В небе Молдавии - Григорий Речкалов

Речкалов Григорий Андреевич

В небе Молдавии

Речкалов Григорий Андреевич

В небе Молдавии

{1}Так помечены ссылки на примечания. Примечания в конце текста

Аннотация издательства: Автор книги - дважды Герой Советского Союза генерал-майор авиации Г.А. Речкалов - не профессиональный писатель. Его специальностью в годы Великой Отечественной войны было - бить фашистских захватчиков в воздухе и на земле. И делал он это умело, мужественно. Перед читателем развертывается картина тяжелой боевой страды. В жестоких боях гибнут многие летчики авиаполка. Но живые получают боевую закалку, обретают опыт, становятся грозной силой. Автор интересно, местами с большим драматизмом, показывает путь советских истребителей к возмужанию, путь, оплаченный жизнью многих из них; передает накаленную атмосферу штурмовых ударов по наземным силам наступающего врага, напряженных воздушных боев, не прекращавшихся порой от утренней зари до наступления ночи. Через них как бы просматривается картина ожесточенной битвы, развернувшейся на земле Молдавии в первые месяцы войны. Г. А. Речкалов - почетный гражданин г. Бельцы.

С о д е р ж а н и е

Часть 1. Тучи идут с запада

Часть 2. И грянул бой...

Примечания

Посвящаю сыну Валерию

Часть 1.

Тучи идут с запада

- Подъе-е-ем!

Голос дневального разрывает утреннюю тишину сонной казармы.

Неохотно сползают одеяла, простыни, скрипят кровати, слышатся хрустящие потягивания, зевота. - Выходи на физзарядку!

Противные команды! Но что поделаешь - с этого у нас обычно начинается день.

Мускулистые, загоревшие, мы выбегаем на свежий воздух. Несколько энергичных движений, пробежка по влажной от росы тропке - и сонливость как рукой снимает. Неохотно выполняем давно надоевший комплекс упражнений, предвкушая несколько минут вольных движений. Эти минуты мы любим - почти каждый из нас значкист ГТО и имеет спортивный разряд.

Потом шумной ватагой устремляемся к полуразрушенному колодцу с прогнившим корытцем для скота. Колодец гордо именуется "душем". Обливаем друг друга из ведра, громко кричим под обжигающе холодными струями. Через минуту-другую, взбодренные, мокрые, мы возвращаемся в казарму завершать свой туалет.

Мы - это молодые офицеры-летчики, не отслужившие трех лет в армии и потому переведенные на казарменное положение.

Казарма - приземистый барак, поделенный на маленькие клетушки. Здесь предстоит "добить" оставшийся срок. Невеселая перспектива, если учесть, что почти каждый имеет или снимает в городе квартиру. Многим пришлось расстаться с семьями: приказ есть приказ.

Нам говорили: "Еще счастливо отделались, могли и лейтенантских "кубиков" на голубых петлицах лишиться. Летчики, выпущенные в офицерских званиях в сороковом году, вообще вроде бы "разжалованы" и переведены в сержанты". Нечего сказать, хорошее утешение!

Ребята роптали. Особенно по вечерам, когда в распахнутые окна врывалась бессарабская весна. Она будоражила, тормошила нас, и мы изнывали от скуки.

Первым начинал обычно младший лейтенант Дмитриев.

- Зажали авиацию, явно зажали, - ворчал он и сплевывал сквозь зубы. Лучше в колхозе ишачить, чем так жить.

- Ты что колхозы поносишь! - набрасывался на Дмитриева Петя Грачев, комсомольский "бог". Недавно его назначили помощником командира эскадрильи по работе с комсомольцами.

- А ты сперва поживи там, узнай, а уже тогда читай мне лекцию, сердито огрызался Виталий.

Мы его, конечно, понимали. У Дмитриева - медовый месяц. Жена его, хорошенькая голубоглазая украинка осталась в городе.

- Пропади пропадом и эта казарма и авиационная романтика! - вторил ему Вася Шульга. - Подам рапорт и пойду доучиваться в техникум.

Такие разговоры у многих вызывали сочувствие. В тот год служба в авиации кое-кого разочаровала. И вовсе не потому, что военная служба представлялась раньше неким увеселительным времяпрепровождением, а сейчас пришлось столкнуться с трудностями. Тяготы нас не страшили. Мы готовы были летать днем и ночью, находиться в суровых условиях - если это необходимо. В высокопарных фразах о долге мы не нуждались. Никто и не пикнул бы, если бы речь шла просто о трудностях. Но когда и без того нелегкие условия беспричинно "улучшают" приказом, человек начинает задумываться. Нас держали в ежовых рукавицах. Ради чего? Может быть, надеялись таким образом повысить боевую готовность? Очень сомнительное дело.

Первое время было трудно свыкнуться с таким режимом. Летчики хандрили, ворчали. Но дни шли, мы привыкали и в конце концов почти смирились. Все меньше раздражали надсадные Команды: "Подъем!", "Поверка"!", "Отбой!".

Мы вставали в шесть, торопливо брились, поспешно заправляли кровати, убирали помещение и строем шагали в гарнизонную столовую. Всё - как полтора года назад, когда еще были курсантами летной школы. С той только разницей, что теперь чувствовали себя летчиками и рассчитывали на многое.

Незаметно подкатила весна. Покрылись зелеными островками пригорки. С полей потянуло густым опьяняющим настоем разнотравья. Хотелось броситься навзничь в траву и глядеть, глядеть в бездонную ультрамариновую глубину, где пел, заливаясь, невидимый жаворонок. Леталось в такие дни легко, дышалось свободно. Казарма и красные уголки пустовали. Зато оживленнее стало под душистыми акациями, где после полетов шумными группками собирались летчики. Писали на планшетах письма, спорили, мечтали скорее вырваться в город, где ждали родные, отдых...

* * *

Особенно нетерпеливо все ждут субботу. В этот день мы живем не так, как всегда. С утра носимся как заведенные, шутки так и сыплются, все особенно предупредительны друг к другу. Летчики бреются, начищаются, никому не хочется остаться под выходной в осточертевшей казарме - у каждого появляется какая-нибудь уважительная причина.

В субботу даже время движется необычно. С утра его всегда не хватает. Ближе к полудню оно начинает замедлять свой бег, а к обеду и вовсе останавливается.

Вот и теперь - не успел я почистить сапоги, как раздается команда: всем на утренний осмотр.

Дневальный - наш оружейник, младший воентехник Дурнов. Он ходит по комнатам и проверяет, все ли в порядке. Как назло, куда-то запропастился свежий носовой платок. Заправить койку я еще не успел, рядом с аккуратной постелью Пети Грачева она выглядит белой вороной. И как это Грач успевает так быстро прибраться да еще и на себя лоск навести? Дурнов останавливается в дверях и морщится, глядя на мою кровать:

- Скорее, скорее, Речкалов, командир эскадрильи приехал.

Меня прошибает пот. Ладно, шут с ним, с платком. Быстро привожу в порядок постель.