался и покручивал на голове кудри короткими лоснящимися пальцами, поблескивавшими жиром и кольцами, с таким необыкновенно счастливым и довольным видом, что у Уокера уже не оставалось сомнений: портной и парфюмер явно заключили между собой какое-то чрезвычайно удачное тайное соглашение. Но как мистер Уокер мог проникнуть в их планы? Увы! Тщеславие и восторг бедного парфюмера достигли таких пределов, что он уже не мог хранить в тайне причину своей радости и готов был ею поделиться даже с Мосрозом, так нестерпимо было ему молчание.

"Когда мой сюртук будет готов, — думал сей бондстритский Альнашар, — я возьму у Снзффла его смирную пегую лошадь, которую он приобрел у Астли, и покатаюсь по Парку, а то, пожалуй, проеду даже мимо Банкерс-Биддингс. Я надену свои серые брюки с бархатными нашивками, до блеска начищу шпоры, смажу французским лаком ботинки — и не быть мне Эглантайном, если я не перещеголяю капитана, а заодно и портного. И вот что я еще сделаю: я найму четырехместную карету и приглашу Крампов пообедать в "Езде и Подмазке" (так он в шутку любил называть "Звезду и Подвязку"), а сам буду сопровождать их верхом до самого Ричмонда. Это, конечно, далековато, но я уверен, что в мягком седле, которым меня снабдит Снэффл, такое расстояние мне будет нипочем".

Итак, этот добрый малый громоздил один воздушный замок над другим, последним же и самым чарующим его видением была мисс Крамп "в белом атласном платье с флердоранжем в волосах, протягивающая ему свою прелестную ручку перед алтарем церкви св. Георгия на Ганновер-сквер". Для Булей же Эглантайн вознамерился создать самый прекрасный парик из всех, когда-либо сделанных им, ибо этого соперника он нисколько не опасался.

После того как он обдумал свой план во всех подробностях, бедному малому оставалось лишь послать за пачкой розовой почтовой бумаги и вложить в изящный конверт следующее приглашение дамам из "Сапожной Щетки".

"Цветочная Беседка",

Бонд-стрит. Четверг

Мистер Арчибальд Эглантайн спешит засвидетельствовать свое почтение миссис и мисс Крамп и просит оказать ему честь и соблаговолить отобедать с ним в "Звезде и Подвязке" в следующее воскресенье.

Если Вы соизволите принять это приглашение, экипаж мистера Эглантайна будет подан к Вашему подъезду, а я, если Вы ничего не имеете против, буду сопровождать Вас верхом".

Это послание было запечатано желтым сургучом и отправлено по назначению; мистер Эглантайн в тот же вечер, разумеется, самолично отправился за ответом и, конечно же, предупредил дам, чтобы они обратили внимание на новый сюртук, в котором он намеревался покрасоваться в воскресенье, а на следующий день, как и следовало ожидать, у них оказался мистер Уокер, приехавший предложить билеты, и дамы немедленно посвятили его в тайну, рассказав, что они собираются ехать в воскресенье в Ричмонд в карете мистера Снэффла, и о том, что Эглантайн собирается сопровождать их верхом.

Мистер Уокер не имел собственных лошадей; его блестящие друзья из "Риджент-клуба" держали их в достаточном количестве либо в собственных конюшнях, либо в заведении мистера Снэффла, приятеля капитана но колледжу. И для капитана не составляло особенного труда возобновить знакомство с этим джентльменом. И вот на следующий день, опираясь на руку лорда Воксхолла, капитан появился в конюшне Снэффла и принялся разглядывать многочисленных лошадей, предназначенных для продажи или для скачек; расспрашивая мистера Снэффла об "Отбивной" в самом шутливом тоне, ему очень скоро удалось завоевать расположение этого джентльмена и разузнать у него, на какой именно лошади поедет в воскресенье мистер Эглантайн.

Этот изверг твердо решил про себя подстроить так, чтобы во время воскресной прогулки Эглантайн свалился с лошади.

— Это единственный в своем роде конь, — проговорил мистер Снэффл, — это тот самый прославленный "Император", бывший несколько лет тому назад гордостью цирка Астли, и мистер Дюкроу только потому расстался с ним, что не мог его видеть после смерти миссис Дюкроу, которая неизменно ездила на нем. Я решил, что дамам и лондонским щеголям под стать кататься на таком коне, и купил его (поступь у него удивительная, едешь — точно в кресле сидишь), но таким смирным он бывает только по воскресеньям.

— Почему же? — спросил капитан. — Почему в воскресенье он бывает смирнее, чем в другие дни недели?

— А потому, что по воскресеньям на улицах нет музыки. Первому джентльмену, отправившемуся на нем кататься, пришлось протанцевать кадриль на верхней Брук-стрит под шарманку, наигрывавшую "Зреют вишни", — вот каков нрав этой лошадки. Если вы видели "Битву под Аустерлицем", где миссис Д. выступала в роли женщины-гусара, вы, может, помните, как она вместе с конем умирала в третьем действии, когда оркестр играл "Боже, храни императора" (поэтому коня и прозвали "Императором"). А теперь, стоит ему только услышать этот гимн, как он сразу же встает на дыбы, трясет гривой и перебирает в такт передними ногами, а потом осторожно припадает к земле, словно сраженный пушечным ядром. Как-то раз он проделал такой номер с одной дамой перед Эпсли-хаусом; с тех пор я даю его своим друзьям только по воскресеньям, когда можно не опасаться таких сюрпризов. Эглантайн — мой друг, не дам же я ему лошадь, на которую нельзя положиться.

Поболтав еще несколько минут, милорд со своим другом покинули мистера Снэффла и направились в "Риджент".

— Ну здогово! Чегт побеги! — ликовал его светлость, надрываясь от хохота. — Поезжайте в моей карете. Возьмите Лангли. Черт побери! За это стоит заплатить тысячу фунтов!

В субботу ровно в десять часов утра мистер Вулси вошел к мистеру Эглантайну, держа под мышкой сверток, завязанный в желтый платок. В этом свертке заключался самый прекрасный и самый элегантный сюртук, какой когда-либо доводилось носить джентльмену. Он сидел на Эглантайне как облитой, нигде не морщил, и был такого совершенного покроя, что Эглантайн, с удовольствием любуясь собой в зеркале, решил, что в таком сюртуке он похож на мужественного, благородного, чистокровного джентльмена, по меньшей мере на подполковника.

— Вы полный мужчина, Эглантайн, — проговорил портной, не менее парфюмера восхищенный собственной работой — с этим ничего не поделаешь, но теперь, сэр, вы, во всяком случае, больше походите на Геркулеса, чем на Фальстафа, и если платье может сделать джентльмена, то вы — джентльмен. Я бы советовал вам завязать ваш голубой галстук чуть пониже и убрать с брюк нашивки. Оденьтесь построже. Ничего кричащего. Простой жилет, темные брюки, черный шейный платок, черная шляпа, — и даю голову на отсечение, что завтра во всей Европе не найдется человека, одетого лучше вас.

— Благодарю вас, Вулси, благодарю вас, дорогой сэр, — говорил очарованный парфюмер, — а теперь я попрошу вас примерить вот это.

Парик был изготовлен с не меньшим мастерством. Он не был в том пышном стиле, который так любил сам мистер Эглантайн, — как выражался парфюмер, это была "простая и скромная шевелюра".

— Можно подумать, мистер Вулси, что они всю жизнь росли у вас на голове, никому и в голову не придет, что это не ваш естественный цвет (мистер Вулси покраснел). Теперь вы выглядите на десять лет моложе, и не вздумайте больше напяливать ваше воронье гнездо.

Вулси посмотрел в зеркало и тоже остался доволен. Соперники пожали друг другу руки и тотчас же стали друзьями, а парфюмер от полноты чувств рассказал портному о своих планах на завтрашний день и пригласил его отобедать вместе со всеми в "Звезде и Подвязке", предложив Вулси место в коляске.

— А может, хотите поехать верхом? — с необыкновенно важным видом спросил Эглантайн. — Снэффл посадит вас на лошадь, и если вы захотите, мы можем поехать по обе стороны коляски.

Но Вулси скромно признался, что он плохой наездник, и с радостью принял предложенное ему место в коляске с условием, что половину всех расходов на эту увеселительную поездку он возьмет на себя. Его предложение было принято, и джентльмены расстались с тем, чтобы вечером встретиться в клубе, где все были поражены установившимся между ними дружеским тоном.

Вечером в клубе мистер Снэффл повторил мистеру Вулси предложение парфюмера, заметив, что раз Эглантайн собирается ехать на "Императоре", то и Вулси непременно должен ехать верхом. Но портной снова отказался, смиренно признавшись, что ему еще никогда не приходилось садиться на лошадь и что он во всех отношениях предпочитает верховой езде коляску.

С этого вечера в клубе за Эглантайном твердо укрепилась репутация "щеголя".

В воскресенье ровно в два часа дня оба кавалера предстали у дверей "Сапожной Щетки", чтобы встретить двух улыбающихся дам.

— Ах, боже мой! Мистер Эглантайн! — вскричала мисс Крамп, совершенно ошеломленная его видом. — Я еще никогда в жизни не видела вас таким красивым!