Торговец жизнью - Владимир Фильчаков

Фильчаков Владимир

Торговец жизнью

Стрекотали кузнечики, пел жаворонок, гудели мухи. Солнце заглядывало в глаза, проникало между веками. Лежать было колко, - сухая трава старалась проткнуть кожу, залезть за шиворот, в рот и в нос.

Мы проспали до полудня. Нужно было вставать, идти.

- Пойдем, Витамин, - сказал я, вылезая из сена и отряхиваясь.

Пришлось снять рубашку и тщательно очистить ее от колючих травинок. Витамин сел, хмуро посмотрел на меня. Безнадежно сказал:

- Жрать-то как хочется!

- Да уж. Кроме воды ничего нет. - Я потряс фляжкой. Она была наполовину пуста. - Дотемна нужно найти жилье.

- Умный какой! - усмехнулся Витамин. - Занято все жилье.

- Брось! Мы достаточно далеко отошли от города. И потом - должно же нам хоть когда-нибудь повезти? Ну, не найдем, так снимем угол какой-нибудь. Сарай. Сеновал.

Витамин только вздохнул.

- Ну что ты вздыхаешь? - спросил я. - Как лошадь, честное слово. Пых! Пых! Тебя никто не тащил из города. Сидел бы себе...

Я подхватил вещевой мешок и зашагал по дороге, заросшей травой. Вскоре послышался топот - Витамин догонял. Я едва взглянул на него.

- Нам нужно держаться вместе, - глухо произнес он.

Я промолчал.

Мы идем по ровной местности, поэтому все время ощущаем себя как будто внутри круга, который движется вместе с нами. Вот в круг попадает осиновая роща, вот придорожные кусты, но в основном это поле, заросшее бурьяном. Слева от дороги тут и там попадаются телеграфные столбы. Большинство из них давно повалилось, но некоторые стоят как одинокие памятники, напоминая о былых временах - телефоне, радио и всемирной сети интернет. На обочине стоит спортивный BMW с выбитыми стеклами, но не проржавевший, Витамин несколько минут осматривает машину, вздыхает, охает. Она давно брошена. И нет здесь поблизости жилья, нет, люди возделали бы землю, засеяли бы ее пшеницей, или овсом, или рожью. В круге все время запустение, и становится удивительно, откуда берутся то тут, то там стога сена, заботливо уложенные, причем уложенные совсем недавно, потому что сено в них свежее.

Голод сводит живот, живот ощущает непрекращающийся спазм. Последнюю корку хлеба мы разделили с Витамином вчера в полдень, после этого пьем только воду, которой у нас осталось совсем мало.

Между тем погода портится. Поднимается ветер, наносит тучи с запада, обволакивает нас пыльными руками, забивает глаза песком. И почему все неприятности всегда приходят с запада? Начинает моросить дождь. Мы с тоской смотрим на небо. У нас нет ни зонтов, ни плащей, поэтому нам предстоит промокнуть до нитки. И негде найти убежище на ровной как стекло местности. У нас были плащи, но их украли в первой же пригородной деревне, где мы остановились перекусить. О, блаженные времена! У нас были тогда деньги, и мы могли позволить себе кружку молока и ломоть хлеба на обед.

Что гонит нас от города? Безысходность. Безработица, отсутствие всякой надежды на улучшение. Нас ссудили деньгами, собрали с миру по нитке. Никто и не думал тогда, что может быть еще хуже. Во всех деревнях на нас смотрели с подозрением, а таблички, которые мы вешали на шею ("Работаю за еду и ночлег") вызывали только презрительные усмешки. Работа была, но получить ее было невозможно. В одной деревне нас жестоко избили, когда мы попытались перебить цену и наняться перевозить навоз. У меня до сих пол болит ребро, и я подозреваю, что мне его сломали.

Нам пришлось свернуть с дороги к ближайшей осиновой роще, чтобы развести костер. Мы натащили кучу сухих сучьев, зажгли огонь и сидели возле костра, подставляя то один бок, то другой. Пока сушишь одну сторону, другая успевает намокнуть. Дождь разошелся не на шутку, с неба падают крупные капли, все вокруг намокает. Это худшее, что могло случиться с нами в пути. Скоро ночь, но нам не выспаться как следует.

Витамин приглушенно ругается, я молчу. В голове у меня все мысли намокли, сжались и не шевелятся. Я заворожено смотрю на огонь, краем уха слушая ворчание Витамина.

- ... высшая божья справедливость. Почему мы должны мокнуть под дождем в чистом поле, без еды, без крыши над головой, без надежды на лучшее?..

Я стараюсь не слушать, потому что выносить это нытье очень тяжело. Гораздо лучше сидеть без всяких мыслей... Нет, с одной мыслью - о том, что все когда-нибудь кончается. Кончится противный холодный дождь, засверкает солнышко, мы пойдем дальше. Кончится голод, и сбудутся тайные надежды - найти жилье и источник пропитания. Кончится все, в том числе и эта беспросветная жизнь...

Дождь прекратился только к утру. Я не слушал Витамина, он опять ворчал, на этот раз проклиная тот день и час, когда ему вздумалось увязаться за мной в это дурацкое путешествие.

- Я не пойду, - сказал Витамин неожиданно и посмотрел на меня исподлобья.

Я молча вскинул рюкзак и зашагал прочь.

Витамин чертыхнулся, но не сдвинулся с места. Я не оборачивался, просто шел и шел. Пусть остается. Я устал от его нытья. В конце концов, это он считает, что нам нужно держаться вместе, а не я.

Бедный парень. Он всего боится. Боится остаться один. Умереть с голоду. Боится того, что его кости могут остаться в этом поле и его плотью полакомятся стервятники. Я же дошел до такого состояния (или довел себя?), когда бояться нечего. Единственное, что может вывести меня из равнодушного созерцания, это боль. Пожалуй, боль - это то, чего я еще боюсь. На остальное мне наплевать. Я устал. Мои ноги сбиты в кровь и намертво прикипели коростами к ботинкам. Носки прохудились и ниже щиколоток напоминают несколько дыр, связанных нитками. Желудок стервозно напоминает о себе каждое мгновение, ноги гудят от ходьбы, спина онемела, и ее как будто не существует. Если бы сейчас грянул гром, и молния поразила меня, я улыбнулся бы и сказал: Слава тебе, Господи! Нет, я сказал бы не так, потому что я не верую в Господа. Не может существовать Бог, которому наплевать на человечество, и на меня, как на представителя оного. Витамин верует, а я - нет. Он считает, что Господь наслал на нас испытание, и проверяет нас на прочность. Чушь. Я не просил об испытании. Я мирно жил в городе, имел работу, семью, какой-никакой достаток, когда Витаминову Богу вздумалось в одночасье отнять все это у меня и устроить мне испытание.

На эту тему мы однажды поспорили с Витамином. Это случилось тогда, когда он заявил, что Бог наказывает нас за грехи наши, наслав на нас катастрофу. Я возразил ему, что, наказывая меня за мои грехи, которые у меня, безусловно, имеются, Бог зачем-то убил не меня, а мою семью.

Вера в Бога не нужна мне. Мне все равно. Я не хочу проходить это испытание, и, если Бог существует, он должен покарать меня смертью. Я не боюсь смерти. Но мне и на это наплевать. Бога нет, потому что смерти тоже нет. Однажды я так и сказал Витамину. Он испугался за меня поначалу, но, поразмыслив, объявил, что если Бог не убивает меня, значит я ему еще нужен для каких-то неведомых нам целей. Это тоже чушь. Я не нужен никому, даже самому себе.