Неизвестная книга наркома внутренних дел Н. И. Ежова - Олег Борисович Мозохин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Для содержания данной категории лиц в этих двух областях намечалось организовать два концлагеря примерно по три тысячи человек с «крепким» режимом, усиленной охраной, исключающей побеги, с обязательным обнесением колючей проволокой или забором, вышками. Вышеуказанных лиц в дальнейшем можно было использовать на внутрилагерных работах.
5 июля 1937 года состоялось постановление Политбюро, согласно которому жены и члены семей лиц, осужденных за антисоветскую деятельность, подлежали репрессированию и направлению в исправительно-трудовые лагеря на срок от 5 до 8 лет.
Согласно приказу НКВД № 00447 от 30 июля 1937 года предлагалось репрессировать семьи, члены которых способны к активным антисоветским действиям. Члены такой семьи по решению тройки подлежали водворению в лагеря или трудпоселки.
Семьи лиц, репрессированных по первой категории, проживавшие в пограничной полосе, подлежали переселению за пределы пограничной полосы, внутрь республик, краев и областей.
Семьи репрессированных по первой категории, проживавшие в Москве, Ленинграде, Киеве, Тбилиси, Баку, Ростове-на-Дону, Таганроге и в районах Сочи, Гагры и Сухуми, подлежали выселению из этих пунктов в другие области.
Все семьи лиц, репрессированных по первой и второй категориям, предлагалось взять на учет и установить за ними систематическое наблюдение.
Через две недели, 15 августа 1937 года, в приказе НКВД № 00486 давались уже новые установки о репрессировании членов семей осужденных, соответствующие указанному выше постановлению Политбюро от 5 июля 1937 года.
На основании этого приказа репрессировались семьи «изменников родины, членов правотроцкистских шпионско-диверсионных организаций, осужденных Военной коллегией и военными трибуналами по первой и второй категориям» после 1 августа 1936 года. Члены таких семей арестовывались, их имущество подлежало конфискации. Жены по решению Особого совещания подлежали заключению в исправительно-трудовые лагеря на срок от 5 до 8 лет. Дети в возрасте старше 15 лет, если по усмотрению работников НКВД они признавались социально опасными и способными к совершению антисоветских действий, направлялись либо в лагеря, либо в исправтрудколонии или в детские дома особого режима Наркомпроса[19]. Грудные дети направлялись с матерями в лагеря, откуда по достижении 1–1,5-годичного возраста передавались в детские дома и ясли Наркомздрава[20]. Дети в возрасте от 3 до 15 лет размещались в детских домах наркомпросов.
По состоянию на 4 августа 1938 года у репрессированных родителей изъяли 17 355 детей, намечалось к изъятию еще 5 тысяч детей.
В дальнейшем Наркомат внутренних дел посчитал целесообразным репрессировать не всех жен осужденных изменников родины, правотроцкистских шпионов, а только тех из них, которые были в курсе или содействовали контрреволюционной деятельности своих мужей и в отношении которых органы НКВД располагали данными об их антисоветских настроениях и высказываниях. Их легко могли рассматривать как политически сомнительных и социально опасных. Предложения НКВД Сталин принял.
Репрессии против жен «врагов народа» не ограничивались ссылкой и заключением их в исправительно-трудовые лагеря. Некоторые из этих женщин были расстреляны. 20 августа 1938 года Сталин и Молотов утвердили представленный Ежовым список на осуждение по «первой категории» 15 жен «врагов народа». Из 15 расстрелянных 10 были до ареста домашними хозяйками, а две – студентками.
21 марта 1939 года Берия сообщал, что в исправительно-трудовых лагерях у заключенных матерей находится 4,5 тысячи детей ясельного возраста, и предложил, ссылаясь на установленный ранее порядок, изъять их у матерей и впредь придерживаться подобной практики.
Имели место случаи, когда против детей старше 15-летнего возраста фальсифицировались обвинения в принадлежности их к контрреволюционным организациям и участии в антисоветской деятельности.
Всего подверглось репрессиям в качестве членов семей «изменников Родины» и «врагов народа» – 40 056 человек.
В январе 1938 года состоялся Пленум ЦК. На нем в числе других вопросов заслушали доклад Маленкова «Об ошибках парторганизаций при исключении коммунистов из партии, о формально-бюрократическом отношении к апелляциям исключенных из ВКП(б) и о мерах по устранению этих недостатков». Доклад был посвящен партийным чисткам, однако он поднял и вопрос о репрессиях.
На пленуме были обозначены две группы лиц, виновных в так называемых «перегибах». К первой отнесли «коммунистов-карьеристов», ко второй – «искусно замаскированных врагов», которые специально пытались компрометировать честных партийцев. Жесточайшей критике подвергся местный партийный аппарат, который стал главным виновником Большого террора.
Вместе с тем доклад Маленкова, выступление Кагановича, реплики Сталина, Молотова, Ежова и Берии, по существу, ориентировали на продолжение массовых репрессий, прикрывая это необходимостью дальнейшего разоблачения врагов партии и Советского государства.
Для населения создавалось впечатление, что постановление пленума принято по инициативе Сталина, что именно он остановил машину расправ, что осуществлял репрессии не Сталин, а партийный аппарат и органы НКВД. В газетах стали публиковаться статьи о пересмотре отдельных приговоров, о привлечении к ответственности виновных лиц, о восстановлении в партии отдельных коммунистов.
Однако в целом после пленума репрессии не уменьшились и их характер не изменился. Продолжалось репрессирование по лимитам, по национальному и другим чисто формальным признакам. В январе 1938 года Молотов, Каганович, Ворошилов и Жданов утвердили 22 списка на осуждение 2770 человек, из них 2547 – к расстрелу; в феврале Сталин, Молотов, Каганович, Ворошилов и Жданов утвердили 28 списков на 3699 человек, из которых 3622 человека предложили расстрелять; в марте они подписали 36 списков на 3286 человек, в том числе 2983 человека определили к расстрелу.
Позднее, на приеме депутатов Верховного Совета СССР в Кремле 21 января 1938 года, И. В. Сталин произнес тост в честь сотрудников органов госбезопасности и Н. И. Ежова. В нем он вновь нацеливал органы государственной безопасности на продолжение репрессий.
«Антисоветский правотроцкистский блок». Фабрикация обвинительных материалов на Бухарина и Рыкова началась задолго до этого и продолжалась в течение ряда лет. В марте 1935 года от бывших участников «бухаринской школы» и группы Угланова, находившихся в то время в политических изоляторах, были получены показания о террористической деятельности правых и осведомленности об этом Бухарина и Рыкова. Позднее от Каменева и Зиновьева добились показаний о блокировании правых с троцкистами и зиновьевцами. От отдельных арестованных имелись вымышленные показания о существовании в СССР террористической организации правых. Об этих показаниях Ежов информировал Сталина.
Содержание некоторых протоколов допросов перед их подписанием допрошенными лицами согласовывалось со Сталиным. Так было и 23 сентября 1936 года: после проведения в ЦК ВКП(б) очных ставок Сокольникова с Бухариным и Рыковым и допросов Бухарина и Рыкова Вышинский направил Сталину эти протоколы с припиской, что после его одобрения эти документы будут оформлены подписями соответствующих лиц.
Поскольку Бухарин и Рыков являлись кандидатами в члены ЦК, вопрос о них в декабре 1936 года включили в повестку дня Пленума
