Эгрегор. Обманутый мир - Елена Амеличева

Елена Амеличева

Эгрегор. Обманутый мир

© ЭИ «@элита» 2015

Эта книга не увидела бы свет, если бы не помощь и поддержка самых дорогих и близких людей. Всем большое спасибо! Мужу – за то, что предоставил возможность творить, принимал меня такой, какая есть (далеко не идеальная жена), поддерживал. Ирине Кузнецовой – за безусловную веру, умение тактично донести до «ранимой творческой личности» конструктивную критику (ты всегда будешь моим первым читателем). Татьяне Анатольевне Августовой – Вы мне очень помогли. Саше Хавину, Павлу Куликову, Саше Жемаевой, Ай Рин – за наши бесконечные разговоры.

Хорошо, что все вы есть! Спасибо!

Посвящается всем необычным людям. Пожалуйста, верьте в себя!

Эгрегоры – очень мощные энергоинформационные образования, под влиянием которых находится человечество. Люди являются источниками энергий для эгрегоров. Человек питает эгрегор энергиями своих мыслей, эмоций, страданий. Таким образом, вокруг земного шара существует постоянная энергетическая сеть эгрегоров. К эгрегорам и от них идут две волны: одна – питающая эгрегор, а вторая – отдающая энергию.

Миром правят совсем не те люди,которых считают правителями.

Пролог

Говорят, звёзды – дырочки в полу рая. Красиво, на первый взгляд. Вот только дырочки эти настолько крохотные, что тем, кто в раю, не видно того, что происходит на земле. Оттуда, с недоступных простым смертным высот, не заметить машину, которая несётся по узкому горному серпантину, разрезая сочный летний воздух.

Звёзды слишком далеко. Рай там или нет – не важно. Молитвы водителя, который спасает жену и ребёнка, всё равно не слышны никому. Машина с трудом входит в крутые повороты, рискуя сорваться в чёрную бездну, что окружает со всех сторон. Словно голодный умный хищник, она затаилась и ждёт, терпеливо и жадно, свою жертву.

Яркий свет фар выхватывает из тьмы другой автомобиль, перегораживающий дорогу. Развернуться не успеть. Беглецы останавливаются. Оба знают, что надежды нет. Но надеются на чудо.

От машины медленно отделяются несколько теней.

Водитель вздрагивает всем телом и так сжимает руль, что хрустят костяшки пальцев. Он знает, кто это. И понимает, что будет дальше. Он поворачивается к девушке на заднем сиденье. У неё потухший взгляд, губы искусаны. Его сердце падает. Ледяной холод волной прокатывается по измученному телу.

– Я люблю тебя, Катя, – шепчет он, потом касается пухлой щёчки ребёнка. – И тебя, малыш.

– Андрей… – всхлипывает она.

Повинуясь порыву, мужчина выхватывает пистолет, хотя и знает, что бесполезно, бессмысленно угрожать оружием.

– Брось, – раздаётся тихий, безразличный голос. Он везде – в салоне автомобиля, в голове водителя и на самом дне ущелья. Противиться ему не может никто. И рука мужчины, перестав повиноваться, швыряет пистолет в окно автомобиля.

Пролетев несколько десятков метров вниз, оружие падает на дно голодной бездны, увлекая за собой шлейф тихо шелестящих камешков. Андрей выгибается дугой, запрокинув голову, и резко обмякает. Изо рта течёт тонкая струйка крови.

Сил на слёзы у Кати уже нет. Она жадно вглядывается в личико ребёнка – в последний раз, чтобы запомнить его навсегда. Дверь машины плавно открывается.

– Заклинаю тебя, пощади малыша! – Катя вскидывает на мужчину умоляющие глаза. – Пощади… – ее голос срывается.

Она с ужасом смотрит, как он наклоняется к ней, подхватывает кружевной свёрток на руки и медленно уходит прочь. Катя даже не обращает внимания на то, что машина сдвинулась с места, она вглядывается во тьму, до последней секунды, пока автомобиль не соскальзывает в пропасть.

Огромная бледно-жёлтая луна без малейшего интереса смотрит с тёмно-синего бархата неба на чуждую ей, далёкую Землю. Смолкает ветер. Затихают цикады. Даже природа против того, что произошло.

А звёзды всё сияют и сияют в непогрешимой высоте…

– Мы всю жизнь будем об этом жалеть, – Тихо шепчет женщина. – Катя с Андреем не заслужили такого.

– У нас не было выбора, Рита, – мужчина берёт из её рук кружевной свёрток, откидывает уголок и вглядывается в личико малыша.

Громкий взрыв на дне ущелья потрясает окрестности. Ребёнок открывает глаза и горько, безутешно, совсем не по-детски плачет. Словно понимает, что стал сиротой.

– Не бойся, – По лицу мужчины текут слёзы. – Я сумею убедить его сохранить тебе жизнь. Этот мир слишком долго тебя ждал.

Часть 1

За окном кружились, медленно падая, резные листья клёна. Деревянный дом поскрипывал, словно вздыхая во сне. Деловито трещали поленья в печке. Где-то в стене тихо шебуршали мышки.

Сегодня ему хорошо работалось. Он встал около полудня – ничего не поделаешь, «сова». Выпил чашечку кофе, сидя на крыльце, и в который уже раз порадовался, что переехал за город. Тишина, покой, природа. Что ещё художнику нужно? Только вдохновение. Сегодня и в этом бог ему не отказал.

Мазки покрывали холст один за другим. Рука уверенно переносила на картину то, что видело сердце. Он писал уже неделю. Работал, словно в последний раз. Творил. Иногда вставал, отходил на несколько шагов и задумчиво смотрел на горстку людей перед огромной хрустальной пирамидой, пронизанной лунным светом. Это было очень, очень давно. Он знал, что должен написать эту картину, обязан. Хотя и не понимал, почему.

Художник закончил её, когда первые лучи рассвета прокрались в комнату. Усталость, всю ночь терпеливо ждущая своего часа, сразу же набросилась на него. Он тяжело вздохнул, чувствуя себя опустошённым и лишённым сил, но поднялся, тщательно вымыл кисточки и аккуратно положил их сохнуть на подоконник, сел перед картиной. И в тот же момент осознал, что не один в комнате.

Мужчина медленно повернул голову, удивлённо изогнул бровь, хотел что-то спросить, но… Дыхание прервалось на вдохе, словно весь воздух вокруг внезапно исчез, сердце затрепыхалось в груди, как птица в силках, и он всё понял.

Художник собрал последние силы, сумел подняться, превозмогая дикую боль в груди, шагнул к ещё не высохшей картине, упал на колени. Дрожащими пальцами коснулся нижней части холста.

НАДО УСПЕТЬ.

Глава 1. «Чупа – чупс»

Семён торопился. Но не успевал. Он чувствовал это. Как и то, что должно случиться. Это был его дар. Или проклятие. Если нейтрально – способность. Так это любят именовать писатели. Семён это не называл никак. Раньше он старательно пытался не замечать ярких, до боли, вспышек где-то внутри, после которых приходило чёткое знание, где он должен быть. И его подхватывало и несло туда силой, обозначить которую словами он не взялся бы и сейчас. Поэтому не замечать не получалось. Пришлось научиться жить с этим, приспособиться. А потом и найти в этом смысл жизни.

Обычно молодые люди больше всего на свете боятся быть как все. Семён же в юности именно этого желал больше всего на свете. Лишь с возрастом, став мудрее, многое пережив, основательно потрёпанный жизнью, он уяснил – хорошо, когда то, что проклинаешь в молодости, в зрелости обозначаешь как счастье. Тогда же он и попал в Центр. Но это было давно. Сейчас он думал совсем о другом.

Остановив «Харлей» около небольшого деревянного дома, скрытого ото всех двумя великанами-клёнами, Семён откинул боковой упор и плавно опустил на него мотоцикл. Он выключил зажигание, и мотор, утробно бормотавший на холостых оборотах, затих.

Семён прислушался к себе. Сердце тоскливо ныло. Опоздал. Торопиться некуда. Он снял шлем и вдохнул прозрачный холодный воздух – таким он бывает только за городом. Красота и покой. Понятно, почему Влад поселился здесь. Рай для художника. Но как тихо! Слишком тихо. Даже птиц не слышно. Мёртвая тишина.

Семён вошёл в дом, уже зная, что найдёт. И всё равно внутри всё оборвалось, когда он это увидел. Влад был мёртв.

В широко раскрытых глазах, неподвижных навсегда, словно застыл вопрос: «Как же так?.. Почему сейчас, когда разобрался в жизни, нашёл своё место в мире и мир в себе? Почему именно сейчас?!»

Семён тяжело вздохнул, огляделся. Просто и уютно. Минимум мебели – старинная кровать с высокой пуховой периной, колченогий стул перед квадратным столиком и огромный, под потолок, угрюмый шкаф. Простенькие ситцевые занавески в голубой цветочек. Везде эскизы и краски, резким запахом которых пропитан воздух. А в центре комнаты накрытый грубой серой тканью холст. Ткань накинута небрежно, словно второпях.

Семён осторожно откинул полотно. Рука дрогнула – от картины не осталось ничего. Всё равномерно залито толстым слоем чёрной краски, лишь внизу узкая полоска осталась нетронутой.

Мужчина коснулся её и отпрянул. Мольбы о помощи и крики боли затопили сознание. Яркая вспышка, буквально на мгновение, а потом пустота. Сколько Семён ни пытался, убитая картина больше ничего сказать не смогла. Словно в ней оставались силы лишь на этот последний всплеск…