Книгочей и Дух Странствий - Николай Шмигалев

КНИГОЧЕЙ И ДУХ СТРАНСТВИЙ

Глава 1. Которая многое объясняет.

Эта необыкновенная история приключилась не так давно и не так далеко отсюда – каких-то пару тысяч лет назад в соседней галактике.

Там, на краю соседней галактики, в это самое вышеуказанное время, без отдыха и перерывов на обед, вращалась вокруг двух розовых солнц – астрономы и звездочёты такие двойные солнца называют цефеидами, – одна маленькая, ещё совсем юная, но очень красивая планета. Её неброская в сумерках, но чарующая красота, с восходом солнц приумножалась беспечной игрою солнечных лучей в лазурных небесах, на бирюзовых морских просторах и живописных ландшафтах, в течение всего скоротечного дня. Оттого, наверное, особенно восхитительными на планете были нежные, в перламутровых дымках, расплывчатые рассветы и выразительные, словно отчеканенные на небосклоне, лиловые закаты. И, вместе с тем, это была вполне обычная и немного несуразная, какими все мы бываем в юности, планета.

И звали её обитатели свою юную планету Вертля. Согласен, не совсем солидное название для планеты, но уж какое есть и не нам с вами его критиковать. По справедливости сказать, для вертлян, слово «Земля», как мы называем свою планету, наверное, тоже показалось бы смешным. Но история наша не про добрую старушку Землю, поэтому давайте не будем отвлекаться, а продолжим знакомство с Вертлёй и её обитателями.

Так же как и наша Земля, её дальняя родственница Вертля тоже вращалась не только вокруг солнц, но и вокруг своей оси. И так же как Земля она вращалась не просто так, как будто ей больше нечего было делать. Она поочерёдно подставляла солнечным лучам то одно свое полушарие, то другое, чтобы согреть живительным светом населявших её материки жителей.

Кстати, насчёт материков.

Когда-то на Вертле, до появления на ней простейших форм жизни (когда ещё и разговора не было про сложнейшие), был один большо-ой материк, а вся остальная её поверхность была занята одним большим-пребольшим океаном, конечно, если не брать в расчёт ледяных «шапок» на её холодных полюсах (кому интересно, уточню что «шапка» северного полюса была сильно похожа на белую кроличью ушанку, а южного – на лилейную широкополую панамку). Но, видимо, такое положение дел на этой чудесной планете кому-то показалось уж чересчур скучным. Потому, в один особенный день, Вертлю ни с того ни с сего так тряхнуло, что её одинокий огромный материк раскололся на два поменьше, которые, расходясь друг от друга в разные стороны, «раскрошили» по океану, словно хлебные крошки на обеденном столе, немалое количество больших и малых живописных островов. Так у этой юной планеты вместо одного, появилось два материка, которые, словно по чьей-то таинственной затее, разошлись в противоположные полушария и с того дня никак не могли быть освещены и согреты одновременно даже двумя светилами.

Теперь понимаете, почему приходилось Вертле крутиться как той неугомонной белке в колесе? Вот и хорошо!

Итак, продолжим.

Тот материк, который был ближе к южному полюсу, – если посмотреть на него с высоты орлинного полёта, посчастлився нам оседлать самого сильного и выносливого орла, – своими очертаниями походил на равносторонний треугольник с немножко сточенными углами. И всё, знаете ли, на этом материке выглядело ровным и аккуратным: если поля, то квадратные, как транспортиром расчерченные, если озёра то круглые, словно циркулем выведеные, у рек русла прямёхонькие как по линейке проложенные, а леса словно под гребёнку «подстрижены». Горы небольшой горной гряды, расположенной на краю материка, и те практически одной высоты, будто гигантским лобзиком их вершины спилены. Я уже не говорю про единственный город, расположенный точно в центре треугольного материка (там где у обычных треугольников пересекаются биссектрисы всех углов) и на удивление пропорциональные дома в нем. Всё выстроено как по ниточке!

Вот какой это был чудной материк.

Что ребята? Заскучали? Ещё бы!

А представляете каково было тамошним жителям жить в таком упорядоченном месте. Скука и та по установленному распорядку дня в строго определённые часы на закате после трудового дня. И назывался тот материк, а равно и королевство образованное аккурат в его границах и ни на сантиметр меньше – Идиалия. Только вы не подумайте, что название материка и королевства произошло от слова «идеал», там и буквы после «д» разные, и правитель королевства считал, что его Идиалии, ещё далеко до «идеала». А правил, точнее правила Идиалией совсем юная принцесса и уже почти королева Идилия (прошу вас, только не путайте с «идиллией», принцесса всегда сердится, когда коверкают её благозвучное и благородное имя).

Сколько себя помнила Идилия, столько она любила порядок и… распорядок. Это именно её чаяниями и усилиями всё в Идиалии было приведено почти в идеальный, но ещё как было замечено выше далеко не идеальный, порядок. Также ею и её фрейлинами-советницами Италоной и Армонией были разработаны и доведёны до всего населения королевства распорядки дня, недели, месяца, сезона и даже года, в которых было учтено всё-всё-всё-всё секунда в секунду. Нарушение распорядка и порядка, по бродившим там и сям слухам, каралось страхом смертной казни. Заметьте не казнью, а именно страхом. Идилия, как и все девчонки, была помешанной на порядке, и принципиально строгой в этом плане по отношению к себе и к другим, но отнюдь не кровожадной. Она считала, что если кто-то что-то где-то нарушит или даже «напакостит», а то и уроки прогуляет, то можно будет обойтись «почти смертным приговором», ну в крайнем, каком-нибудь вопиющем случае – «высшей мерой пресечения». Правда никому ещё из её верноподданых в их светлые головы с аккуратно заплетёнными косичками и не приходило проверить на своей шкуре, чтобы это значила та самая «высшая мера пресечения», а спросить у принцессы или её фрейлин-советниц никто из них не решались. Так и жили в Идиалии – девчоночьей стране, где царила Идилия: почти идеально. Почти!

Другое дело был тот материк, который тяготел к северному полюсу. Если бы мы с вами опять умудрились оседлать самого сильного орла, или, допустим, перелетели на том, первом орле, с вышеописанной стороны планеты на другую, то мы бы увидели… кляксу.

Да, да огромную, размерами с целый материк, кляксу!

Именно на что-то подобное и были похожи очертания этого расчудесного материка. И всё на этом материке было не так как на том, а совсем даже наоборот. Реки текли здесь как им заблагорассудится: то петляя как зайцы, то вальяжно разливаясь в поймах, то сворачивая там где им удобно, а иногда закручиваясь и так, что едва на впадали в своё же русло. Смешанные леса шумели гривами своих нестриженных деревьев; вершины горных хребтов тянулись, словно наперегонки, вверх, а то и в стороны; луга стояли некошенные; озёра плавно переходили в болота, болота в топи, топи в трясины; луга буйно колосились разнотравьем; а поля… полей вообще не было. Никто из местных жителей не пахал, не сеял, не косил, не жал, не молотил. Все здесь, в основном занимались охотой, рыбной ловлей, собиранием ягод и грибов, а также поеданием диких, ещё зелёных яблок (по заверениям местных жителей, особенно бесподобны они с солью) и всяческих других фруктов.

И назывался этот материк Резвилия!

И никакого тебе королевства, и даже герцогства на Резвилии никогда не было. А посему никакого тебе распорядка дня, уже не говоря про остальные распорядки (я имею в виду недели, месяца и т.д.), а также никаких городов, домов и… «страха смертной казни». Несколько общин местных жителей, разбросанных по материку жили там где им было «прикольнее».

Те кто обосновался в горах, облюбовали горные пещеры, называли себя людогорами. Людогоры научились искусно обрабатывать твёрдый гранит, делая себе из него доспехи, что позволяло им во время охоты на горных коз здорово маскироваться, сливаясь с окружающими скалами и камнями.

Жившие в лесах устраивали свои хорошо замаскированные жилища на деревьях. Свои доспехи они стругали из дерева, вырезали из коры и плели из гибких ветвей, так что во всех лесах им не было равных в маскировке. И называли они себя древовеками.

Те кто жили на открытых просторах у рек и озёр, продуваемых всеми ветрами, ставили крепкие шалаши. А себя они величали челореки. Челореки плели и шили себе одежды из луговых трав и побегов камыша, подбивая их тёплыми шкурами на рыбьем меху и являлись первыми в маскировке на лугах и у рек.

А чего вы так удивляетесь?! Рыбы на той удивительной планете, были, не в пример нашим, мохнатые как наши медведи, зато их медведи, которые у них звались медвепри, были гладкокожие, что тебе молочные поросята. Конечно, чего тут говорить, стеснялись некоторые животные этого факта и прятались от любопытных глаз, а чуть что, не раздумывая давали стрекача во все свои гладкокожие ноги. Потому и охота на них требовала терпения и маскировки, чтобы подпустить стеснительных и застенчивых животных поближе, желательно на расстояние вытянутой руки.