БЕЗ НАЗВАНИЯ - Кирилл Маев

БЕЗ НАЗВАНИЯ

Кирилл Маев

Редактор Иульям Шекспир

© Кирилл Маев, 2017

ISBN 978-5-4485-6239-6

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Я съел ее на обед

1

Даже выкурив весь свежий воздух из комнаты, я не переставал думать о ней – и обо всех ее частях тела, о желудке и далее, далее. Тем не менее, когда ко мне постучали, я представлял уже голую Дайан Китон у себя на коленях.

Открыл в надежде, что это пришли поздравлять меня с выигрышем в лотерее.

– Но вы не участвовали.

– Я собирался.

– Нет, не собирались.

Как так? Что за отчаянный пессимизм. Передо мной стоял неизвестный человек лет за тридцать. За двадцать.

– А кто вы?

– Хемингуэй.

– Правда? Давно хотел с вами познакомиться, вы прекрасный писатель.

– Спасибо, но я пришел по другому поводу.

– Садитесь.

Он огляделся. Я огляделся. Даже восемнадцатилетняя девственница этажом выше стыдливо оглядывалась, смотря на себя перед зеркалом. Стульев в комнате у меня не было. Ничего не было. Лишь матрас в дальнем углу – поближе к окну, видимо, даже он планировал сбежать.

– Ладно, давайте так – вы ничего странного не замечаете?

– Стараюсь замечать, – согласился я.

– Посмотрите внимательно, это важно.

Я начал смотреть внимательно. Смотрел вверх и вниз, влево и вправо, все как учил меня мой окулист и инструктор по вождению окулистов.

– Ммм, все-таки, ничего не вижу.

– А моя левая рука?

– Нет, не вижу.

– Вот видите.

– Да нет же, не вижу.

Левой руки действительно не хватало. Причем это не сразу бросалось в глаза, я уверяю. С моей близорукостью если что-то и может броситься, то лишь оголодавшая по близости студентка филологического отделения.

– Думаю, вы можете мне помочь.

Еще раз огляделся – голые стены, матрас.

– А вы уверены, что я?

– Сомнений нет, вы.

– Ну, хорошо.

Я почувствовал себя увереннее. Достал сигарету, медленно закурил. Зря – это была последняя сигарета.

– Но вам нужно точно выяснить, где моя левая рука.

Я на это выпустил довольно круглое кольцо дыма. Посмотрел ему в глаза:

– Скажите, у вас давно никого не было?

– Что вы имеете в виду?

– Я имею в виду – годы одиночества, тихое отчаяние по ночам, и пустые почтовые ящики, и застывшие стрелки на часах..

– У меня на часах стрелок нет.

– И у меня нет.

Сигарета подходила к концу. Он мне не нравился.

– Хотя бы непристойные мысли вас посещают?

– Я посещаю церковь.

– Ох, я бы на вашем месте лучше сосредоточился на мыслях.

Он сделал кислую мину. Надо быть аккуратнее – опасности поджидают нас даже там, где нормальные люди моют руки втайне от родных. Не на все ответы хватает тайн.

– Я ничего не почувствовал, – наклонился он ко мне, – просто вдруг сегодня утром проснулся – а ее нет на месте. И знаете, что я думаю?

– Знаю.

– Не врите, я думаю – ее украли, пока я спал.

В подворотнях шелестели трамваи своими осенними колесами, ветер с залива обжигал руки только что влюбившимся, и я снова подумал о ней – казалось, она была где-то рядом, все время, такая прекрасная и милая, в своем сиреневом платье. И эти солнечные улицы, глаза цвета зеленых устриц и подсолнухи в ее волосах, и счастливые дни, и несчастные месяцы, и деревья зелеными пальцами спускались к нам сквозь яркие вспышки света.

Я перевел взгляд на окно – серое, низкое небо желчью выдавливало из себя остатки своего завтрака на грязный асфальт.

– Вы о чем-то вспомнили?

– Нет, я забыл.

– Хмм, – сказал он, – я все-таки думаю, у вас получится, если что – вот мой номер, звоните в любое время.

Он оставил какую-то бумажку на столе и вышел из комнаты.

Уходя, повернулся:

– Но вы же понимаете, что я не Хемингуэй?

– Понимаю.

Он закрыл дверь, и я уже не считал его таким хорошим писателем.

2

Все время улицы пытались съесть меня. Если у них не получалось – они съедали кого-нибудь другого, и я искренне надеялся, что этот кто-то другой – тоже не я.

– Это не навсегда, – утешал меня фонарный столб.

– Что ты имеешь в виду, глупенький?

– Завтра утром меня демонтируют, и переплавят на железо в огромном адском котле как последнюю шлюху.

Я отошел от него подальше. Мама всегда говорила, что ноги надо держать в тепле, а мох растет с северной стороны. Эти знания о местоположении моха не раз выручали меня в жизни.

– Привет, это же ты?

Через улицу ко мне подбежал незнакомый человек.

– Привет, – ответил я, – нет, не я.

– Ох, понимаю, ну, говори, как всё?

– Не скажу.

– Говори-говори.

– Нет, не скажу.

– Что же ты все не говоришь и не говоришь.

Кто он? Что от меня хотел? Я хотел только одного – но этого «одного» было много, и оно все увеличивалось в количествах, когда я его хотел.

– Черт, ты как сам не свой, – он осмотрел меня, – хочется верить, что у тебя уже все хорошо.

– Иногда так хочется, что руки чешутся.

Они чешутся, и я их чешу – расчесываю. Я знаю, это любовь. Любовь должна спасать от одиночества, но даже весьма любвеобильная Джоан Мари Лорер была найдена в одинокой постели, наглотавшись антидепрессантов.

Я убежал от него, и еле заметил, как потом наступило следующее утро, и все снова на своих местах. Вспомнил о человеке и его пропавшей руке. Не причудилось ли мне это? Кто он? Откуда приходил? Все это походило на паранойю. В страхе начал щупать свои – и левую, и правую, минут пять я их щупал, а после понял, что единственное, что нужно – это правильно выбрать бар.

Тут-то он мне и позвонил, когда я носки из-под кровати доставал. Точнее, один – левый.

– Нашли что-нибудь?

– Кое-что нашел.

– Думаете, это поможет?

Я попытался надеть носок на руку.

– Возможно, возможно..

– Слушайте, я знаю, куда вы собираетесь.

– Правда?

– Не стоит вам этого делать, не стоит.

– Правда?

– Обещайте, что вы сейчас же снимете носок с руки и сосредоточитесь на пропаже.

– Хорошо, сосредоточусь.

Я повесил трубку, быстро оделся и уже через десять минут заказывал чудесный коктейль из виски, пустого стакана и всего такого. Какой чудесный коктейль, какой чудесный..

– Мы закрываемся.

– Что?

Я очнулся. В баре уже никого не было, и охранник легонько тряс меня за плечо. Легонько в том смысле, что все-таки не сломал. Надо было двигаться дальше, надо было что-то делать.

Я вышел наружу трезвый и побитый изнутри, а деньги остались в кассе.

– Ладно, – набрал я его номер, – я найду вашу руку.

– Вы все правильно решили.

– Скажите, у вас есть недоброжелатели?

– Никогда не было.

– Никогда? Вы что, преподаете слово божье?

– Я посещаю церковь.

– Помню, помню..

Я прошел по узкой улице, на меня набросился какой-то странный переулок, где дома окнами упирались друг в друга. На втором этаже одного из таких домов окна были панорамными – на всю стену. Там стоял рояль. Кто-то сидел за ним и играл – играл прекрасно. Я не мог уловить мелодию, но она текла, как морская волна, как ветер – свободный и легкий. Я посмотрел на свои руки – они расплывались.

Потом я вернулся домой.

Смотрю телевизор, жду. Уже девять часов. Ее все нет. Продолжаю смотреть. Двенадцать. Два часа ночи. Вспоминаю – она же работает сутки трое. Точно, как же я забыл.

3

Спустя несколько дней дым рассеялся. Я проснулся с ясной головой и пустым желудком. С улицы пахло чем-то одухотворенным, пришлось выглянуть. Прекрасная девчушка в сиреневом платье шла вдоль проспекта. Она была так похожа, и эти подсолнухи в волосах, и острые груди – все совпадало. Я уже был готов сбежать по лестнице, как он оказался у меня в комнате.

– Мне трудно без руки, очень! Вы знаете, кем я работаю?

– Может, хирургом?

– Смешно, смешно.

Я попытался его обойти. Не получилось.

– Извините, но сейчас я страшно спешу.

– Там никого нет.

– От этого еще страшней.

Он надвигался на меня. Я отступил к окну. В панике повернул голову и взглянул еще раз. В двух метрах от моего окна находилась монолитная стена соседнего дома. Под окном – перегородка. Ничего кроме этого не было видно.

– А я думаю – куда же я дел эту перегородку..

Тут он подвинулся ко мне еще ближе, уставился прямо в глаза. Мне стало холодно от этого взгляда, и от того, что обещали синоптики на день рождения.

– Знаешь, какой сегодня день недели?

– Вторник.

Он отрицательно помотал головой. Ничего не сказал. Поправил пальто, выправил осанку. Сомнения уже рождались в моей голове и в головах миллионов людей, еще тогда – несколько сотен лет назад, когда Галилей начал проповедовать свои несуразные мысли о вращении земли вокруг солнца.

Но как же черепаха и три кита на ней, Галилей, как же вращаться им? У тебя нет ответов на эти вопросы, наглый шарлатан.