Сказки для горчичников - Веркор

— В том-то и дело! — ответила голубка. — Ты можешь попробовать его заколоть, но этим ударом ты убьешь не его, а своего брата. Правда, существует один способ: говорят, если в то время, когда у Великана нет сердца, кто-нибудь разобьет об его голову первое яйцо молодой голубки, он вновь станет смертным. Но надо, чтобы сначала он возвратил сердце, которое похитил. Однако труднее всего раздобыть то самое первое яйцо: у Великана есть слуга, который только и делает, что следит за всеми молодыми голубками и разбивает их яйца. Кроме того, когда у хозяина замка нет сердца, он зол и свиреп, как дикий зверь, и начинает истреблять всех голубей в округе. Мы это знаем и выжидаем, когда он похитит чье-нибудь сердце и можно будет вернуться домой. Тогда Великан становится добрым, милостивым и справедливым. Скорее всего, он уже завладел сердцем твоего брата: видишь, я здесь одна, вся моя стая уже возвратилась в замок. Не знаю, как ты сможешь выручить брата, но желаю тебе удачи. Прощай.

Людовик простился с голубкой, но она еще долго летела над ним, указывая дорогу, и отстала лишь тогда, когда впереди показался замок Ужасье.

Стало смеркаться. Людовик осторожно приближался к замку, боясь, что его кто-нибудь заметит. Мост был поднят, в черной воде кишели лягушки. Как же перебраться через ров? Палая листва медленно плыла по воде, подгоняемая ветерком к противоположному берегу. Людовик собрал все свое мужество и тихо позвал: «Мураш!.. Мураш!..» В тот же миг он превратился в муравья. Носовой платок, в который были завернуты лапки, клочок шерсти и перышко, также уменьшился настолько, что мог легко уместиться в складках между муравьиными щитками. Не мешкая, он взобрался на опавший лист и поплыл вместе с ним на другую сторону рва, счастливо избежав встречи с прожорливыми лягушками. И вот, живой и невредимый, он оказался у подножья огромных стен и пустился в путь вокруг замка, спеша изо всех своих муравьиных сил. Вскоре он нашел в камнях узкую щель, похожую на бойницу, и проник внутрь. Целую ночь муравей обследовал все помещения замка, одно за другим, сначала подвалы, затем нижний этаж, и следующий, и все чердаки, пока, наконец, не оказался в самой последней комнате. В ней он обнаружил люк, под люком колодец, а на дне колодца, прямо на земле, лежал Ульрик. Людовик взглянул на брата — и пришел в отчаяние.

Глаза Ульрика были открыты, но он словно ничего не видел и не шевелился. Мимо пролетела муха. Он вдруг поймал ее, ловко, словно обезьяна, — ни один мускул не дрогнул на его лице — и проглотил. Содрогнувшись, Людовик позвал брата. Тот медленно повернул каменное лицо к говорящему муравью и посмотрел на него тупо и безразлично, как корова на проходящий обоз.

— Ульрик! Ульрик, это я! — сказал Людовик.

— Здравствуйте, — ответил Ульрик чужим тусклым голосом, отвернулся и поймал новую муху. Муравей больше не привлекал его внимания.

Людовик понял в отчаянии, что его несчастный брат, как и предполагала горлинка, уже лишился сердца, и помочь ему ничем нельзя.

Тогда он бросился на поиски Великана и снова побежал своей муравьиной дорогой по исполинским кухням и бесконечным коридорам, по залам, устланным пышными коврами, и по необъятным комнатам, уставленным великолепной мебелью. Наконец, он пробрался сквозь щелочку под дверью в уютную комнату, в ней стояло огромное кресло, а на нем восседал огромный красивый человек с печальным лицом и повторял вполголоса:

— Боже мой, Боже мой, когда же все это кончится?

Людовик развернул свой крохотный носовой платок, выбросил из него муравьиную лапку и тотчас вновь превратился в мальчика.

— Может быть, я могу вам помочь? — спросил он у человека.

— Кто ты? — изумился тот, резко обернувшись к нему.

— Меня зовут Людовик. А вы и есть тот, кого называют Великан-без-сердца?

— Да. Откуда ты знаешь?

— Случайно услышал, — ответил Людовик. — А почему вы так печальны?

— Потому что нет на земле человека несчастнее меня, — горько вздохнул Великан.

— Вы похитили сердце моего брата, — сказал мальчик.

— Это был твой брат? Значит, ты меня ненавидишь и, конечно, желаешь моей смерти. А я бы, не задумываясь, отказался от жизни — если бы только мог… Если бы только мог! Но твой брат умрет, а я — нет!

— Тогда зачем же вы забрали его сердце? Возвратите его!

— Как только я вновь оказываюсь без сердца, я становлюсь зверем и веду себя, как хищник, даже хуже — ведь в моей голове мозг человека! Я преследую всех без разбора, я рыскаю по полям и нападаю на соседние государства во главе шайки разбойников, и мы предаем города и деревни огню и мечу. Рассудок возвращается ко мне лишь тогда, когда я заполучу чье-нибудь сердце. Разум и чувства пробуждаются во мне благодаря таким беднягам, как твой брат, а эти несчастные становятся вместо меня тупыми животными, доживая остаток дней в подземельях замка. Но я уже никогда не могу забыть их. Терзать свои жертвы или терзаться от угрызений совести — вот мой удел, вот моя жизнь. И конца ей не видать. Все умирают, кроме меня. Боже мой, когда же, наконец, все это кончится?

— Если хотите, — сказал Людовик, — я постараюсь вам помочь.

— Вот как? А ты можешь? — пожал плечами его печальный собеседник.

— Верните сердце брату, и вы увидите.

— Это ни к чему не приведет, — вздохнул Великан, — но знаешь, что случится? Да, я могу вернуть твоему брату сердце, и если после этого ты сумеешь разбить о мою голову первое яйцо молодой голубки, я стану смертным… Но, оставшись без сердца, я превращусь в пустую кровожадную оболочку, и начну разбивать все голубиные яйца, и все птицы разлетятся, чтобы не попасться мне под руку. А потом… Потом берегитесь, города и села, берегитесь все, от мала до велика! И ты ничем не сможешь помешать мне — ведь первым я убью тебя!

— А вдруг смогу? — настаивал Людовик. — Рискните!

— Для меня здесь нет никакого риска — это риск для всей округи, которая вновь превратится в пепел и прах.

— И все-таки я постараюсь помешать вам, — повторил Людовик. — Если же вы боитесь вновь оказаться без сердца, возьмите взамен мое!

— Нет, нет, ты еще мал, тебе ли предотвратить все эти беды? Разве ты можешь разыскать твоего брата в подземельях моего замка, если я сам не отведу тебя туда?

Знаешь ли ты, что в замке тысячи комнат, подвалов и чердаков?

— Вот оно что! Но если я найду брата без вашей помощи, вы по-прежнему будете считать меня маленьким?

— Ты не найдешь его.

— И все же?

— Значит, ты хитрец из хитрецов. Никто никогда никого не мог разыскать в моем замке!

— Тогда я буду первым. Если я разыщу брата, вы вернете ему сердце? Повторяю, вы всегда можете взять взамен мое.

— Ну что ж… Ищи!

Людовик выскочил из комнаты. Ему осталось только вспомнить путь, который он проделал, будучи муравьем, — и без особого труда он отыскал то подземелье и тот колодец, в котором был заперт Ульрик. Людовик заставил его подняться — и брат пошел за ним, как собачка за хозяином. И, подобно повизгивающей собачонке, Ульрик пел обрывки песен, без начала и конца, старых песен, слышанных еще в детстве. Так они дошли до комнаты Великана-без-сердца. Владелец замка, успевший переодеться в халат, расшитый золотом, был поражен при виде братьев. Но он сдержал слово.

— Посади брата в кресло! — приказал он Людовику, а сам сел напротив.

Сначала Великан вынул из кармана небольшое зеркальце, сияющее, как бриллиант, и наклонил его так, чтобы на зеркальце падал отблеск лунного луча. Затем он навел этот луч на Ульрика. Едва лунный зайчик скользнул по его лицу, Ульрик заснул. А Великан-без-сердца начал едва слышно что-то бормотать, но у Людовика был тонкий слух, и, хотя губы Великана почти не двигались, мальчик расслышал все заклинание от начала до конца:

Выйди здесь, войди там,Минуй здесь, выйди там,Войди здесь, минуй там,Открой здесь, закрой там,Закрой здесь, открой там,Разбуди здесь, усыпи там,Усыпи здесь, разбуди там,Вперед, вперед, вперед…

Лицо Великана-без-сердца все больше бледнело и застывало, а глаза его становились пустыми и ничего не выражающими. В то же время лицо Ульрика стало постепенно оживать, веки вздрогнули, взгляд заблестел. И вот Ульрик вскочил на ноги, узнал Людовика, и братья бросились в объятья друг другу.

Но Людовик краем глаза продолжал следить за Великаном, лицо которого каменело, а руки наливались пудовой тяжестью. Великан поднялся и, точно повинуясь чьей-то воле, направился в глубь спальни. Там оказалась потайная дверь, за ней — решетка, а за решеткой сидел пес, огромный датский дог, размером с пони Людовика, с оскаленной пастью и клыками, способными без промедления разорвать жертву. Также машинально Великан-без-сердца распахнул клетку и цокнул языком. Пес взвился в воздух и бросился на братьев. Он опрокинул Ульрика, пытаясь схватить его за горло, юноша защищался, теряя последние силы, а Людовик позвал: «Серый!.. Серый!..» В тот же миг он превратился в матерого волчищу, и звери, как бешеные, вцепились друг в друга. Наконец, волк изловчился и сомкнул на горле дога железные челюсти. Пес рванулся и рухнул замертво.