Когда листья станут золотыми - Кларинда

смерти Коли эту землю взял в аренду человек, чье имя, ты, Алиса, должна знать. Это его сын стал в 30-х годах создателем теории темпоральных искажений.

— А Коля тут каким боком? — удивился инженер.

— А таким, что на землю претендовал один московский бизнесмен, предлагал за нее взятку, как это называлось. Но после пожара вдруг передумал. Он был очень суеверен и посчитал гибель человека несчастливой приметой. Впрочем, бизнесмен никакого урону не понес, вскоре купил участок в соседнем районе, построил там чего-то… А расстроенный из-за ухода живых денег председатель отдал землю в аренду под ферму. И не прогадал — хозяйство пошло в гору, арендную плату вносили исправно. И самое главное — фермер смог дать сыну образование, отправить его учиться за рубеж, а потом даже частично финансировать его исследования. А ты, Алиса, сама хорошо знаешь — без теории темпоральных искажений не было бы сейчас машины времени. В прошлом опасно копаться, тем более, в таком недавнем. Сделаешь незначительный шаг — и окажется, что возвращаться тебе некуда, да и самого тебя нет. За тысячелетие изменения сглаживаются, а с прошлым веком надо быть очень осторожным.

Электрон накрутил бородку на палец.

— А по-другому он не мог выучить сына? Может, ему просто кошелек подбросить?

Ричард расхохотался было, но осекся, встретив осуждающий взгляд Алисы. Слегка помрачнев, временщик ответил:

— Тут надо думать. Не лезть, как слон в посудную лавку. Многое ведь зависит от характера человека — не полюби он труд, не добивайся своей цели с упорством, может, и не стал бы его сын ученым. И как бизнесмена того отпугнуть? Если выдернуть из прошлого Герасимова, получится, в пожаре должен погибнуть кто-то другой. А как жить, зная, что ты кого-то принес в жертву?

Ричард повернулся к Алисе.

— Признаюсь, девочка, у нас с Михаилом Петровичем тут тоже свой интерес. Мы с ним как раз вспоминали, как он пытался спасти от костра Джордано Бруно. Михаил смог поговорить с ним под видом священника, пытался рассказать о плане побега. А Джордано только глянул на него понимающе и ответил: «Друг мой, ведь представление уже готово. Они не признаются в своем поражении, им важно сжечь меня. Если я убегу, они сожгут подставного осужденного. А я не приму такой жертвы».

Помолчав, Ричард продолжил:

— Мы ведь стояли тогда у костра и поклялись выдернуть Бруно хоть прямо с аутодафе. То есть дело лишь в технике. С Колей проблема та же самая. Его приятели довольно долго наблюдали за горящей баней.

— Мерзавцы! — воскликнул Электрон. — Спокойно смотреть, как человек погибает…

— Ты учти, что они были изрядно пьяны, только тот ревнивец пил меньше других. И все же вытащить его у них на глазах невозможно.

— Невозможно? — переспросила Алиса.

— Я не отказываюсь помочь, — Ричард подошел к Алисе и взял ее за руку. — Я говорю, что не могу — сейчас. Но я тебе обещаю. И прошу тебя — дай мне десять лет. Я уверен, за это время мы найдем такую возможность.

Алиса смотрела на Ричарда несколько секунд, затем улыбнулась. Словно болотные огоньки замерцали в ее глазах.

— Хорошо. Пусть будет десять лет. Но вы же не думаете, что за десять лет я забуду?

— Зная тебя, я в этом не сомневаюсь!

2.

Я оставил свой дом на исходе последнего лета…

Водитель остановил машину, высунулся из окна и с некоторой опаской поглядел на дорогу. После вчерашнего дождя путь преграждала здоровая лужа, из которой потом автомобиль не вытолкаешь, пусть бы даже и вдвоем. И не высохла ведь, зараза, хотя сегодня день и выдался солнечный, теплый — настоящее бабье лето. Да и до дома, к которому он хотел проехать, оставалось всего метров двести, правда, в горку. Водитель принял решение прогуляться и выбрался из машины. Это был человек лет двадцати пяти — тридцати, среднего роста, румяный и круглолицый, с хорошо наметившимся, несмотря на молодость, брюшком. Он расстегнул воротник куртки, перекинул сумку через плечо, запер машину, огляделся и зашагал к дому.

Поднявшись на пригорок, он слегка запыхался и прислонился к забору перевести дух. Забор давно пошатнулся, да и красили в последний раз его, видимо, еще до перестройки. Дом выглядел не лучше — окна с двух сторон были забиты, крыша сбоку просела.

— Как он тут живет? — с досадой проговорил приезжий. Толкнув калитку, он вошел во двор. Листья рябины у крыльца были еще совсем зелеными, но ягоды горели ослепительно алыми огнями, и рядом с этим великолепием убожество дома сильнее бросалась в глаза. Дверь была приоткрыта.

— Эй, Колька! Принимай гостя.

Ему никто не ответил. Молодой человек с некоторой опаской поднялся по ветхим ступеням.

— Эй, — снова крикнул он в проем двери. — Коль, ты дома? Это я, Фима!

Тишина.

Фима широко распахнул дверь. Стол в сенях был покрыт густым слоем пыли. В комнате было темно — одно из окон забито, другое, у входа, занавешено. Фима отдернул занавеску — в снопах света заплясали пылинки, на потолке отчеканилась сложная мозаика солнечных зайчиков от треснувшего зеркала. Фима огляделся — двери старенького шкафа были распахнуты, на полу лежала одежда, покрывало с дивана сброшено. В доме давно никто не жил.

— А разгром такой почему?

Фима вышел во двор. Людей на улице не было видно, но деревня вовсе не вымерла. С соседнего двора доносился собачий лай, и Фима зашагал туда. Рыжий лохматый пес, стоя у забора на задних лапах, решительно высказывал незваному гостю на своем собачьем языке все, что он думал о людской привычке шляться без спросу у чужих домов.

— Эй, кто-нибудь! — Фима остановился, не дойдя до крыльца нескольких шагов. Ему пришлось звать несколько раз, пока из-за дома не показалась маленькая, тощая, но довольно бодрая старушка.

— Бабушка! Вы не скажете, что с соседом вашим?

Старушка подошла к забору. Пес с чувством выполненного долга лег на брюхо.

Бабуля, пожевав морщинистыми губами, поинтересовалась:

— С каким соседом?

— Да вон из того дома. Захожу — его нет, в доме бардак…

— А вы кто ему будете? — снова ответила вопросом на вопрос старушка.

— Друг я его, одноклассник бывший.

— А зачем он вам?

— Повидаться! — Фима начал терять терпение. — С собой забрать, если он со мной поедет. Вы скажите, он в больнице? Уехал?

Старушка снова пожевала губами.

— Нету его. Совсем нету, — помолчала и добавила: — Сгорел он. Живьем сгорел.

Румянец сбежал со щек Фимы.

— Как? — заорал он. — Да что вы такое говорите?