Наше преступление - И. Родионов

Про убійцъ онъ скоро забылъ, .но ему чудилось, что окровавленный, умирающій Иванъ поднялся съ земли и гонится за нимъ; ему иногда слышались даже тяжелые шаги за спиной. Разъ... разъ... точно сол-датъ, отбивалъ умирающій каждый шагъ по землѣ. И, внѣ себя огь ужаса, Деминъ уже не смѣлъ огля-нуться, съ замираніемъ сердца ожидая, что вотъ-вотъ къ нему протянутся сзади окровавленныя руки и опу-стятся на его плечи...

И Деминъ не убавлялъ хода, хрипѣлъ, какъ за-паленная лошадь; потъ градомъ катилъ съ него, ру-башка дрилипла къ т^-,еІап-ка2лк.ги

Что-то хрустнуло и зашуршало у него за па-зухой.

Онъ съ визгомъ кинулся въ поле и присѣлъ, за-крывъ голову руками, чувствуя, что сдвинуться съ мѣста у него уже не хватитъ силъ, такъ обуялъ его страхъ.

— Ба-баранки... — черезъ полминуты облегчено промолвилъ Деминъ. За пазухой продолжало шур-шать.

— А вино? вспомнилъ онъ и принялся ощупывать себя.

Водка оказалась въ карманѣ штановъ. Деминъ вынулъ посудину, проворно соскребъ съ ея горлышка сургучъ и толкнулъ ладонью въ дно бутылки. Влага булькнула и зашипѣла; пробка выскочила вверхъ.

Деминъ приложилъ горлышко посудинки къ гу-бамъ и съ чисто животною жадностью сталъ тянуть влагу.

«Такъ-то малость пріободрюсь, — мелькало въ его головѣ, — а то бѣда, какая тряска взяла... такая тряска...»

Онъ разомъ опорожнилъ добрую половину бу-тылки. Нутро у него согрѣлось; отъ сердца отлегло, и ужасъ уже не съ прежней силой давилъ его. Къ нему вернулась способность разсуждать.

Чувствуя себя всего мокрымъ, въ поту, Деминъ снялъ шапку, обтеръ ладонью лобъ и, по своему обы-кновенію — промолвивъ вслухъ: «Фу, какъ запа-ривши... вотъ такъ запаривши»... не спѣша про-должалъ свой путь, однако часто оглядываясь на-задъ.

— Надыть маленько еще... а то штой-то страшно-вато... сказалъ онъ себѣ и тотъ часъ жа пропустилъ еще нѣсколько глотковъ водки.

— Ну, теперича хорошо... вотъ какъ... будетъ... до самаго дома ни-ни... НадаетьвътлтѣАльллѢ-- -бѳзпремѣнно... а то не хорошо такъ-то одного безъ призору... ѳще помретъ ... вѣдь сынъ ейный...

. И Деминъ крѣпко-накрѣпко закупорилъ бутылку клочкомъ ваты, вырваннымъ изъ собственной паль-тушки, и опустилъ ѳе въ карманъ въ твердой рѣши-мости, уже до самаго дома не дотрогиваться до нея.

Отъ прежняго ужаса не осталось и слѣда, наобо-ротъ, чѣмъ далыпе онъ подвигался, тѣмъ настроѳніе его становилось бодрѣе, а шаги замедлялись.

— Черти, лѣшаи! — забормоталъ онъ. — Такъ обработать пария ... совсѣмъ въ отдѣлку... хреста на шеѣ нѣтути ... Вѣдь не собака... Другой и собаку пожалѣетъ ... Почему не пожалѣть? и пожалѣѳшь... потому она собака... а тутъ легко ли? хрестьянскую душу загубивши... И чѣмъ помѣшалъ? Хорошій былъ мужикъ... смирный... Никому отъ него ни-какой обиды... никакой... не слыхать, штобы кого обидѣвши...

На этихъ разсужденіяхъ мысли его сдѣлали кру-той скачокъ.

— А зачѣмъ беречь? — спросилъ онъ себя объ оставшейся водкѣ. — Незачѣмъ беречь.

И, остановившись, Деминъ опять хлебнулъ изъ посудинки, а потомъ еще и еще...

Теперь онъ чувствовалъ себя уже совсѣмъ уда-лымъ добрымъ молодцемъ, а въ голову заползали даже горделивыя мысли.

— А што, — думалъ онъ вслухъ, съ задоромъ. — Небось, теперь для Ваньки-то Демина и угощенія не жаль? Баранки — не баранки, вино — не вино... все бери, Иванъ Семенычъ! отдадутъ, не постоятъ... Да што? Вотъ какъ ... ходи теперича передъ Иваномъ... Семеновымъ по одной доскѣ... То-то. И пойдешь, собачій сынъ... обвязательно пойдешь... это какъ пить дать ... пойдешь... и шапку передъ Иваномъ... Семеновымъ ломай... потому какъ убивцы, арестанцы,

одпо слово. Да... вотъ додо^до.еіан-кахак.г

потому ежели чуточку не потрафивши... пожалте къ становому, потому убивцы... потому человѣка за-бивши... на-сморть забивши ... не то што ... мозги вытекши... вотъ какъ...

Въ неболыпой рощѣ между Шипинымъ и Шѳп-таловымъ Деминъ присѣлъ на пнѣ у дороги, допилъ водку и съѣлъ послѣднюю баранку. Опорожненную посудинку онъ, слегка поклевывая носомъ, долго, ста-рательно засовывалъ въ необъятный карманъ своихъ дырявыхъ штановъ, а потомъ, сбивъ на самый заты-локъ свою шапчонку, продолжалъ путь въ самомъ нревосходномъ и боевомъ настроеніи.

Теперь Деминъ рѣшительно никого не боялся и, попадись ему сейчасъ ыавстрѣчу парни, онъ не усту-пилъ бы имъ дороги и «не уважилъ бы» ни единаго слова.

— А-а, землю ѣсть... на голову сыпать... убив-цы! Поддорожники! арестанцы! вопилъ онъ въ лѣсу.

IX.

Мать Ивана съ его женой вернулись съ жнитва домой только въ сумерки. Онѣ подоили коровъ, рас-топили печь, скипятили къ ужину молока, наварили картошки и поставили самоваръ.

Съ Иваномъ кромѣ матери жили два его мень-шихъ брата и 9-ти-лѣтняя сестренка. Другую сестру 22-хъ-лѣтшою Авдотыо прошлой зимой выдали за-мужъ.

Семья нѣкоторое время поджидала Ивана и не садилась за ужинъ.

Жена его, несмотря на усталость, цѣлый вечеръ находилась въ какомъ-то безотчетномъ безпокойствѣ.

— Чтой-то долго пѣту Вапюшки? нѣсколько разъ говорила она, поглядыішіаокошклп-кахак.Ги

— Да сядемъ ужинать, доченка, чего жъ его ждать? Можетъ, онъ къ свѣту только явится, а мы все жди. Ишь какое дѣло.-то! Небось, ^свой домъ не пройдетъ. Гдѣ бы ни ходилъ, все домой придетъ, — отвѣтила свекровь, все еще злая на сына за утреншою ругань.

Семья сѣла за столъ и принялась ѣсть; у печи загудѣлъ наставленный самоваръ.

«Бу-бу-бу» такъ и разносилось по всей избѣ.

— На свою тебѣ голову! сказала Катерина, по-ложила ложку, порывисто встала изъ-за стола, съ серд-демъ откинула на полъ съ самовара трубу, продула его такъ, что изъ рѣшетки внизъ посыпались вокругъ него на полъ гаснущія искры, подсыпала въ него углей и, поставивъ на него вновь трубу, отошла къ столу.

Самоваръ на минуту замолкъ, въ немъ толысо по-трескивали угли, выбивая изрѣдка въ рѣшетку тонкія, синеватыя искорки, но лшпь только Катерина приня-лась снова за ѣду, какъ онъ загудѣлъ злѣе и страш-нѣе дрежняго.

Катерина положила ло,йку и, отодвинувшись На лавкѣ отъ стола, вся поблѣднѣвшая, сложила руки.

— Што-жь ты не ѣшіз, доченька? спросила све-кровь.

— Не хочу, мамыюка... Чтой-то сердце болитъ, а тутъ самоваръ гудёгь... Не случилось бы какого худа съ В&нюшкой?

И ѳя большіе, свѣтлосиніе глаза на блѣдпомъ, овальномъ лицѣ приняли опасливое и дикое выраженіе.

— Ну, Господь съ тобой! Чему случиться-то? Ежели вотъ не подойдетъ, пойдемъ на деревню, по-спрошаемъ.

Послѣ ужина и чаю дѣти настлали на досчатомъ полу шубъ и другой одежи и полегли въ повалку, а бабы вышли изъ избы.

Опѣ обошли всю деревню, соетоявшую дворовъ изъ двадцати, всѣхъ, кого встрѣчали, разспрашивали объ Иванѣ, но ничего не узнали. Никто нзъ шепта-ловскихъ мужиковъ не былъ сегодня въ городѣ и никто не видѣлъ Ивана съ утра. Напослѣдокъ бабы зашли къ Степану—отцу Сашки. Дома была только жена его — Палагея съ двумя дочерьми, къ которымъ ходили «гулять» Лобовъ и Горшковъ. Младшія дѣти спали, а Степанъ куда-то вышелъ.

— Видно, и вашего Ванюхи дома-то нѣту-ти? — спросила Палагея, какъ только на порогѣ показались бабы.

Акулина раза четыре перекрестилась передъ обра-зами, поклонилась каждой хозяйкѣ отдѣльно по стар-шинству, каждую ласково привѣтствуя по имени, и только тогда отвѣтила Палагеѣ на ея вопросъ.

— Да нѣту, кумушка. Пришли вотъ съ Катюці-кой поспрошать: не знаешь ли чего? Всю деревшо обошли, никто съ утрія съ самаго его нонѣ не видалъ. Какъ ушелъ по утрію въ городъ, такъ вотъ и нѣту-ти.

Голосъ Акулины звучалъ вкрадчиво и мягко. Въ манерѣ говорить чувствовалась, кромѣ природной, еще и выработанная «изысканная» учтивость.

'Палагея — высокая, тощая преждевременно соста-рившаяся баба, казалосьдолько и ждала случая излить постоянно кипѣвшее въ ея сердце раздраженіѳ.

Маленькіе, слезящіеся, злые глаза ея, съ крас-ными, безъ рѣсницъ, вѣками .блеснули и тонкія, без-кровныя губы искривились.

— И нашего проходимца, шатуна-Сашки-то, нѣту-ти. Нонѣ они съ Серегой съ Ларивоновымъ расчетъ за гнилу получаютъ. Вотъ они въ городѣ-то, должно, сцѣпились съ вашимъ съ Ванюхой да и загуляли, штобъ имъ ни дна, ни покрышки, треклятымъ! Ни-чего до дому не довезетъ Сашка-то, все пропьетъ, песъ безхозяйный... вс^^^^с^ІІЛП кЛ^^Лк*

И- А. РОДІОНОВЪ. 4 49

— Што ты, кумушка?! Съ чего гулять-то имъ? Видно, какое дѣло задержало ...

Палагея чуть не подпрыгнула отъ злости.

— Какія теперича дѣла къ ночи-то? Пьютъ. Вотъ какіл ихнія дѣла. Ужъ я знаю ихнія Дѣла. Такіе пьяницы безсовѣстные, такіе кобели безхозяйные...

— Какъ быть-то, доченька? — спросила Акулина у некѣстки, которой тѣмъ временемъ дѣвки показывали своп обновы, купленныя къ предстоящему деревен-скому празднику на день Рождества Богородицы.

Катерина выпустила изъ рукъ новый ситцевый от-рѣзокъ.

— Пойдемъ, мамынька, на дорогу, можетъ, по-встрѣчаемъ...

Ну, и я съ вами, — сказала Пѳлагея. — Вмѣстяхъ-то всо спорушнѣе. Ужъ я его пса, каторжника!... Дру-гихъ-то вонъ угоняютъ. ‘) Хошь бы моего подлеца куда угнали, Миколѣ-угоднику свѣчку бы поставила...—го-ворплг она, накидывая на голову платокъ.