Дар Богов - Дмитрий Гурский

Старик медленно, без суеты, выпил с полкружки пива, и, поставив сосуд рядом, положил на колени гусли.

Пальцы его, казалось, чуть притронувшись к струнам, взлетели вверх, но инструмент, узнав руку хозяина, тут же отозвался тихим мелодичным перезвоном. Людские голоса затихли, и старик заговорил…

Голос его оказался на диво сильным и густым. Хоть и говорил странник довольно тихо, слышно его было по всему обширному залу харчевни. Голос накладывался на незатейливую мелодию, рождаемую пальцами старого гусляра, сливался с ней и наполнял собою помещение.

– А не рассказать ли вам, почтенные горожане, сказку? Сказку древнюю, стародавнюю! Хоть и не сказка это вовсе, а самая, что ни наесть быль. Ведь, слыхивал я ее от деда, а тот от своего деда, а тому поведала ее бродячая цыганка, что слыла самой правдивой женщиной на земле…

Возражений не последовало, и дед продолжил:

– Давным-давно это было! Пришли из неведомых миров трое. Первый был Царь-Создатель, второй – Князь-Управитель, а третий Шут-Случай.

И явился, по воле Создателя, из его дыхания, из слезы его, из пылинки малой, из луча солнечного, наш мир. И заселился он людьми. И стал Царь править этим миром, а Князь и Шут, послушные воле его, во всем помогали ему.

И был то Век Золотой.

Люди не ведали бедствий и жили в любви и согласии меж собою. Обильно плодоносили поля и сады. И был мир наш обителью правды и справедливости.

Но настало время, и Царь отправился творить другие миры, взяв с собою Князя. А править нашим миром стал Шут-Случай.

И было то время великих чудес и свершений!

Посмотрел Шут на мир, и решил, что негоже людям жить так, как жили ранее. Ибо дана человеку жизнь для того, чтобы шел он по ней, как по дороге – к совершенству. Люди же разленились и в праздности проживали век свой.

И появилось тогда на земле множество дивных животных, и птиц, и прочих тварей. И были они враждебны людям. Но не хотел Шут полной погибели человеческой! Потому научил он избранных, как бороться с супостатами. И множество великих героев явилось миру, чтобы обессмертить свои имена в веках. Огнем и железом выжигали они скверну! Побеждали или умирали. Но, умирая, знали, что на их место встанет следующий. Встанет и победит!

Так жили они и так завещали жить потомкам своим.

Так жил наш мир. И хоть правды да справедливости на земле поубавилось, хоть и приходилось порой добывать их силой да хитростью, люди не перестанут хранить память о тех славных днях в сказках и преданиях.

Ибо был то Век Серебряный.

Однако снова пришло время перемен – вернулся из дальних странствий Князь. А, вернувшись, обозрел он мир, и не люб ему стал, мир сей! Обозлился Князь на Шута за то, что не стало среди людей порядка. Разгневался, да и скинул его с небес на землю.

Яркой кометой пал Шут с высоты, возвещая начало новых времен. И закрыта с тех пор ему дорога ввысь!

А Князь по своему разумению править стал. И теперь, в Век Железный, вершит он судьбу нашего мира железной рукой. Коль задумает чего – не останавливается ни перед чем, лишь бы достичь задуманного. Кровь для него пустяк и война для него пустяк, – его воля и порядок превыше всего!

Но и Шут обиды не забыл. Единственный из Троицы, кого носит на груди своей Мать-Земля, живет он среди людей. И где только возможно, вмешивается в планы Князя. Поэтому, как ни велик, бывает любой из замыслов, на небесах созданный, на земле, очень часто, все идет наперекосяк. По воле Шута-Случая.

Вот так, за веком век, и по сей день, продолжается их противостояние. И конца ему не будет, пока есть на свете Князь и Шут!

Замолчал старик. Перестали пальцы его гладить струны.

Странная вышла сказка.

А люди молчали. Молчали, словно зачарованные. Молчали и не двигались даже тогда, когда старик, медленно опорожнив свою кружку, взял мальчишку за руку и вышел из харчевни. Чтобы навсегда пропасть в переплетении ночных городских улиц.

И все бы было ничего. Да вот только, как утверждают несколько завсегдатаев златских пивных погребков, в то же самое время и та же самая парочка, явилась в полудюжине других местных питейных заведений. Чтобы и там рассказать свою странную сказку, а потом бесследно раствориться в темноте летней ночи.

А иные смельчаки добавляют, что, оклемавшись, и выскочив вслед за сказителем на улицу, старика с мальчонкой они не приметили. Зато видели в небе над Златом, огненный шутовской колпак. Что несколько коротких мгновений переливался всеми оттенками красного – от алого до малинового, а затем исчез без следа.

И снова вспомнили люди Шута. И, пошли – полетели слухи! О том, что недаром приходил странный дед в город. Не зря говорил он про Шута. Что вслед за предтечею своим, вскоре объявится и сам Великий Проказник. И начнутся в Злате дела дивные, странные и невиданные! И к чему приведут они, неведомо никому…

Глава 2

В небольшой, светлой горенке, у открытого настежь окна, сидела женщина. На полу, подле самых ног ее, распластался солнечный зайчик, словно ожидая – когда же на него обратят внимание. Однако, искристые зеленоватые глаза абсолютно не замечали этого. Женщина с интересом глядела вглубь небольшого зеркальца, лежащего на коленях.

Со стороны могло показаться, что она любуется собою, но…

В зеркальной глади отполированного металла отражался дремучий лес, сквозь кусты и буреломы которого пробирался высокий русоволосый парень в одежде охотника.

Он уверенно и свободно двигался меж переплетений корней и веток, одинаково обильно покрытых мхами разнообразной формы, длинны и расцветки.

Почему-то возникала мысль о том, что ему нравится мрачный, сырой лес. И, похоже, что это действительно было так. Казалось, парень способен идти вперед день и ночь. Не ощущая усталости. Без остановок и передышек – пока не закончится сам Лес…

Но вот, в сплошной стене древесных стволов, подлеска и сине-зеленых мхов показалась брешь. Охотник замедлил шаг, огляделся вокруг, и остановился.

Перед ним лежала лесная поляна.

Человек глядел на холм, что возвышался посреди поляны, окруженной со всех сторон старыми деревьями, а хозяйка зеркала удовлетворенно откинулась на резную спинку стула. На ее губах играла улыбка. Перед тем, что когда-то было местом поклонения трижды забытого всеми народца, сейчас стоял нанятый ею простак-охотник. И не пройдет много времени, как с помощью магического зеркала, она увидит старое святилище изнутри: залежи древних знаний, артефакты, многочисленные реликвии. Всю начинку старого подземелья, в которое коренной житель Белокаменного Злата, не спустился бы ни за какие деньги. Все то, ради чего любой адепт магической науки, не задумываясь, пожертвовал бы половиной собственной жизни! Не говоря уже о чужой.

Всю свою сознательную жизнь Ян непоколебимо верил в удачу. Вера эта была впитана с молоком матери, с первым вздохом, с ярким блеском далеких звезд в сумеречном небе.

Удачей было то, что десять лет назад, бездомного сироту-оборванца, подобрал на лесной опушке добряк Ингвар. Удачей это было потому, что по дорогам разоренной войной Свении, в тот год, слонялись сотни маленьких бродяжек, лишившихся семьи и крова. И мало кто обращал на них внимания больше, чем на приблудных дворняг. А старый лесной отшельник не только накормил и обогрел Яна – он стал мальчику вторым отцом. Научил выживать в чаще, ежечасно повторяя, что зверь добрее человека, а лес приветливее деревень да городов.

Для Яна, мнение приемного отца оставалось непреложной истиной целых десять лет, – до той самой поры, пока в один злополучный день, Ингвар не был задран медведем, видимо оказавшимся не таким добрым, как хотелось бы старику.

И Ян снова оказался на дороге. Правда, теперь он не был сопливым замурзанным ребенком, затерявшимся в круговерти тянущихся по трактам пехотных и кавалерийских колон, военных обозов, беженцев и мародерствующих наёмников. На тракт вышел сильный восемнадцатилетний юноша.

Из рассказов приемного отца, который до своего добровольного ухода в леса, успел изрядно побродить по свету, Ян, пожалуй, уловил главное – созданный богами мир столь велик и разнообразен, что человек может просто устать от созерцания тысячной доли его чудес и диковин. Так, например, было с Ингваром. Как говорил старик, ему необходимо было осмыслить и понять все то, что было видено им в пору беспечной юности и неспокойной зрелости, дабы уйти к богам во всем блеске, сопутствующем мудрой старости.

Но Ингвару было уже за шестьдесят, а его приемному сыну, лишь восемнадцать. Следовательно, рассказы отшельника давно уже разжигали в юноше желание самостоятельно познать мир. И в снах своих, особенно в последний год, Ян уже не раз прощался с добрым стариком, отправляясь в далекие диковинные страны. Но всякий раз, проснувшись, Ян откладывал свой уход, осознавая, что еще слишком многому может научить его Ингвар.