Дело диких апостолов - Андрей Воробьев

Андрей ВОРОБЬЕВ, Михаил КАРЧИК ДЕЛО ДИКИХ АПОСТОЛОВ (Дело друзей детства)

Уважаемый читатель!

Авторы заранее предупреждают, что все действующие лица и события в книге, кроме общеизвестных или специально оговоренных, являются чистым плодом братской фантазии. Поэтому отдельным чиновникам в погонах, без погон, а также политикам не следует искать знакомые черты в героях романа, пытаясь впоследствии убедить суд: «Это я, только в виде урода какого-то. По правде же я — белый и пушистый»…

С уважением,

Авторы

Пролог

День 19 мая последнего года уходящего столетия практически ничем не отличался от предыдущих весенних дней на Балканах: за стенами аэропорта Скопье так же ласково пригревало утреннее солнце, заставлявшее счастливо жмуриться гостей столицы Македонии; где-то вдалеке слышался гул самолетных двигателей; суетились пассажиры, спешащие побыстрее зарегистрироваться на очередной рейс до Франкфурта-на-Майне; бестолково торопились провожающие со своими последними напутствиями и пожеланиями мягкой посадки; несколько частных таксистов, лениво поигрывали ключами у дверей здания аэровокзала и пристально вглядывались в лица выходящих.

Из подъехавшей к входу легковушки, которую, казалось, уже давно заждалась разборка на запчасти, выбрались трое парней. «Колико треба да платим?» — Наклонившись к водителю, поинтересовался один из приехавших, но другой его спутник дернул говорившего сзади за локоть: «Не суетись, Тим, я же сказал, что все вопросы с водилой решу сам. А ты бы еще с «духами» по-сербски говорить попробовал. Пошли-ка лучше, пока регистрация не закончилась». Он сунул таксисту несколько купюр, махнул на прощание рукой и вся троица, двинулась к входу в аэропорт, оставив недовольного таксиста в его развалюхе дожидаться очередных клиентов.

Они были чем-то неуловимо похожи друг на друга: и возрастом, не превышавшем 25–27 лет, и крепким телосложением, и короткими, почти «под ноль», прическами, и загорелыми, обветренными лицами, и даже походкой, несуетливой, но в то же время отнюдь не ленивой, которая подчас характерна для изнывающих от скуки жителей столицы. Двое несли спортивные сумки, третий же, явно провожающий, двигался налегке, несмотря на то, что у одного из улетавших, которого называли Тимом, была перевязана рука. Впрочем, Тим и не собирался никому перепоручать свою ношу, бодро следуя вперед.

В очереди на регистрацию билетов приехавшие встали за темноволосым парнем в аляповатой красно-желтой рубашке навыпуск.

— Слушай, а ты знаешь, что сегодня праздник? — Негромко осведомился у своего спутника Тим и сам же ответил: День рождения пионерии. Том, ты понял меня? День рож-де-ни-я. Может, успеем добавить грамм по нескольку ракии, а? До отлета, так сказать?

Парень в цветастой рубашке, услышав русскую речь, обернулся и как-то странно посмотрел на говорившего.

— Что-то не так, дядя? — Перехватив показавшийся слишком пристальным взгляд незнакомца, поинтересовался Тим.

— Sorry. I’m don’t understand you. — И незнакомец, примирительно улыбнувшись, попытался отвернуться от подвыпивших русских, но Тим здоровой рукой недобро похлопал его по плечу: «Эй, ты — янки? Ю-эС-Эй?»

— No, I’m from Ciprus, sorry. — И парень в красно-желтой рубашке, подхватив свои вещи, передвинулся вперед вслед за очередью.

Человек, провожавший Тима и Тома, сообразил, что они могут нарваться на неприятности и постарался успокоить: «Погоди, говоришь, праздник сегодня? — Так давайте-ка тогда тихо и быстро регистрируйте билеты, а потом мы еще успеем обмыть ваш отлет».

Том живо поддержал говорившего и начал озираться в поисках буфета.

Очередь, меж тем, медленно, но верно двигалась в сторону стойки регистрации. Через некоторое время самолет должен был увезти отъезжающих во Франкфурт-на-Майне, откуда затем заинтересованные лица без помех могли добраться до Петербурга. О встрече с Северной Венецией, которая еще недавно казалась такой несбыточной, мечтали Тим с Томом. Но не меньше мечтал об этом и парень в красно-желтой рубашке с кипрским паспортом, в действительности знавший русский язык отнюдь не хуже, чем английский и повоевавший на руинах Югославской империи не меньше российских попутчиков.

…На третьем этаже от пола, до окна был один метр, как и во всей школе. Этот метр отделял смерть от жизни. Двадцать минут назад Санька Васильев, из Набережных Челнов, то ли забывшись, то ли одурев от дыма и треска, встал и, опершись руками на подоконник, глубоким вдохом забрал в легкие свежий воздух. Фоменко с матом рванулся к нему, не поднимая головы, схватил за поясницу, но было поздно. Тело Васильева, с раздробленной головой отбросило на командира, заливая его кровью и ошметками мозгов. И еще двадцать-тридцать пуль, кроме той, которая угодила в голову Саньки, влетели в помещение, искрошив верхние полки шкафа у противоположной стены, а также то, что осталось на них от учебных экспонатов.

Но все равно, на подоконник надо было время от времени подниматься. Укрываться за изрешеченными пулями мешками с песком, за вогнутыми кусками стали, которые местные сербы-слесари приспособили в нескольких окнах школы и в подвалах. Если из школьных окон в течение четверти часа не прозвучало бы ни одного выстрела, триста мусульман, подошедших на расстояние гранатного броска, покончили бы с гарнизоном из пятнадцати русских добровольцев и тридцати сербских ополченцев.

Впрочем, пора было делать перерасчет. После того, как труп Васильева вытащили в школьный коридор, русских добровольцев осталось лишь двенадцать. Шурыгин был еще жив, но с ранением в голову и простреленной правой рукой, боевой единицей уже не являлся. Да и сербов к полудню осталось лишь двадцать пять.

Том, оттащивший останки Васильева, пригибаясь, заскочил в туалет, окна которого давно уже были выбиты пулями, хотя из сортира никто не стрелял. Как ни странно, из крана еще капала вода. Он напился, а потом сполоснул кровь с рук. Можно было бы вытереть о свой камуфляж. Но не стоит морочить голову ребятам, пусть радуются, что хоть у одного из бойцов пока нет ни царапины.

В коридоре Том обнаружил: ботинки тоже в крови. Но тратить минуты на их очистку времени не было. Это не школьный субботник, не посачкуешь.

На пороге задымленного класса сидел Фоменко.

— Куда пропал? Иди в соседний, возьмешь южный сектор. Тим ненадолго отключился, а местным не верю.

Том кивнул — воинского устава в отряде не признавали, впрочем, любой армейский офицер не стал бы в такую минуту требовать от солдата «так точно!». Быстро, но все теми же лягушачьими прыжками, лишь бы не поднять голову выше этого проклятого метра, он добрался до нужного класса. Там были два пожилых серба — оба скорчились на полу, рядом с сидящим Тимом.

— Зацепило? — Спросил Том, опасаясь услышать худший ответ.

— Ни х…. В броник замиздрючила. Какой-то большой калибр. Погнуло слегка. Погоди, сейчас отдышусь.

Том кивнул, не тратя время подполз к подоконнику, осторожно выглянул в щель между двух мешков с песком. За последние десять минут пейзаж вокруг школы не изменился.

Село Липчанска, точнее его население, само село уже сгорело дотла, смогло выжить только благодаря неизвестному архитектору, который еще в королевские времена выстроил школу на пригорке, к тому же выстроил из добротного, плотного кирпича. С чердака и третьего этажа местность просматривалась на десять километров. К сожалению, оружия, которым можно достать противника с такого расстояния, у защитников села не было. От уютных современных коттеджей и старых домов остались одни развалины. Местные жители, кроме тех, кто предусмотрительно не покинул зону боевых действий, укрылись в школьном подвале или на первом этаже. Второй и третий этаж занимали защитник школы.

К счастью, вокруг здания было открытое пространство: огромный стадион у подножия холма и выпас для мелкой сельской скотины. Мусульманский батальон, прорвавший на рассвете линию фронта и атаковавший Липчанску, укрывался в садах и постройках, не решаясь приблизиться к школе. Если бы не необходимость экономить патроны, да и стволов побольше, врага давно оттеснили еще дальше. А так приходилось стрелять только лишь, если появлялся шанс поразить цель или просто, напомнить о себе. В начале боя пятиминутное молчание защитников спровоцировало врага на атаку. Правда, закончилась она для «духов» печально: с десяток трупов и раненых враг даже не рискнул вытащить с поля боя…

Так же осторожно Том присел. В эту минуту здание вздрогнуло от взрыва. Гранатомет? — Подумал он. — Нет, посерьезней.

От толчка с полки школьного шкафа что-то упало и покатилось ему в ноги, как футбольный мяч. Том обернулся. Ничего же себе, глобус. Глобус медленно переворачивался рядом с ним, потом замер. На Павла Томакова глядел язык Балтийского моря — Финский залив и город, в самой узкой его, конечной части. Тот самый город, откуда он прибыл на Балканы. Чтобы, как скорее всего должно случиться, погибнуть в стенах этой самой трехэтажной школы, поселка Липчанска.