Дар Богов - Дмитрий Гурский

Дмитрий Гурский

Дар Богов

За пеленой иных времен,Иных имен и лиц,За камнем рухнувших колонн,И порохом гробниц,В калейдоскопе мест и дат,В библиотеке снов,За бастионами цитат,За частоколом слов —Лежит страна моей мечты,Мой заповедный край.Где солнца желтого лучи,Благословляют май.Где вьюгой балует январь,Где август зной сберег,Где октября червленый лист,На землю тихо лег.Где птица феникс раз в сто летРождается в огне,Где ты узнаешь цену слов…И вспомнишь обо мне.Я приглашу тебя туда,И ты пойдешь за мной.Вдыхать пьянящий аромат,Под кроною лесной.Услышав песню соловья,Спешить на птичий зов,Дремать у мирного огня —И не бояться снов.Любить траву и небеса,Сзывать зверей и птиц,Когда холодная росаЕдва коснется лиц,Благословлять весь мир вокруг,И песней славить край.Пойдем! Пойдем, со мной, мой друг,В мой обретенный Рай!

Пролог

Сначала был звук.

Рожденный от касания сапожных подошв о холодный камень, он разбудил эхо, давно спящее где-то высоко под сводами. И, оседлав его, понесся по плотно заполненным тьмой переходам.

Потом показался свет.

Медная лампа в руке торопливо идущего по коридору седобородого волшебника, питала заботливо прикрываемый ладонью огонек пламени. А тот, словно в благодарность за заботу, окружал высокую, обряженную в белое фигуру, желтым ореолом света. Ненадежным барьером, отделявшим человека от владений абсолютной темноты, частью которой были странные тени, неотрывно следующие за магом.

Но, тот, не обращал на своих изменчивых попутчиков ровно никакого внимания. Он спешил.

Спешил настолько, что, перешагнув, через изломанное человеческое тело, даже не взглянул на еще не успевшего остыть мертвеца.

Такие мелочи его не волновали…

Где-то впереди послышался громкий рев и крики. Казалось, любое существо, услышавшее эту усиленную эхом какофонию, должно было бы в ужасе убежать прочь от ее источника… Но волшебник лишь прибавил шагу.

Теперь-то он знал точно – цель близка!

Крик захлебнулся, перешел в вой, и, наконец, прервался, словно обрезанный…

Пройдя несколько пустых комнат, и спустившись по узкой, вырубленной в камне лесенке, седобородый, наконец, остановился. Прислушался. Опустил на пол светильник, и сделал шаг вперед.

Темень резко сменилась светом вспыхнувших факелов. И перед глазами волшебника развернулась картина жестокой бойни, недавно учиненной в подземелье. Свежие потеки крови разрисовали мелованные стены зловещим узором. Ошметки человеческих тел, вперемешку с порванной одеждой, исковерканными доспехами и переломанным оружием покрывали весь пол небольшого восьмиугольного зала, в центре которого, меж полом и потолком висел клинок.

Какой-либо видимой опоры, на которой могло бы покоиться оружие, видно не было.

Волшебник улыбнулся, и уверенно шагнул прямо к артефакту.

Совершенно не обращая внимания на то, что полы его длинного одеяния безнадежно испачкались в крови, седобородый осторожно взял меч, и, держа его перед собой на вытянутых руках, почтительно поклонился.

Оружие дрогнуло, и, в идеальном зеркале тщательно отполированного лезвия, тускло блеснуло отраженное пламя факела.

Свет, наверное, очень хотел поиграть с клинком, но…, даже он испугался мгновенно соткавшейся из чадного дыма исполинской человекообразной фигуры, колеблющиеся очертания которой нависли над протянутым к ней мечом.

Под самым потолком, над склоненной фигурой волшебника желтым светом полыхнули два кошачьих глаза.

– Говорю тебе, демон, волею Князя, что поставил тебя здесь: отдай мне то, что не принадлежит тебе! – хрипло произнес седобородый, не поднимая глаз.

– ЗНАК!!! – проревел нечеловеческий голос. Пламя факелов качнулось, мигом расшевелив застывшие было тени. А испуганное эхо, понеслось куда-то в темноту подземелий, видимо решив, убраться подобру-поздорову от демона-хранителя, разбуженного докучливыми охотниками за сокровищами.

Волшебник же, перехватив оружие левой рукой, вытащил из-под одежды золотой медальон с изображением весов, и протянул его гиганту.

В зале повисла тишина.

– БЕРИ… – выдохнул желтоглазый демон, и сильный порыв горячего ветра мгновенно разметал зыбкое тело дымного гиганта, попутно затушив все горящие огни.

Зал снова погрузился во тьму.

Глава 1

Кто добровольно согласиться носить обидные прозвища типа «меднолобый» или, скажем, «железноголовый»?

Вот, вот! И златские стражники тоже не соглашались. Поэтому, если какой-нибудь невнимательный остряк произносил в присутствии незамеченного стража порядка подобные слова, оные незамедлительно «забивались ему обратно в глотку» группой обиженных законников.

А что? Обидно же!

Ведь, придя в магистрат, здоровый молодой парень из пригорода, мечтающий о славе, форменном платье с лампасами, жаловании, пайке и прочих видах довольствия, даже и не догадывается, что в придачу ко всей этой красоте, он получит и весьма нелестное прозвище. А пяток лет спустя, как дополнение к нашивкам капрала, – еще и пивной животик средних размеров, одышку, колотье в боку и совсем уже обидный ярлык «бронезадого»!

Правда, получив (опять же, вместе с нашивками) изрядную толику житейской мудрости – бывший пригородный романтик успокаивается. Приписывает обидные слова «гражданских» к графе «издержки профессии», и, не обращая на них внимания, гордо несет по жизни звание «стража порядка». При случае, часами рассказывая благодарным слушателям о риске и смертельной опасности, накрепко связанными с его профессией. Красиво. Убедительно. В подробностях…

И так происходит с каждым. Ну, или почти с каждым.

И даже если не у всякого из стражей порядка хватит красноречия на часы рассказа, уж про то, что служба и опасна и трудна – поведает любой из них. Будьте уверены!

И уж точно, будьте уверены в том, что никто из шлемоблещущих, сроду не признается, что основная их борьба проходит с такими серьезными противниками как сон и лень.

Но, в Белокаменном Злате, стражникам верили. А уж они-то клялись-божились, что в тот памятный вечер, никакого слепого с мальчиком-поводырем, не видели. А, следовательно – и в город не пропускали.

И словам этим даже пыточных дел мастер верил.

И это кое-что да значит!

А ведь когда хлопнувшая входная дверь возвестила о прибытии новых посетителей, многие из завсегдатаев харчевни «У веселого Монха» даже не обернулись.

В самом деле, – мало ли кого занесет летним вечерком в заведение толстяка Монха на кружечку пива?! Ко всем, что ли оборачиваться?

Правда, новоприбывшие не вызвали интереса только поначалу. Да и то, лишь по причине слабой освещенности и крайней задымленности питейного зала.

Но, как только захмелевшие любители пенистого напитка рассмотрели вышедшего в круг света мальчишку с тощей холщевой торбой, а за ним и лысого как колено деда-гусляра, все их внимание быстро переключилось на новых гостей.

Ну, еще бы! Перемывать косточки ближнему своему, – дело, конечно, важное, но уж больно утомительное! Ведь не кого-нибудь песочим, а самых что ни на есть Первых Лиц – Воеводу да Голову!

А значит, даже самому поднаторевшему в политических спорах оратору, необходимо отдохнуть и собраться с мыслями. Да и показать, что тебе не только политические хитрости «сильных мира сего» доподлинно известны, но и культура не чужда – совсем даже не грех.

По крайней мере, когда под рукой есть цыгане, танцовщицы, заклинатели змей, и прочие глотатели клинков, огня и разной другой гадости. Ну, или, на худой конец, как сейчас – бродячие музыканты, что могут и сказку рассказать, и песней потешить.

А потому, дедку с поводырем мигом освободили лавку. Поставили рядом внушительную кружку пива (пусть и не лучшего), и приготовились слушать.

Старик же, пошептавшись о чем-то с мальчишкой, с видимым облегчением опустил костлявый зад на лавку. А когда поводырь расторопно всунул в пальцы слепца пивную кружку, на лице деда появилась и вовсе блаженная улыбка – хоть лик святой с него пиши!