Нам, живущим - Роберт Хайнлайн

Роберт Хайнлайн

НАМ, ЖИВУЩИМ

Не заслуживает даже и взгляда такая карта мира, на которую не нанесена Утопия.

Предисловие. ДНК Р. Э. Х

Авторитеты в большинстве своем называют эту книгу первым романом Роберта Э. Хайнлайна.[1] С авторитетами я спорить не люблю — как правило, их проще пристрелить, — но сам считаю эту книгу чем-то намного более важным и чем-то бесконечно более интересным.

Я возражаю уважительно и не готов отстаивать свою точку зрения с оружием в руках, да и при помощи спелых фруктов тоже. Роберт и сам называл «Нам, живущим» романом и отрекся от этого ярлыка, как мне известно, лишь однажды, в частной переписке, так что эта книга имеет столько же прав называться романом, сколько имеет их «Спящий пробуждается» Герберта Уэллса (Роберт как-то сказал мне, что это его любимый роман) или его же «Облик грядущего».

Столько же прав — не больше. А две упомянутые книги относятся к последней фазе выдающейся карьеры Уэллса, когда он, по яркому выражению Теодора Старджона, продал свое право первородства за право пропаганды. Эти книги не дашь читателю, не знакомому с творчеством Герберта Уэллса; а книгу, которую вы держите в руках, не дашь воображаемому слепому марсианскому отшельнику, не знакомому с работами Роберта Хайнлайна. Ибо она, подобно «Спящему» и «Облику» Уэллса или подобно книге «Оглядываясь назад» Эдварда Беллами, представляет собой, по сути, подборку Утопических лекций, сюжетная фабула коих — всего лишь изящное, но очень тонкое и потому просвечивающее неглиже, едва скрывающее нетерпеливое намерение соблазнить. В возрасте тридцати двух лет Роберт решил спасти мир — и при этом прекрасно осознавал, что мир по преимуществу спасаться не склонен.

Будь это действительно роман в том смысле, в каком являются романами все прочие объемные работы Роберта, нам пришлось бы признать дефектным в первую очередь сюжетный аспект, поскольку многие персонажи демонстрируют странное поведение, характеры их неглубоки. Однако в прочих романах не видно и следа подобной ущербности. Даже в самых экзотических реалиях персонажи Роберта — и даже, или скорее особенно, представители чужих рас — всегда казались реальными. А в реальной жизни стандартный ответ человеку, утверждающему, что он родился 150 лет назад в другом теле, надо признать, будет отличаться от приведенного в книге, где кто-либо может просто кивнуть и начать объяснять, как пикантно обстоят дела в новом для прибывшего времени. И все же именно это делают все люди, встретившиеся Перри Нельсону в 2086 году.

Но если мы предположим, что этим персонажам никогда не предназначалось быть более реальными, чем их коллега из Флатландии, господин Квадрат, то остается лишь поразиться, как удивительно много человеческого, личного, притягательного они приобретают в наших глазах, ни на секунду не отвлекаясь от своих лекторских обязанностей. Вне всякого сомнения, ближе к концу книги Перри и его Диана становятся такими же живыми и реальными, как любые другие, пусть и детально прорисованные, главные герои в произведениях Хайнлайна.

И все же я утверждаю, что Роберт Энсон Хайнлайн, писатель-фантаст, в дальнейшей своей жизни больше никогда не делал двухстраничные сноски для прорисовки характера персонажа. Для меня одна эта деталь является достаточным доказательством того, что он попросту не обдумывал сюжет, сочиняя «Нам, живущим».

Вот почему я считаю, что это произведение — поистине нечто более грандиозное, чем просто его первый роман. В этом произведении кроются все его романы, в потенциальном виде.

Мне кажется ясным, и Роберт сам это признавал, что начал он книгу с абсолютно честным намерением творческой личности «нагло лгать»: он решил замаскировать несколько лекций под фантастику исключительно для того, чтобы донести их до внимания тех людей, которые никогда не согласятся добровольно слушать подобные лекции, хотя и встревожены несовершенством человека и последствиями этого несовершенства. Роберт блестяще реализовал свой замысел; с любыми теориями и идеями представленной книги можно соглашаться или не соглашаться, но не подлежит сомнению, что читатель горячо поддержит какое-то из высказанных суждений. Ручаюсь, что вы не утратите интерес на полуслове, несмотря на невероятную сложность, а в некоторых случаях и на колоссальную глубину дискутируемых идей. Перри справляется со своей задачей ничуть не хуже господина Квадрата и делает это более широко и (кхем) глубоко.

Как серия лекций, облеченных в сюжет, эта книга провалилась в основном по тем же причинам, по каким сам Роберт провалился на выборах годом ранее: в 1939 году большинство его идей — и это нас совершенно не удивляет — значительно опередили время и, будучи радикальными, пришлись не по вкусу могущественным социальным инстанциям. И хотя в те годы опубликовать книгу не представлялось возможным, завершение работы над ней стало событием невыразимой важности в художественной литературе двадцатого века.

Ибо вот что, как я полагаю, произошло.

В один из дней первого квартала 1939 года Роберт Энсон Хайнлайн сидел, угрюмо глядя на копию рукописи, которую только что отвергли повторно, и вспоминал долгий и мучительный период ее создания — бесконечные часы он провел, склонившись над печатной машинкой, вперившись в чистый лист бумаги, пока капли кровавого пота не выступали у него на лбу. И вот в этот момент два откровения посетили его, причем именно в таком порядке.

Во-первых, он осознал, с удивлением и зародившимся в душе ощущением волшебной теплоты, что самая приятная и почти не требующая усилий часть этого опыта заключалась вовсе не в спасении мира, ради которого он все затеял, не в логических теориях, математических доказательствах или милых его сердцу заумных аргументах, но в части сюжетной, которую он задумывал лишь в качестве наживки для толпы. И, думаю, тогда же он осмыслил тот факт, что лектору приходится стоять на своей трибуне — на шатком ящике из-под мыла, кричать что есть мочи, подвергаться нападкам всяких олухов, а рассказчик историй сидит себе, скрестив ноги, в уютной тени, и слушатели сбиваются в кружок, чтобы услышать, как он шепчет, и подносят пиво, чтобы он промочил пересохшее горло. А под конец слушатели дают ему деньги, причем даже не приходится просить.

Во-вторых, он оглядел продолжительное и неплохо прорисованное воображаемое будущее, которое внедрил в произведение в качестве декорации, и обнаружил целые штабели идей на пустой сцене. Роберт осознал, что у него имеется холст настолько бескрайний, что все оставшиеся рабочие дни своей жизни можно провести, рассказывая упоительные истории, создавая из ничего друзей и героев, прыгая через галактики и внутрь сердец, — и при этом все же удастся транслировать в мир мнения, которые мир должен услышать.