Виллисы - Юрий Коротков

Юрии Коротков

Виллисы

Такие морозы иногда случаются в последних числах февраля — будто напоследок, зиме вдогонку. Ранним вечером вымирает Москва, воздух едва прозрачен от взвешенных колючих льдинок, свет окон, реклам и фонарей расплывается, как чернила на сырой бумаге, грохочут по ледяным ухабам троллейбусы — промерзшие жестяные короба, в которых еще холоднее, чем на улице, — из метро валит тяжелый пар и пахнет баней, редкие прохожие, до глаз укутанные шарфами, спешат домой, каждый в одиночку храня свой островок тепла. Господи, дай сил перетерпеть, перевалить через эту бесконечную зиму, дожить до ручьев и зеленой травы.

Господи, неужели бывает лето на земле?

В последнем письме мать виновато, вполстрочки, после «крепко целую» и приветов от родни и знакомых, сообщала, что вернулся отец, и Юлька, едва дождавшись конца репетиции, помчалась на междугородку звонить в Рудник — соседям через улицу, у которых стоял телефон.

На том краю земли давно была ночь, Юлька переполошила соседей, слышно было плохо, мать тотчас начала плакать. «Гони его, поняла? — кричала Юлька, приставив ладонь к трубке. — Гони к черту! И чтоб за километр не подходил, ты поняла?!» — «Жалко…» Сквозь стекло переговорной кабины на нее пялился солдат-узбек с серыми обмороженными ушами. Юлька повернулась к нему спиной. «А себя тебе не жалко? А Зойку с Катькой не жалко?» — «Жалко…» — и снова слезы. На редкость содержательный получился разговор. «В общем, я сказала: гони, и все! А если пустишь — я летом приеду и выгоню, ты меня знаешь!» — Юлька грохнула трубку на рычаг.

Троллейбуса долго не было — наверное, опять оборвались где-то обледеневшие провода, — и Юлька пошла пешком, срезая дорогу, через Арбат. Москву она знала плохо, только район вокруг училища да центральные улицы, сразу заблудилась и теперь металась по темным, наполовину выселенным переулкам, наугад сворачивая то налево, то направо. Короткая нейлоновая куртка от мороза стояла колом, под нее задувал ветер, колени одеревенели и едва гнулись, и Юлька вдруг с ужасом поняла, что никуда не выйдет, просто упадет и замерзнет посреди огромного чужого города под равнодушным взглядом чьих-то теплых окон.

Она нырнула в подъезд, дернула внутреннюю дверь — заперто. Всхлипывая, перебежала в дом напротив. Здесь над замком был крупно выцарапан код, Юлька потыкала в кнопки окоченевшими, негнущимися пальцами, замок нехотя щелкнул, она вошла и поднялась на второй этаж. Откинула капюшон, зубами стащила варежки и всем телом прижалась к высокой батарее, просунув руки между секциями.

Больно заныли отходящие от мороза пальцы, куртка оттаяла, свитер стал понемногу пропитываться теплом. За дверью соседней квартиры слышался звук наполняемой ванны — гулкий, уютный. Неразборчиво бубнил телевизор. Прошаркали по коридору шлепанцы. Юлька представила себе эту квартиру с высоченными потолками, ванную с мягким ковриком, набором косметики на полочке под зеркалом, кухню со стопкой тарелок в раковине, комнату с длинными, наискосок, тенями от настольной лампы. И ее обитателей, неторопливо, обстоятельно пьющих чай, не подозревая, что рядом с ними чуть не замерз живой человек…

Внизу хлопнула дверь подъезда, загудел, поднимаясь, лифт и остановился на втором этаже. Юлька отскочила от батареи и принялась деловито рассматривать номера квартир, ожидая, когда человек пройдет. Но шаги замерли у нее за спиной. Тетка с авоськой, набитой пакетами молока, бдительно следила за ней. Юлька подумала, что молоко в пакетах замерзло и, если разорвать картонку, молоко будет стоять в тарелке голубоватым столбиком, потихоньку оплывая.

Она осмотрела все четыре квартиры и пошла вниз по лестнице.

— Вам кого? — спросила тетка.

— Мне?.. Так… — не оборачиваясь, ответила Юлька.

— А если так, нечего по подъездам шляться!.. Подзаборники!

Никогда еще бетонный бастион училища не казался ей таким родным и надежным. Три ряда сплошных окон мирно и весело светились в глубине заснеженного сквера. Юлька пробежала по центральной аллее к крыльцу, еще из-за стеклянных дверей увидела в интернатском вестибюле двух чужих парней и вахтершу Ольгу Ивановну, стоящую перед ними с раскинутыми руками.

— Не пущу! Я сказала — не пушу!

Один из парней присел, пытаясь прошмыгнуть под рукой.

— Куда? — Ольга Ивановна ухватила его за куртку. — Родителей не пускаем, а вас, кобелей…

Юлька стряхнула снег с сапожек и вошла, растирая варежками онемевшие щеки.

— Да свой я, бабуля, свой! — не унимался долговязый, почти наголо стриженный парень. — Не признала? Хочешь — спляшу?

— Свой! Я таких своих видела! Лезут, как медом намазано!

В глубине вестибюля тянулись на ужин интернатские ребята и девчонки. Все с любопытством оглядывались на баталию у дверей.

— Девушки! Милые! — заорал долговязый, над головой у вахтерши простирая к ним руки. — Лену позовите! Лену! Беленькая такая!..

— Да уйдешь ты по-хорошему или нет? Милицию вызову!

Юлька хотела обойти парней.

— Юля! Азарова! — окликнула ее Ольга Ивановна. — Объясни им, Лену какую-то…

— Юля! Юлечка! — тотчас переключился на нее долговязый, придержал за локоть.

Юлька с такой силой вырвала руку, что тот растерялся.

— Понял: без рук, — он миролюбиво поднял ладони. — Юлечка, вся надежда на вас. Не дайте разбиться несчастному сердцу… Лена. Беленькая такая. Худая. Высокая. Танцует виллису в «Жизели»…

— Вы видели «Жизель»? — сухо спросила Юлька.

— Виноват. Но непременно…

— Там шесть троек виллис. И два состава. Умножать умеете?..

Второй парень молча смотрел на Юльку и улыбался.

— …Все высокие. Толстых нет. Лен — человек десять.

— От винта! — безнадежно сказал долговязый. — По такому дубильнику зря перлись!..

— Арза. идешь? — окликнула Юльку Света Середа.

— Сейчас. Очередь займи.

— А это кто? — вскинулся долговязый вслед рослой русоволосой красавице Светке. Чуть стойку не сделал, как бобик.

— А это — не про вашу честь, — с удовольствием сказала Юлька. — Еще есть вопросы?

— Есть, — сказал, улыбаясь, приятель долговязого. — Ты тоже виллиса?

— Да.

— А тебя как найти?

— А меня искать не надо. Лену свою ищите. — И Юлька направилась в столовую.

— Меня зовут Игорь, — сказал парень вдогонку.

— Очень приятно, — не останавливаясь, ответила она.

— Все понятно? — затараторила у нее за спиной Ольга Ивановна. — Все, давай-давай! Ищут сами не знают кого. Вон в городе полно их ходит, другую найдете. А у нас девочки серьезные, им гулять с вами некогда…

Юлька, на ходу снимая куртку, вошла в столовую, взяла талон на ужин у дежурного воспитателя Галины Николаевны и пристроилась в очередь рядом с Середой.

— Кто это? — кивнула та в сторону вестибюля.

— Опять Ленку ищут. Достали уже. Хоть не говорила бы, где учится.

— Ты что! Это же коронный номер: «Ах, здравствуйте, я балерина!» Она на улице по пятой ходит. — Света развела носки на девяносто и засеменила так с подносом в руках.

Они сели за свободный столик в своем ряду. В просторном зале было еще два ряда столов — центральный для москвичей, а дальний, с мягкими креслами и салфетками, — преподавательский. Вечером ни москвичей. ни педагогов не было, но интернатские привычно занимали свою треть.

— Домой звонила?

— Угу… Папаня объявился! — Юлька удивленно покачала головой. — Сволочь… Мать ревет… Скорей бы лето. Я бы этого подонка в шею выперла…

— Кого это? — поинтересовался Генка Демин, подсаживаясь к ним. — Не меня?

— Ты живи пока… Илья! — Юлька помахала рукой, подзывая Ленку Ильинскую. — Длинный, лысый, в синей куртке — твой?

Ильинская — «худая, высокая, беленькая такая» девчонка — подошла к столику с полным подносом. Против обыкновения, она ужинала в училище, обычно же сразу после уроков уносилась в город, на дискотеку или в ресторан — куда позовут. Крошечный ротик, круглые, всегда будто бы изумленные глаза, брови по-детски домиком — ангел небесный.

— А-а, блин, панк недоделанный, — равнодушно сказала она. — Понту навалом, блин, а сам студент общежитский, на метро катает.

— Главное, чтоб человек был хороший, — ухмыляясь, поучительно сказал Демин.

— Ага… Пойди в первом классе скажи.

— Тебе бы, Илья, академика, — посочувствовала Середа.

— Угу, — кивнула Ленка с набитым ртом. Она, всем девчонкам на зависть, ела сколько влезет, жрала пирожные и кремовые торты, занималась при этом вполноги — и ни на грамм не выходила из формы.

— Лучше военного! Полковника! — подхватила Юлька.

— Ты что! — возмутился Демин. — Генерала!

— Угу, — кивнула Ленка. Игра была привычная для всех.

— Рэкетира!

— Режиссера!