Бестии - Ива Одинец

Бестии

Ива Одинец

© Ива Одинец, 2016

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

– И давно ты меня хочешь?

– С того дня, как увидел. Честно.

– А о чём мечтал всё это время?

– А ты?

– Я первая спросила.

– Вот первая и ответишь.

– Ах ты, м-маленький… оу, сорри… уже нет, вижу…

– Видишь?!

– Ну да. Мы, музыканты – пальцами, как глазами…

– Ох ты боже мой… Не отвлекайся.

– От чего конкретно?

– Ах ты хулиганка…

– Всё время представляла, как подкараулю тебя, затащу в дамскую комнату…

– … от которой у тебя ключ.

– … точно, и… Ну короче и так далее. Теперь ты.

– Даже не знаю, с чего начать.

– Зато я знаю. Сидел небось вечерами в своём одиноком офисе – и представлял в красках: вот пусть только заявится эта выдра, виляя точёными бёдрышками… ка-ак схвачу в охапку, да ка-ак завалю на стол…

– Нет!

– Что – «нет»?

– Только не там. Ни за что.

– Почему?

– Ненавижу это место.

– Понимаю.

– Нет… к счастью…

– Глупышонок…

Глава 1

11 июня, суббота, 9—30

– Я подписал документы. Все, кроме договоров на поставку. Попросите Тонева зайти.

– Сейчас.

Пальцы сами набрали прямой – 8514. Не то, что в справочник – на кнопки смотреть незачем. За два года возник автоматизм. Очень выручает, когда голова не тем занята. Вот как сейчас.

– Гектор Андреевич, доброе утро. Приёмная Шахова.

– Доброе, доброе утро. Как там мои договоры?

– У Дмитрия Олеговича возникли вопросы.

– Понял, бегу.

Я положила трубку.

Ладони сжали виски.

Это пальцы холодные? Или лицо горит? Наверное, и то и другое. И лоб горячий. Как при простуде.

Какая простуда летом? Под кондиционером продуло? Который с мая сломан?

Хватит искать отмазки. Как будто за семь месяцев трезвый аналитический ум не выделил закономерность – озноб накатывает каждый раз, когда я успеваю узнать о приходе Тонева прежде, чем сам он влетит в приёмную, лучезарно улыбаясь. Как артист на сцене: каждый в зале уверен, эта улыбка – для него одного. На самом деле всем – и никому конкретно. Со сцены в темноте зрительных рядов лиц не различить, по себе знаю. Тем более глупо рассуждать о какой-то особой теплоте, проникновенности, каких нет больше ни в ком. Это называется – формальная деловая этика. Ещё бы. Этот парень – выпускник МГИМО, бывший пресс-атташе посольства. На фоне мужиковатой дирекции блистает, как бриллиант средь битых стёкол в хмурый день. Безупречный во всём – и естественный, как лёгкий вдох. Хотела б я знать, чего ради он променял должность одного из топов головного офиса на наше захолустье. Для меня лучше Новоивлинска нет и быть не может, слишком многое с ним связано. Но что тут делать москвичу, блестящему финансисту и управленцу? Пусть даже наша шарага в числе лидеров рынка измерительных приборов…

Смотрелась ведь в зеркало пять минут назад – но рука сама потянулась к ящику стола.

Глаза непрозрачно зелёные. Непрозрачно вежливые. Как всегда. Почти голливудская улыбка. На работе ношу не снимая. К вечеру болят щёки. Главное – не забывать щуриться. Любят рассуждать о языке тела. Думают: раз от глаз морщинки – улыбка искренняя. Как же вас, человечков, легко провести. Зато и риск конфликтов сведён к нулю. От бабских интриг не спасает, но хоть внаглую нервы не треплют. И легче сохранять дистанцию. Отказываться, когда зовут в компанию, и т. д. Я сюда не общаться хожу, а на жизнь зарабатывать. Глаза б не видели… А для местных тётенек предел мечтаний – как же, секретарь генерального. Градообразующее предприятие, мать его… Спят и видят, как бы детей потеплей пристроить. «Ой, а вы бы не могли поговорить с Дмитрий-Олеговичем, у меня сын институт заканчивает, а у меня дочка хочет из цеха в управление перевестись, и т.д., и т.п., вам-то он не откажет, он же вас так ценит…»

Уж и говорили бы прямо: попала сюда прямёхонько из койки, где роли распределяются – так будь человеком, помоги теперь другим.

Дети, понятно, святое. Тем более – выбор небогатый. Или на рынке стоять (где уже втиснуться некуда), или на частников пахать, что прогорают пачками – или в наш «Новоивлинский ЗИП». От безработицы за любую зарплату – даже здешнюю копеечную – схватишься, как утопающий за гадюку.

Просьбы достали. Но не объяснять же, что сначала имел место приём на работу – и лишь спустя год койка… Скорей поверят, что на Луне живут лунатики.

Мысли прервал треск – и поток прохладного воздуха из коридора.

Снова дверь рассохлась. Иначе, как с пинка, не открыть. Всё не как у людей.

Нет, не он. Но влетит в любую секунду. Не зря сказал – «бегу». Не ходит, а летает. Шаг пружинистый, широкий, ноги длинные – даже для двухметрового роста. Вот уж не похож на наших увальней с пузиками через ремень. Лёгкий, спортивный, тонкий – но сильный. Наверняка сильный. Легко представить, как эти руки обнимают – бережно, но крепко. А для поцелуя ему придётся наклониться. Тридцать сантиметров разницы – это всё-таки не…

Хватит мечтать, бестолочь. И не лыбься, как пустым мешком прибитая. Хватит того, что вчера ему трижды пришлось повторить вопрос, а потом выпить кофе – с солью вместо сливок. Что выяснилось лишь потому, что попутно я налила чашечку и себе – с якобы сливками из той же, понятно, банки. Ну, в дирекции самодуров, способных разъяриться из-за мелочи вроде кофе с солью, нет. Но без мужицких шуток не обошлось бы. А этот хоть бы в лице изменился. Выпил до капли. И сказал: «Спасибо». Как всегда, вежливо (дипломат) – но удивительно тепло и солнечно. Как всё сказанное его голосом.

О-о боже, это просто манера говорить. Такая же, как и моя – улыбаться. Что за…

– Здрассьте поближе.

Оп-па. Дверь-то не захлопнули. Лишь прикрыли. А ковёр гасит шаги.

Он. Смотрит в упор. Улыбается всё лицо – тонкие красивые губы, распахнутые глазищи того же цвета, что и ослепительное утреннее небо за окном. Крапивинский мальчишка – только подросший. А говорят, голубой – цвет холодный. Такую глупость мог выдумать лишь тот, кто не видел этих глаз. По ореховой полировке, стеклу на картине и даже боку напольной вазы скачут десятки мелких зайчиков. Не только освещает – согревает всё вокруг. Но под ложечкой холодок, а руки – будто только из морозилки. А минуту назад было жарко. В разгар лета в брючном костюме, кошмар… А не костюм – так юбка до колена. И беспременно колготки. Дресс-код, мать его… Провинция – а понта выше крыши.

А счастливчик Тонев – в тонких джинсах и лёгкой светло-бежевой рубашке. Ладный, как с витрины. Всё сидит великолепно-небрежно – на неделе безупречные костюмы-белоснежные рубашки-галстуки, как положено дирекции, а по субботам потёртые джинсы. Наверняка дорогие, как и льняная рубашечка – но изысканно простые. Та самая простота, что венчает оба конца шкалы артистизма.

Неужто суббота? Слава тебе, господи. Да ещё и праздник завтра. День независимости кого-то от чего-то там… в том плане, что ничего ни от кого не зависит. У нас тут – точно. Но хоть не попросят выйти на работу… я надеюсь. Лишний день покоя – и то польза. А руководство начнёт праздновать уже сегодня. Умотают на водохранилище (там база отдыха рядом, «Зелёная роща»), причём с обеда. Вот почему мой лапушка уже с утра неформально прикинут. По субботам лишь с обеда приезжает в джинсах. А нам, секретарям, и того нельзя.

– Ау?

Ч-чёрт. Опять в транс впала. Сам виноват. Ну зачем он такой сладкий до невозможности…

– Сорри. Задумалась.

– Правда? Обалдеть.

– Да вы заходите. Он вас ждёт.

Гектор распахнул дверь в кабинет.

– Дмитрий Олегович! Кофейку попьём?

Из глубины кабинета ворчание:

– А то как же. Заказывайте.

Зубы сжались.

Старый упырь. Знает, что я лишний раз туда не зайду. Чтоб его не видеть.

Гектор, так и стоя на пороге, обернулся – лёгким танцующим движением.

– Мне со сливками, как всегда.

От улыбки вновь заныло под ложечкой. А в животе нарастает жар – тяжёлый, болезненный. Каждый раз… Каждый проклятый раз.

Колени сжались. Голос предательски дрогнул.

– Через пять сек.

Через минуту я вошла в кабинет с подносом.

Куда б приткнуть? Стол завален бумагами. А Гектор увлечённо что-то показывает Шахову на мониторе, стоя за плечом. Словно не видят.

В приёмной звонок. Другой, третий… Три линии сразу. Да пошли вы все. Рук две, а язык вообще один. Перебьётесь. Мне и здесь стоять неплохо. Любоваться украдкой на склоненную голову, тёмно-русые волосы, по-мальчишески чуть встрёпанные, тени от ресниц на щеках. Ловить звуки голоса, весёлого, чистого… Только б упырь не уставился…

Оба подняли глаза разом.

Не успел Шахов рот раскрыть, Гектор шагнул навстречу. Даже с его шириной шага их понадобилось три.

Ближе к столу шефа не подхожу. Оставляю поднос на столе для переговоров – на краю у двери. Во избежание глажки по коленкам и умильных улыбок в попытках помириться. Правда, со времени последней – … дцать-какой-то по счёту – прошло два месяца. С тех пор ко мне обращаются подчёркнуто на «вы», а я вхожу сюда, лишь когда пусто – или шеф не один. Сколько так будет продолжаться – не знаю. Ничего менять не собираюсь. Кроме работы – при первой возможности. Давно б ушла. Но тогда не смогу видеть Его…