Рассказы о сержанте Берковиче - Песах Амнуэль

Песах Амнуэль

Рассказы о сержанте Берковиче

Дело первое. СГОРЕВШАЯ СЕРЕЖКА

Я тебе звонил вчера вечером, — рассеянно сказал инспектор Хутиэли, просматривая материалы допроса, только что распечатанные на принтере, — твоя мать сказала, что ты отправился с Наташей на пикник. Хорошо погуляли?

— Хорошо, — кивнул сержант Беркович. — Пешком отправились вдоль побережья на юг. Останавливались, купались, отдыхали и шли дальше.

— И ни разу не поссорились? — удивился инспектор. Ему казалось, что Борис и Наташа ссорятся всегда, едва им удается остаться наедине. Наташа считала, что Борис уделяет ей мало внимания, и это сейчас, когда он всего лишь ухаживает, а что будет, если она, как он уже не раз предлагал, выйдет за него замуж? Да он забудет о ней после первой же брачной ночи. Преступники для Бориса важнее личной жизни!

Сам Беркович придерживался, конечно, противоположного мнения, но как он мог доказать любимой девушке свою правоту, если работа действительно отнимала у него вечера, а бывало — и ночи?

— Поссорились, конечно, — вздохнул Беркович. — На ашдодском пляже я полез разнимать драку, а Наташа решила, что в неслужебное время я мог бы остаться зрителем.

— Помирились? — поинтересовался Хутиэли. По его наблюдениям, ссоры между сержантом и его вечной невестой никогда не продолжались больше двух часов. Правда, мирные промежутки были, кажется, еще короче.

— Помирились, конечно, — хмыкнул Беркович. — Похоже, что мы все-таки поженимся. Во всяком случае, когда я проводил Наташу домой, то предложил выйти за меня замуж, и она сказала: «Хорошо, я подумаю».

— Большое достижение, — согласился инспектор. — Последние пятнадцать раз Наташа, насколько я помню, говорила: «Нет, Борис, ты еще не созрел для такого шага».

Разговор был прерван телефонным звонком. Инспектор, поднял трубку послушал и поднялся, продолжая одной рукой держать у уха телефонную трубку, а второй делая Берковичу странные знаки. Сержант, знавший своего шефа как свои пять пальцев, сунул за пояс пистолет и направился к двери.

Хутиэли догнал Берковича в коридоре.

— Поедем на пляж, — сказал он. — Дикий пляж к северу от Рамат-Авива. Убийство.

Лифт за несколько секунд спустил Хутиэли с Берковичем в холл, на улице уже ожидала машина с сидевшим за рулем водителем, молчаливым Йони Бен-Натаном.

— Убит Арик Михельсон, актер театра «Габима», — сказал инспектор, когда машина помчалась на север, распугивая встречных водителей звуками сирены.

— Я такого не знаю, но я ведь почти не хожу в театр.

— Я тоже о нем не слышал, — покачал головой Беркович. — Правда, я тоже был в «Габиме» всего два раза, мы с Наташей обычно ходим в «Гешер». Он молодой, этот Михельсон?

— Тридцать лет.

— Что произошло?

— Судя по докладу патрульного Авнери, три актера «Габимы» — Арик Михельсон, Габи Зайдель и Соня Аккерман — решили устроить пикник…

— Утром в воскресенье? — недоверчиво спросил Беркович.

— А когда еще? По вечерам у них спектакли. Михельсон, говорят, большой спец по шашлыкам. Он отправился на место пикника заранее, чтобы разжечь костер и приготовить угли.

— Так их же можно купить в магазине, — продолжал удивляться Беркович.

— Такой молодой, и уже никакой романтики, — прокомментировал Хутиэли. — Они хотели сделать все своими руками. Итак, Михельсон отравился на пляж. Соня Аккерман подъехала на машине в девять сорок, опоздав всего на десять минут. Практически одновременно с ней приехал и Зайдель. Они поздоровались друг с другом и пошли к пляжу. Место, где они собирались отдыхать, с дороги не видно, там небольшая роща… Короче говоря, подойдя ближе, они увидели, что Михельсон лежит возле уже погасшего костра. Он был убит ударом тупого предмета по затылку. У обоих были сотовые телефоны, так что один позвонил в полицию, другая вызвала скорую…

— Следы?

— Сейчас увидим. Надеюсь, что они оказались достаточно умны и ничего не затоптали.

Машина остановилась у небольшой апельсиновой рощи, в пятидесяти метрах от заправочной станции.

— Могу себе представить, — пробормотал Хутиэли, — сколько тут народа околачивается. Кто угодно мог ударить Михельсона и смыться…

— Мог, — согласился Беркович, — но зачем? Оставив Бен-Натана в машине читать «Едиот ахронот», инспектор с сержантом миновали рощу и увидели группу полицейских, в отдалении стояла машина скорой помощи. Тело убитого лежало там же, где его обнаружили Соня с Габи. Патологоанатом Кац заканчивал изучать труп.

— Убит ударом по затылочной части, — сказал он инспектору, поднимаясь с колен. — Эй, ребята, можете уносить…

— Сильный удар? — спросил Хутиэли.

— Достаточно сильный, но не геркулесов.

— Почему он не развел костер на песке? — буркнул инспектор. — Тогда хотя бы был шанс найти следы…

Действительно, Михельсон устроил костер на асфальтовой дорожке, которая огибала апельсиновую рощу и выходила к шоссе. Конечно, здесь было удобнее, рядом находились несколько скамеек, не мог же на самом деле Михельсон знать, что его убьют, иначе он бы, конечно, подумал о сохранности следов.

— Аккерман и Зайдель в моей машине, — сказал, подойдя к инспектору, патрульный Дани Авнери. — Вы хотите их допросить сейчас или доставить задержанных в отделение?

— Приведите обоих сюда, — попросил Хутиэли. — Пусть восстановят картину на местности.

У Сони Аккерман были заплаканные глаза, тушь потекла, лицо казалось старым и некрасивым. Габи Зайдель старался держаться независимо, но это ему плохо удавалось, он сжимал кулаки, -хрустел пальцами и не мог устоять на месте.

— Вы приехали одновременно? — спросил Хутиэли.

— Я подъехал после Сони, — мрачным голосом заявил Зайдель. — Я догнал ее, когда она уже шла по тропинке.

— Это так? — повернулся Хутиэли к девушке. Она кивнула.

— Вы не передвигали тело?

— Нет! — вырвалось у Зайделя. Похоже, ему и в страшном сне не могло привидеться такое. Соня только головой покачала.

— Вы, я полагаю, старые знакомые, — продолжал инспектор, — и хороша знаете… знали Михельсона. У него были враги?

— Да! — неожиданно звонким голосом воскликнула Соня Аккерман. — Да! И ты, Габи, не станешь этого отрицать!

— Что ты хочешь сказать, Соня? — нахмурился Зайдель.

— Ты же не станет утверждать, что это я…

— Почему нет? — с вызовом сказала Соня. — Ты же его терпеть не мог! Он был талантливее тебя, и мы с ним встречались, а твои ухаживания я отвергла! И этого ты ему не простил!

— Послушай, Соня, — мягко сказал Зайдель. — Ты, конечно, не в себе, я тоже, но все-таки думай, что говоришь. Здесь полиция. Что они скажут?

— Ты боишься? Потому что тебе есть что скрывать!

Зайдель повернулся к инспектору, всем видом показывая, что пора бы полицейскому вмешаться и прекратить вздорные речи взбалмошной женщины.

— Продолжайте, продолжайте, — пробормотал Хутиэли.

— Вы действительно его терпеть не могли?

— Чепуха! — воскликнул Зайдель. — Если уж так пошел разговор, то все было наоборот! Мы с Ариком дружили несколько лет, а потом появилась Соня и все разрушила. У нее есть такая особенность — все разрушать вокруг себя.

— О чем ты говоришь? — вскинулась Соня.

— Помолчи, ты сама начала! Сначала ты флиртовала со мной, потом — с Ариком, а недавно начала встречаться с… ну, неважно… Арик жутко ревновал, грозился, что убьет обоих.

— А вы? — вставил Хугиэли. — Вам было все равно?

— Я давно понял, что Соня просто кокетка. Глупая кокетка!

— Как ты смеешь! — воскликнула актриса и сжала кулачки. Беркович быстро встал между ней и Зайделем.

— Вы лучше спросите у нее, где она была все утро! Я хотел за ней заехать и звонил домой, но мать сказала, что Соня давно ушла. А сотовый телефон был отключен, я так и не сумел до нее дозвониться. Приехал сюда, а она уже здесь, я догнал ее на дорожке. Спросите ее, когда она сюда приехала!

Соня Аккерман неожиданно заплакала, обхватил плечи руками.

— Прекратите! — резко сказал инспектор. — Ваши обвинения понятны, и мы примем их во внимание. Но держите все-таки себя в руках. Это ведь всего лишь ваше личное мнение, и не более того.

Взгляд Зайделя был прикован к чему-то за спиной инспектора, а Беркович успокаивал девушку и тоже не мог видеть, на что смотрел актер. С неожиданным возгласом Зайдель бросился вперед и опустился на колени перед погасшим костром.

— Эй, ну-ка отойдите! — крикнул инспектор. — Что вы делаете?

Но Зайдель уже встал на ноги. В руке он держал женскую сережку.

— Видите! — возбужденно сказал он. — Вы видите? Это сережка Сони! Я сам видел на ней эти серьги!

Хутиэли отобрал у Зайделя сережку. Сержант Беркович, оставив Соню на попечении патрульного Авнери и подошел к инспектору. Сережка, судя по ее виду, побывала недавно в сильном пламени и почти обуглилась.