Птица-лира - Сесилия Ахерн

Сесилия Ахерн

Птица-лира

Cecelia Ahern

LYREBIRD

© 2016 Cecelia Ahern

Фотография автора на обложке © Matthew Thompson Photography

© Сумм Л., перевод на русский язык, 2017

© Издание на русском языке, оформление.

ООО «Издательская Группа «Азбука-Аттикус», 2017

Издательство Иностранка®

Поле Пи

Выживает не самый сильный вид и не самый умный, а тот, кто лучше всех приспосабливается к переменам.

Пролог

Он двинулся в сторону от них, неумолчная болтовня сливалась в его ушах в утомительно-монотонный фон. То ли усталость после перелета тому причиной, то ли он попросту утратил интерес. А может быть, и то и другое. Он словно со стороны на все смотрел, не вовлекаясь. И если он позволит себе еще хоть раз зевнуть, она ему точно выволочку устроит.

Они не заметили, что он уходит, или, если заметили, предпочли его не окликать. Звукозаписывающую аппаратуру он прихватил с собой, он нигде не оставлял сумку, не только из-за ее ценности, но и потому, что сросся с ней словно с третьей рукой. Тяжелая, но он привык к ее весу, даже получал от него какое-то удовольствие. Без сумки на плече ему чего-то недостает, и без нее он даже двигается так, будто на слегка опущенном правом плече висит сумка с аппаратурой. Видимо, он обрел свое призвание – звукооператора, – но такая глубокая подсознательная связь с профессией не слишком полезна для осанки.

Он двинулся прочь от росчисти, от дома летучих мышей, который всех так интересовал, к лесу. На опушке в лицо ему ударил свежий прохладный ветер.

Стоял жаркий июньский день, солнце нагрело макушку и понемногу припекало голую шею сзади. Тень леса манила, стремительно носившаяся и исполнявшая ритуальный танец в лучах солнца мошкара казалась скопищем каких-то мифических малых существ. В тени леса почва, устланная перегнившими листьями и корой, пружинила под ногами. Отсюда уже не было видно его спутников, и он словно отключил звук их болтовни, вдохнул свежий ветерок, наполнив легкие живительным ароматом сосен.

Он опустил сумку на землю, прислонил микрофон к дереву. Потянулся, наслаждаясь треском в суставах, податливостью мышц. Снял свитер – при этом движении, выставляя напоказ живот, приподнялась и футболка, – обвязал рукавами вокруг талии. Стащил с длинных волос резинку и закрепил пучок выше, узлом на макушке, подставляя ветерку потную шею. С высоты в сто двадцать метров над уровнем моря он смотрел сквозь лес и видел вокруг лесистые холмы Гуган-Барры, простиравшиеся до самого горизонта, и ни приметы соседнего жилья. Мирное, тихое место. Его слух был всегда навострен – приобретенная с годами привычка: он научился вслушиваться и в те звуки, которых люди обычно не замечают. Он различал птичьи трели, потрескивание веток – вокруг кипела какая-то жизнь, – приглушенное гудение трактора вдали, строительные работы обитателей леса. Тишина была живой. Он втянул в себя свежий воздух, и в этот момент за спиной у него хрустнула ветка. Он резко обернулся.

Чья-то фигура метнулась за дерево.

– Эй! – крикнул он. Слишком агрессивно – его застали врасплох.

Фигура больше не двигалась.

– Кто там? – спокойнее спросил он.

Она выглянула на миг из-за ствола и скрылась вновь, будто играла в прятки. Странное дело. Он понял, что опасности нет, но сердце сильно забилось – а должно было бы успокоиться.

Оставив свое снаряжение на земле, он медленно направился к ней, хруст веток выдавал каждый его шаг. Он соблюдал дистанцию, не подходил вплотную, а начал описывать круг, заходя за то дерево, которое служило ей укрытием. И увидел ее целиком. Она напряглась, словно готовясь к отпору, но он поднял руки вверх, ладонями к ней, как будто сдаваясь.

Она могла бы оставаться в лесу невидимкой, полностью с ним сливаясь, если б не светлые до белизны волосы и прозрачные зеленые глаза – самые зеленые, самые яркие, какие он видел в жизни. Они его околдовали.

– Привет, – тихо произнес он.

Только бы не испугалась, не убежала. Она трепетала и готова была обратиться в бегство, приподнималась на цыпочки – вот-вот умчится опрометью, сделай он хоть один неверный шаг. Он остановился, плотно уперся ногами в землю и распростер руки, словно обнимая воздух – или как будто воздух обнимал его.

Она улыбнулась застенчиво.

Довершая волшебство.

Таинственное лесное создание, он с трудом различал границу между ней и деревом. Листья, нависавшие над ней, зашевелились от легкого ветерка, вызвали на ее лице игру света и тени. Эти двое видели друг друга впервые, двое незнакомцев, – и не могли отвести друг от друга глаз. В этот момент его жизнь раскололась надвое: кем он был до этой встречи, кем стал после нее.

Часть I

Одно из самых прекрасных и редкостных и, возможно, умнейших созданий на земле – птица-лира, или лирохвост, несравненный музыкант и артист. Эта птица чрезвычайно застенчива, обладает поразительным интеллектом и легко ускользает от наблюдателя.

Недостаточно будет назвать лирохвоста обитателем гор. Да, он живет в горах, но лишь небольшая часть вершин, составляющих область его обитания, может с гордостью назвать себя его домом… Его вкус столь изыскан и определен и в своих склонностях он столь разборчив, что и среди этих прекрасных гор далеко не всем удовлетворяется, и было бы напрасной потерей времени искать его где-либо за пределами наиболее красивых и величественных мест.

Глава первая

В то утро

Может, тебе не стоило садиться за руль?

– Норм, – ответила Бо.

– Может, ей не стоило садиться за руль? – повторила Рейчел, на этот раз взывая к Соломону.

– Норм, – и за Соломона ответила Бо.

– Но ты можешь хотя бы не переписываться за рулем? У меня жена на сносях, я хочу увидеть первенца, – настаивала Рейчел.

– Я не переписываюсь, я только проверяю почту.

– Ну тогда конечно! – Рейчел завела глаза и отвернулась к окну. За окном проносился сельский пейзаж. – Ты гонишь на максимуме. Еще и новости слушаешь. А голова у тебя дурная после перелета.

– Если так волнуешься, пристегни ремень.

– Сильно мне это поможет, – проворчала Рейчел, плотнее усаживаясь на пассажирском сиденье за спиной Бо и пристегивая ремень.

Она бы предпочла сидеть за спиной Соломона, оттуда ей лучше видно, что творит Бо, но Соломон так далеко отодвинул свое кресло, что не уместишься.

– И с головой у меня после перелета все в порядке, – заявила Бо, наконец-то, к облегчению Рейчел, убрав телефон. Рейчел понадеялась, что теперь обе руки водителя окажутся на руле, но вместо мобильника Бо сосредоточилась на радио, принялась перещелкивать станции. – Музыка-музыка-музыка, почему люди перестали разговаривать?

– Потому что иногда имеет смысл заткнуться и помолчать, – фыркнула Рейчел. – Ладно, допустим, ты о’кей, но он-то после перелета не в себе. Сам не знает, где очутился.

Соломон приоткрыл глаза, утомленно оглядел обеих женщин.

– Я не сплю, – томно проговорил он. – Я просто… ну, знаете… – и почувствовал, как сами собой смыкаются веки.

– Знаю, знаю, ты и смотреть не хочешь, как Бо ведет машину, – сказала Рейчел.

После шестичасового перелета из Бостона, приземлившись в Ирландии в пять тридцать, Соломон и Бо перекусили на скорую руку в аэропорту, сели в арендованный автомобиль, подхватили по пути Рейчел и отправились на юго-запад, в Корк, – еще примерно четыре часа дороги. Почти весь перелет Соломон проспал, но этого ему не хватило, а Бо всякий раз, когда на миг просыпался, он заставал бодрствующей, с широко открытыми глазами – ей непременно требовалось пересмотреть все демонстрируемые на борту документальные короткометражки.

О некоторых людях шутят, что они одним воздухом питаются, а Бо, как считал Соломон, могла бы питаться одной информацией. Она поглощала ее на второй космической скорости, вечно голодная, ненасытно читающая, слушающая, задающая вопросы, выискивающая – для обычной еды и места не остается. Она почти и не ела, информация питала ее, но никогда не наполняла – эта страсть знать все неутолима.

В Бостон Соломон и Бо летали на вручение награды за документальный фильм «Близнецы Тулин» – ежегодной премии Ирландского репортера (Бостон)«За выдающийся вклад в кино и телевидение». Двенадцатая премия в этом году, не считая множества вторых и третьих мест.

Целый год съемочная группа провела с близнецами Джо и Томом Тулинами – тогда, три года назад, им было 77 лет. Старики жили на ферме в глухом углу Корка, к западу от Макрума. Бо наткнулась на них, когда занималась другим проектом, и близнецы быстро поглотили ее разум, душу и все ее время. Братья всю жизнь провели вместе, не имели близких отношений с женщинами, да и вообще ни с кем. На этой самой ферме они родились, росли, помогали отцу, унаследовали ее после его смерти. Они работали в суровых условиях, жили очень скромно и скудно, в крестьянском доме с каменным полом, спали на двух узких кроватях в одной комнате, единственное развлечение – радио. С фермы они почти не отлучались, раз в неделю им доставляла покупки женщина из деревни, она же быстро проходилась по дому с веником и тряпкой. Отношения стариков с жизнью и друг с другом задевали сердечные струны зрителей, как и тех, кто снимал фильм: под этой простотой скрывался ясный и честный взгляд на жизнь.