Хакер хочет в Тамбов - Петр Северцев

ПЕТР СЕВЕРЦЕВ

ХАКЕР ХОЧЕТ В ТАМБОВ 

ПРЕДСТАВЬТЕСЬ, ПОЖАЛУЙСТА,

– недоверчиво загорелась яркая надпись на темно-синем фоне.

Мне всегда нравилось, когда со мной вежливо разговаривают.

Почему бы не представиться, если тебя об этом просят?

Тем более, что в противном случае с тобой просто-напросто не будут общаться.

Ну, я и представился.

Я настолько часто повторял эту процедуру, что мог набрать три волшебных слова с закрытыми глазами.

ДОБРЫЙ ВЕЧЕР.ПРИЯТЕЛЬ.

Странное имя я выбрал, правда?

Но так уж получилось, и теперь у меня рука не поднимается обозвать его как-то иначе.

Собственно говоря, можно было назвать его Диком, Васей или Солженицыным, но мне почему-то запало в душу именно это слово, ставшее для Приятеля именем.

Ведь любое имя собственное вызывает в нас определенные ассоциации с тем или иным человеком.

А слово «приятель» – привычное, обобщенное и, вместе с тем, предельно интимное, да еще и с долей таинственности, вдобавок.

Временами мне даже кажется, что Приятель откликается на свое имя не без явного удовольствия, урча словно собака, а вместо виляния хвостом – дрыгает диском и подмигивает лампочками. 

ПОЛЬЗОВАТЕЛЬ ОПОЗНАН. ПРИВЕТ, ХАКЕР!

Я улыбнулся.

Опознан – это, конечно, сильно сказано.

В принципе, любой другой юзер, то есть пользователь, набрав на кейборде (клавиатуре) ту же комбинацию знаков, -он это воспринимет как обычную компьютерную команду, а для меня – приветствие от чистого сердца, прошу обратить внимание! – мог бы войти в контакт с моим Приятелем.

Но я надеюсь, что этого не произойдет никогда и ни при каких обстоятельствах.

Хакер, разумеется, это я.

Прошу любить и жаловать, что, собственно, мой Приятель и делает.

Впрочем, для простых смертных, не отягощенных железной оболочкой и имеющих внутри черепной коробки серое вещество, а не микропроцессор, я – Мареев Валерий.

Кому и Валерка.

Кому и Валерий Борисович.

А кому и гражданин Мареев, это уж в зависимости от обстоятельств.

Но для Приятеля я – Хакер на веки вечные.

Мне даже кажется, что вздумай я изменить имя и ввести в программу другие данные, Приятель обидится, пошлет меня на своем каком-нибудь языке, например, Фортране, к чертовой матери и замкнется в себе навсегда, отказавшись от общения.

ХОЧУ ПОДБРОСИТЬ ТЕБЕ ИНФОРМАЦИЮ,

– предложил я Приятелю.

Нет возражений?

Разумеется, нет. Есть уточнения.

ИНФОРМАЦИЯ. СПОСОБ ПОДАЧИ? РЕЧЬ, СКАНЕР, ВИДЕО, ДИСК?

–высветилось на мониторе.

Как обычно, я ткнул в клавишу Р, выбрав, соответственно, речь.

ЗВУКОВОЙ АНАЛИЗАТОР ПОДГРУЖЕН РЕЗИДЕНТНО. ГОВОРИТЕ, -отозвался Приятель.

До информации мой Приятель охоч как никто.

Сколько чертовой уймы сведений он в себе держит -страшно подумать.

Добавим еще немного.

– Новый клиент – Лилия Воронцова, – начал я, сверяясь с данными, которые набросал в блокноте. – 32 года, блондинка, филолог, домохозяйка. Ее муж, Сергей Константинович Воронцов, ушел из дома неделю назад и до сих пор не вернулся. Клиент сильно обеспокоен и просит меня заняться поисками ее супруга. Жду ответа.

Я, конечно, мог бы и не говорить последнюю фразу, поскольку предполагал ответную реакцию Приятеля.

И даже предполагал, какова она окажется. 

И ОХОТА ЖЕ ЛЮДЯМ ЗАНИМАТЬСЯ ТАКОЙ ФИГНЕЙ. ПО-МОЕМУ, ТЕБЕ

ПОРА ПЕРЕДОХНУТЬ, ХАКЕР. СЪЕЗДИ К МОРЮ И ПОДЛЕЧИСЬ,

– язвительно заметил Приятель.

Я решил не вдаваться в полемику и промолчал.

Тем паче, что ведь все реплики, которые подавала персоналка, были внесены мной в программу и теперь, в зависимости от полученной информации, Приятель считал своим долгом дать общую оценку.

И из всех имеющихся в его диалоговой памяти вариантов он выбрал самый насмешливый.

Дело в том, что Приятель знал, что такими делами я не занимаюсь давным-давно.

Нет, поначалу, конечно, я не отказывался ни от какой работы – это вообще мой принцип.

И на заре своей карьеры частного детектива я сбил добрый десяток подметок и стер столько же каблуков, словно неотступная тень ходя следом неверными женами и столь же неверными мужьями.

Разумеется, преимущественно за новыми русскими, которые составляли мою тогдашнюю клиентуру – у нормальных людей просто нет денег на такую ерунду.

И если уж они не махнули рукой на измену или не поговорили между собой по душам, то чаще всего они используют более дешевые средства.

Самое результативное, на мой взгляд – бабушки у подъездов.

Кто-то окрестил их «каменными бабушками» по аналогии с каменными бабами, – древними скульптурами, оставшимися нам с доисторической эпохи и рассеянными тут и там по всяческим полям и курганам.

Статика и массивность этих грубых сооружений, не покидающих своего места в любую погоду, чем-то действительно схожа с последовательной позицией пожилых обитателей многоэтажек, которые всегда стоят – вернее, сидят – на своем боевом посту, как зависшая раз и навсегда программа.

Однообразие слежки в те времена быстро стало меня утомлять, работа перестала приносить удовлетворение. Я стал чувствовать, как медленно, но верно потихоньку погружаюсь в рутину.

Пришлось резко сменить стиль работы и теперь браться за подобные дела мне уже не позволяет имидж.

Да и по деньгам – не интересно.

Смешно вспомнить, как я стремался поначалу называть сумму.

Потом быстро просек что к чему и уже не стеснялся обосновывать свои астрономические сметы.

А в дальнейшем перестал делать и это, просто называл сумму и все.

Сначала все ахали, но потом соглашались.

С тех пор я слыву довольно дорогим сыщиком с блестящей репутацией: по пустякам не работаю, берусь только за очень сложные дела, моя работа стоит очень дорого, но она того стоит.

Так что Приятель задал мне резонный вопрос.

Но, поскольку он был оставлен без ответа, Приятель все же счел необходимым выдать мне свой прогноз по полученным сведениям.

Мне показалось, что он потратил на это чуть больше времени, чем требовалось.

Приятель работал как бы нехотя, демонстрируя тем самым недовольство своей эксплуатацией по таким пустяковым поводам. 

50% – НЕПРЕДНАМЕРЕННОЕ УБИЙСТВО. ТРУП ВОРОНЦОВА РАНО ИЛИ ПОЗДНО БУДЕТ ОБНАРУЖЕН МИЛИЦИЕЙ. РАСКРЫВАЕМОСТЬ БЛИЗКА К НУЛЮ.

25% – СУПРУЖЕСКАЯ ИЗМЕНА. ДАСТ О СЕБЕ ЗНАТЬ В САМОЕ БЛИЖАЙШЕЕ ВРЕМЯ.

25% – ВОРОНЦОВ ОКАЗАЛСЯ В СИТУАЦИИ, КОТОРАЯ ЗАСТАВИЛА ЕГО СПЕШНО ИСЧЕЗНУТЬ. ДОЛЖЕН ДАТЬ О СЕБЕ ЗНАТЬ ЧЕРЕЗ ОПРЕДЕЛЕННОЕ ВРЕМЯ ТЕМ ИЛИ ИНЫМ СПОСОБОМ.

Ожидаемый от Приятеля ответ – расклад причин исчезновения Воронцова, выданный мне в процентном отношении – был, в общем-то, предсказуем.

Но я мне хотелось посмотреть, насколько изменится схема, когда я сообщу дополнительную информацию.

А информация была несколько обескураживающей.

...Лиля Воронцова уже пережила самые тревожные дни -обычно это первые трое суток, – и теперь ей был важен только ответ, каким бы он ни был.

«Найдите его живого или мертвого, – говорили ее пронзительные черные глаза. – Я хочу знать, что случилось с моим мужем и я достаточно сильна, для того, чтобы вынести дурные вести».

Эти глубокие зрачки обволакивали меня каким-то мягким туманом, словно классная заставка к новой версии навороченного графического редактора, просили и требовали, умоляли и настаивали одновременно.

Но слова, которые произносили ее тонкие нервные губы, принадлежали, казалось, совсем другому человеку – рассудительному и безжалостному.

– Ожидание меня тяготит, – жестко сказала Воронцова, ничуть не стесняясь, что в такой ситуации говорит прежде всего о себе. – Я уже пережила его смерть внутри себя как возможную реальность. Я уже передумала все, что только возможно и устала от фантомов своего сознания. Теперь мне нужна только правда.

Лилия глубоко затянулась «Мальборо лайтс», потом еще и еще раз.

С ненавистью посмотрев на сморщенный окурок, который не принес ей необходимого никотинового насыщения, Воронцова сломала очередную сигарету, машинально вынутую из полупустой пачки и решительно достала из кухонного шкапчика крепкий «Голуаз».

– Пыталась бросить, перейдя на слабые сигареты, – пояснила она с печальной улыбкой. – В результате стала курить в два раза больше. Лучше уж так...

Милиция, разумеется, отказалась заводить дело и объявлять розыск, пока не пройдет положенный в таких случаях срок – месяц.

Но Лилия столько ждать не могла и не хотела, поэтому и обратилась ко мне.

Несмотря на пессимистическое настроение, Воронцова все же склонна была полагать, что ее муж жив, но находится в опасности.

– А что вас заставило придти к такому выводу? – спросил я. – Интуиция? Или факты?

Оказалось – и то и другое.

– Мой муж – неудачник, – так определила Воронцова своеобразную «профессию» своего благоверного. – Сколько я его помню, он вечно берется за дела, которые ему не по силам. Работает некоторое время как проклятый, потом все рушится и мы платим долги. После чего Сергей берется за новый проект.