Кошачьи язычки - Мартина Боргер

Боргер & Штрауб

Кошачьи язычки

День первый

Конечно же я опаздывала, как всегда. Каждый раз я чуть-чуть опаздываю на поезд — вот бы где разгулялся психолог! Подсознательное нежелание и все такое…

Десять лет одно и то же. Столько исполнилось теперь Фионе, моей сладкой Булочке. Помню март 89-го, ее рождение. Кажется, прошла целая вечность. Холод тогда был собачий, но я знала, что должна часок прогуляться в больничном саду — чтобы разогнать тоску. Ма неустанно ковыляла вместе со мной, взад и вперед, обходя замерзшие лужи. В левой руке палка, правой поддерживала меня. И бормотала что-то утешительное, радовалась внучке, уже в полной мере предчувствуя, что это единственное, что останется. Сейчас мне не хватает ее гораздо больше, чем я когда-либо могла себе представить. Прошло уже четыре года, как ее не стало, а ведь могла бы дожить до девяноста, при ее конституции и самодисциплине. А эту сволочь, по вине которой все случилось, я достану в один прекрасный день — и пусть это будет последнее, что я сделаю.

Хорошо бы поезд тоже опоздал, иначе не представляю, что будет. Нора наверняка уже не знает, что и думать, хотя в принципе проблемы-то нет никакой, и я просто могла бы приехать на следующем поезде, нас же никто не ждет, целых четыре дня мы будем свободны от всех обязанностей и расписаний, но она относится к тому типу людей, у которых все должно идти по плану, иначе она сбивается с ритма. Должно произойти нечто действительно из ряда вон выходящее, чтобы ее непоколебимый пиннеберговский миропорядок дал трещину.

После того как я оплатила такси, у меня осталось еще три сотни — должно хватить. Билет и гостиницу Клер и на этот раз взяла на себя, в противном случае это все было бы мне не по карману. Никакие там дорогие рестораны конечно же не входят в расчеты, по крайней мере, в мои. В обозримом будущем это все равно последний раз, когда я обедаю вне дома, разве что мы с Фионой как-нибудь перехватим на ходу по колбаске с соусом карри или по пакетику картошки фри.

Надеюсь, у них с Ником все будет нормально. Чтобы он в конце концов согласился провести четыре дня с десятилетним ребенком, мне пришлось умасливать его целую неделю. Для него Фиона — просто обуза. Конечно, будь она в два раза старше, его и упрашивать бы не пришлось. Жаль все-таки, что те из них, кто лучше трахается, хуже всего ладят с детьми. Кажется, это несовместимые противоположности — горячий секс и отцовские чувства. Что бы я предпочла, если бы я выбирала между двумя этими мужскими типами? Ясно что. Я же не Нора.

Ладно, хватит постоянно о ней думать, тем более — плохое. Потому что тогда мне следовало бы остаться дома. В конце концов, у нее есть и хорошие стороны, я не должна об этом забывать. Мне надо крепко держать себя в руках эти четыре дня, быть с ней милой, насколько возможно. Не критиковать ее, не грузить собственным дерьмом. Быть просто нормальной подругой. У меня должно получиться, черт возьми!

Пять минут до отправления. Мы уже положили на полку багаж и ждем только Додо. Я ничуть не сомневаюсь в том, что она придет. Но, конечно, в самый последний момент. Мы привыкли, и меня это давно уже не трогает, сегодня тем более. И это при том, что специально ради нее мы начинаем путешествие практически возле ее дома, чтобы она могла за десять минут добраться на такси от своей квартиры до вокзала! А я, между прочим, уже битых пять часов в пути, да еще должна позаботиться о том, что бы прихватить с собой, — хлопоты о провизии, как всегда, лежат на мне, — мы всегда весело пируем в поезде! Клер конечно же прилетела самолетом. Спикировала, как выражается Додо.

Это путешествие с Клер и Додо для меня — счастливейшее время в году, неделя сплошной радости, которой потом я долго еще живу. Но этот раз особенный. И я не допущу, чтобы какая-то мелочь испортила мне эти драгоценные деньки.

И вот что удивительно: Ахим, который ничего не знает, на этот раз повел себя особенно внимательно. Не посадил, как обычно, в Пиннеберге на поезд, а доставил меня в Гамбург, прямо на вокзал, хотя в конторе у него куча работы. Меня действительно тронула его забота — на двадцать втором году семейной жизни это кое-что да значит. Напоследок он сказал, чтобы я ни о чем не думала и хорошенько оттянулась, — в общем, чтобы позволила себе что-нибудь этакое. Что мне это нужно. На секунду сердце мое остановилось, я подумала, что ему все известно, но это, конечно, бред, я головой ручаюсь, Биттерлинг в жизни ни о чем не проболтается.

Он даже постоял на перроне, пока поезд не отправился. Теперь он, конечно, давно в бюро. Он много работает, почти никогда не приходит домой раньше восьми, а раз или два в неделю даже позже, потому что может встретить клиентов на улице. Пара часов в неделю, которые я трачу на свою бухгалтерию, против этого ничто. Надеюсь, несмотря на свое плотное расписание, он найдет время присмотреть за Мириам и Даниелем, для него это хорошая возможность пообщаться с ними лишний раз. С каждым днем они становятся все взрослее и все меньше нуждаются в нем. Сколько еще ему осталось? И как много уже потеряно, навсегда и безвозвратно! Хорошо бы ему, к примеру, сблизиться с Даниелем — тот еще мастер создавать проблемы, и другим, и себе. Ладно, лучше сейчас не думать об этом.

Клер села напротив меня у окошка, это стало традицией, потому что Додо всегда приходит последней. Она достала сигареты из потрясной сумочки темной кожи, которую я раньше никогда у нее не видела, — по моим прикидкам, тянет на тысячу марок. Золотой зажигалкой она пользуется давно, и не раз уже случалось, что Додо ее совала в свой карман, по ошибке или нет, судить не берусь, — Додо как-то не очень умеет различать свое и чужое. Но я люблю ее в том числе и за такое вот легкомысленное отношение к жизни.

У Клер всегда все супер. Уже то, как она раскладывает сейчас на столе свои принадлежности — ну, чистый натюрморт, это надо видеть. Ее совершенство, конечно, давит на психику, потому что заставляет болезненно переживать собственную безалаберность: я, к примеру, не храню свои фото в папочке сложенными в хронологическом порядке, вот и сейчас мне приходится сортировать толстую кипу.

— Ну вот… — нетерпеливо начала я.

— У нас еще целая вечность, — отозвалась она и набросила на плечи огромный шелковый платок с бахромой. Тоже новый.

В общем, она опять выглядит фантастически, может быть, чуточку усталой, но как раз это и придает ей трудно описуемый шарм. Она всегда была самой красивой из нас троих, это я могу утверждать без зависти и злобы. Конечно, Додо тоже очень эффектная женщина и, возможно, некогда пользовалась у мужчин даже большим успехом, но у Клер — классическая красота. Папашка всегда повторял: она выглядит как полотно эпохи Ренессанса, и ее нужно разглядывать с надлежащего расстояния. Тогда я не понимала, но сейчас мне ясно, что он имел в виду. Клер в каком-то смысле не от мира сего.

Уже одно это пушистое пальто, которое она аккуратно сложила двумя изящными движениями и пристроила возле металлического чемодана на полке для багажа… Кашемир конечно, что же еще. И белый. У любого нормального человека уже через два часа на нем непременно появилось бы пятно от грязного снега или следы собачьих лап, но только не у Клер. Я ни разу не видела ее неряшливой или с каким-нибудь пятном на платье, за все эти многие годы — никогда. Додо однажды сказала, что даже крохотная частичка пыли не осмеливается приблизиться к Клер ближе чем на метр просто от страха, но тогда она была пьяна.

Я восхищаюсь Клер. Она не зря прожила свою жизнь, она пошла дальше всех нас, по крайней мере, так кажется со стороны. Уже то, с какой энергией и целеустремленностью она училась тогда… Не то что я. Но не в моих привычках оплакивать упущенные возможности, все равно ничего не изменишь, зачем же понапрасну биться головой о стену? И в жизни Клер есть свои темные места, свои рифы и пропасти. Я знаю это, и она знает, что я знаю, но мы никогда об этом не говорим. Есть вещи, которые лучше не трогать, иначе сойдешь с ума.

Как всегда, должно пройти некоторое время, прежде чем я настрою себя на их присутствие. Я отвыкла видеть людей так близко от себя, давно отвыкла. И так много говорить. На перроне она буквально набросилась на меня со своими бесчисленными вопросами, которые для нее гораздо важнее моих ответов. Год от года мне это стоит все больших усилий, в конце этой совместной поездки я устаю как от сильного физического напряжения, как будто бы пешком пересекла горный хребет. Пару дней после этого я провожу по большей части в постели, принимаю пару таблеток «вельдорма» и сплю едва ли не сутки напролет, такой убитой себя чувствую. И все потому, что рядом с ними на меня неизбежно обрушиваются всевозможные воспоминания.

Но, с другой стороны, их присутствие мне необходимо, потому что они обе, и Додо и Нора, всю мою сознательную жизнь оставались самыми близкими для меня людьми, и я всегда им доверяла. И сегодня ничего не изменилось. Никто не знает меня лучше, чем они. Я связана с ними слишком прочными нитями.