Санта-Матрешкино, или Любовный роман по-русски - Маргарита Коровина

Маргарита Коровина

Санта-Матрешкино,

или Любовный роман по-русски

Глава 1. Начало

Честно скажу, мне даже в голову не приходило, что я вдруг возьмусь за сочинение романа. Хотя на то, что подразумевают под этим словом литературоведы, моя писанина не тянет – не хватает масштабности, многоплановасти, да и герои все, как на подбор, сплошные оболтусы. Но, с другой стороны, отношения между мужчинами и женщинами тоже так называют, а именно о них я собираюсь писать. Поэтому пусть будет роман, и точка…

…Большинство современных книг начинается именно с подобного предисловия, и я, не имея никакого опыта в бумагомарательстве, решила следовать по колее, проложенной известными авторами. Дурной пример, как известно, заразителен. Тем более, что, прожив тихо и спокойно тридцать с лишним лет, я и не собиралась ничего писать. У меня было другое увлечение, сводившее с ума моих родных и близких.

Едва научившись читать (в весьма раннем детстве), я стала запойной чтицей, и все свободное время (впрочем, и не свободное тоже) тратила на чтение книг. Конечно, правильнее будет сказать читательницей, но чтица мне нравиться больше – похоже на птицу. А пернатые с раннего детства в моей голове прочно ассоциируются со свободой. Так и вижу, летит себе это крылатое чудо, такое беспечное и прекрасное в небесах, вызывая у меня пароксизмы зависти… Я тоже чувствовала, что лечу, когда брала в руки книжку. Романы, приключения, фантастика, жизнеописания великих – мне было абсолютно все равно, что, где и когда читать. Я проезжала свои остановки, забывала поесть, меня выгоняли с уроков, молодые люди расставались со мной после второй-третьей встречи, причина была одна – очередной толстый и до умопомрачения интересный том.

Однажды, еще учась в младшей школе, я принесла из библиотеки какую-то книжку – ее названия и автора я уже не помню. Мой мозг вообще не воспринимал такие мелочи. Главным было содержимое. Головокружительные повороты сюжета, переживания героев, описания места действия – все это настолько захватывало меня, что я не видела и не слышала ничего вокруг…

И в тот день я – как обычно – открыла книгу, едва войдя в квартиру. И, естественно, тут же провалилась в черную дыру ее сюжета. Из беспамятства меня вывел крик, по децибелам не уступающий реву самолетного двигателя. Рядом со мной стояла моя спокойная интеллигентная мама и орала не своим голосом, беспорядочно взмахивая руками. Не понимая, что происходит, я огляделась. В квартире явно чего-то не хватало… Да, точно – нет новенького, последней модели телевизора, стоявшего в гостиной прямо напротив дверей. И магнитофона нет, который был рядом с телевизором… Потом выяснилось что нет и фамильного серебра, и маминых, тоже фамильных, драгоценностей. Пропали деньги, хрусталь, папина импортная бритва, коллекция редких марок – гордость моего старшего брата. В общем, воры вынесли все мало-мальски ценное. А я в это время читала, сидя на неудобной тумбе для обуви у самых дверей.

Авторы книжного волшебства казались мне избранниками богов, если не самими богами. Я с трепетом разглядывала их портреты на первых страницах, а, если книги были библиотечными, по-варварски выдирала фотографии и вешала их у изголовья кровати. События моей жизни проходили мимо меня, не затрагивая воображения и не запоминаясь. Я как-то закончила школу, потом институт, пошла работать, вышла замуж, развелась, разменяла бабушкину квартиру на две комнаты в коммуналке. Тут началась перестройка, я поняла, что получить отдельное жилье шансов у меня нет, и выменяла свою комнатку на крохотный домик в пригороде. К нему прилагался садик в пять соток, и я чувствовала себя Ирэн Форсайт и мисс Марпл одновременно. Жизнь вяло текла в нашем Матрешкине. Старики умирали, их домишки либо продавались наследниками на дрова, либо ветшали и рушились. А потом, видимо, из-за уникального сочетания близости к городу и нетронутой природы, наша деревушка стала очень модным местом, и всего за каких-то за полтора года участки вокруг оказались заселенными. Моими соседями теперь стали бизнесмены, депутаты, бандиты, выходцы с Кавказа и просто коренные матрешкинцы, вспомнившие о своем наследстве.

И вдруг…Вообще, я ужасно не люблю это пресловутое «вдруг». В моем понимании жизнь должна течь, как равнинная река. Плавно, спокойно, без резких поворотов и, тем более, без водопадов и порогов. Все должно быть заранее известно. С моими друзьями и поклонниками я договариваюсь о встрече по крайней мере за неделю. Посещения театра, выезды на пикник или лыжные походы должны быть согласованы со мной за две, а лучше за три недели. Возможно, в век нынешних стремительных перемен, это несколько старомодно, но такой уж у меня характер. И менять его я пока не собираюсь.

В общем – хотя это и было против моих желаний – сводная сестрица свалилась на меня именно вдруг. Дело в том, что наши с братом Владиславом родители развелись несколько лет назад. Я не особенно переживала, потому что читала тогда об очередном запутанном деле в практике Ниро Вульфа и была по уши погружена в увлекательный сюжет. К тому же разводились предки мирно, без ссор и битья посуды. Потом оба – и мама, и папа – быстренько нашли себе новых супругов, и в результате я получила парочку сводных братьев и сводную сестрицу. Костя и Сергей были детьми нового мужа моей мамы, а Любочка дочерью новой жены папы. Мы приняли друг друга спокойно и интеллигентно, без ненужных трагедий и ссор. Встречались на семейных торжествах, проводили вместе выходные, ходили в кино и театры. Называли друг друга по именам, но на «вы». Хотя к Любочке, которая была младше меня и мальчиков на десять лет, с высоты своих тридцати с хвостиком мы обращались на «ты», а она к нам на «вы» и по имени отчеству. Мы, определенно, казались ей ужасно старыми и скучными.

И вот, в одно прекрасное майское воскресенье, Любочка появилась у меня в доме с огромной спортивной сумкой в руках и жалобно попросила:

– Маргарита Алексеевна, можно я у вас поживу?

Было раннее утро. Солнце сияло на ярко-голубом весеннем небе, слепило глаза из каждой непросохшей лужицы в моем садике и к тому же грело совсем по-летнему. Воробьи истошно орали в голых еще кустах сирени. Пчелы, шмели и всех цветов радуги мухи радостно жужжали вокруг меня. Я сидела на заднем крыльце и с почти сладострастным предвкушением размышляла о предстоящих копательно-посадочных работах. Переехав в Матрешкино, я стала настоящим деревенским жителем, полюбила вставать вместе с солнышком, ковыряться в земле, пилить дрова и всякие прочие деревенские работы. Поэтому настроение в то утро у меня было радостным почти до идиотизма. Потому, что иначе как идиотизмом свой последующий поступок назвать я не могу. Если б я тогда знала, какой форс-мажор впускаю к себе в дом…

Увидев сестрицу, стоящую у забора с огромным баулом, в который легко поместилась бы она сама, юную, беззащитную и несчастную, я почувствовала такой прилив человеколюбия, что гостеприимно развела руками и ответила:

– Мой дом – твой дом. Живи сколько хочешь.

Любочка, видимо, не ожидавшая такого ответа (я в ее представлении была пожилой занудой, не способной на широкие жесты), поэтому несколько секунд оторопело смотрела на меня, а потом подпрыгнула, как жеребенок-стригунок, и закричала на все еще мирно спящее Матрешкино:

– Маргарита Алексеевна, вы просто чудо, я вас люблю. Нет, я вас обожаю. Я вам помогать буду по хозяйству. Полы мыть, обед готовить, огурцы солить и все такое. Я умею, меня Алексей Дмитриевич научил.

Алексей Дмитриевич – это мой папа. Он действительно очень хозяйственный мужчина. Мама у меня искусствовед, человек творческий и очень увлекающийся. К своей работе относилась и относится с юношеским энтузиазмом. Поэтому мы – папа, мой старший брат и я – частенько оставались без завтрака, обеда и ужина, с нестиранными и неглаженными рубашками и платьями, на которых к тому же не хватало пуговиц. О сантиметровом слое пыли на мебели и немытой посуде я уже не говорю. Несколько лет папа стоически все это терпел, видимо, ожидая, когда в жене проснется женская домовитость. Потом ему ждать надоело, и он взял все хозяйство в свои руки. Спокойно, без истерик и показного самопожертвования. Соседи по дому жалели папу и осуждали маму. Ему было все равно. Когда родители разводились, домовые сплетницы утверждали, что этого следовало ожидать при такой-то жене. Представьте себе их удивление, когда выяснилось, что Елена Николаевна, новая папина жена, точно так же, как мама, не умеет и не любит готовить, стирать, гладить и убирать в доме. Соседи посудачили немного, пришли к выводу, что человеку свойственно наступать на одни и те же грабли, а потом привыкли и уже не обращали внимания, когда папа таскал из магазина продукты, выносил мусор и чистил во дворе ковры.

Любочка приняла отчима с восторгом. И я ее понимаю. После многих лет вокзального быта (а Елена Николаевна, действительно, была копией моей мамочки и хозяйство ее было в том же состоянии, что и мамулино) получать ежедневно полноценное питание, всегда иметь в запасе чистую и выглаженную одежду, спать на белоснежных простынях… Папа и Елена Николаевна поженились когда Любочке было лет пятнадцать – возраст вполне достаточнй, чтобы освоить все домашние премудрости. Девочка как губка впитывала в себя новые знания и навыки и вскоре сравнялась по мастерству с учителем.