Легкое отклонение от канона. Или гоп со смыком по-корейски - esteem

Лёгкое отклонение от канона. Или гоп со смыком по-корейски.

Глава 1

Вот стою. В зеркало на себя гляжу. Внимательно. Понимаю, что то, что отражается — не я. То есть совершенно не я. Там в зеркале — баба. Женщина. Девушка. Наверное. Или что-то очень на неё похожее…но точно не уверен. Лицо круглое, скуластенькое. Глазки…глазок практически не видно. Две тонкие щелочки, раскосые как у классических монголов из рассказов про иго. В детстве читал. Такие тонкие, что даже зрачков не видно. И слава богу! Потому что когда я попытался глазки-щелочки раскрыть, то тут же убедился в том, что название «раскосые глаза» совсем не метафора. Правый зрачок смотрел влево, а левый вправо и вверх. Чуть не уссался от страха…а потом от смеха. Однако вижу я почему-то хорошо. Ничего не мешает. Смотреть. Допустим вниз. Там внизу ноги. Маленькие короткие и кривоватые, как-будто я только-только слез с монгольской лошадки. Дальше походу — щель. Не раскосая, прямая покрытая пучком тёмных волос. И вот что самое интересное, чуть приподнимешь взгляд в отражение, как сразу наступают плечи. Как говорится, в наличии талии замечен не был. Спереди ещё мелькнёт пупок и две дохлые фиги на уровне груди, а сзади вообще ничего не видать. Раз! И сразу плечи! И руки…тоже короткие. Кроме пальцев. Вот кисть и пальцы — да. Кисть прямая узкая и пальчики длинные, музыкальные. С этим очевидно мне повезло.

Насчёт сзади. Повернулся боком к зеркалу, но ничего не заметил. Как-так? Попытался довернуть голову за плечо. Что-то мешает. Второй подбородок? Возможно. Развернулся задом как мог…и на некоторое время застыл. Терзают меня смутные подозрения, что я сейчас гляжу, на обратную, так сказать, сторону одной и той же медали. Недоверчиво глянул на лицо, потом опять назад. Вернее на зад. Хм, там как-будто тоже скуластенькое. Вот если мои щелочки присобачить туда, то можно будет подумать, что я стою на руках. Братья-близнецы. Вернее сёстры. Подозреваю, что иногда, по ночам, когда я не вижу, они меняются местами. Хотя судя по моему лицу, если так можно назвать плоский жирный блин, не особо обезображенный наличием интеллекта, — для моего тела, этот обмен совершенно без разницы. Я с любой стороны «красавица». Куда ни глянь! Правда задницу ещё на два полушария разделяет одна полоса, свидетельствующая о наличии хотя бы зачатков мозга. Ну так и на морде моей угадывается такая полоска. Прямо ото лба в виде упрямой морщинки, через носик-пипочку, губки бантиком, но тонкие и до остренького подбородка. А! В плюс ещё можно записать зубки. Белые, крепкие и большие. Монгольская лошадка, с которой я только что слез, судя по моим кривым ножкам — позавидовала бы. Короче если бы я голый вышел ночью в тёмный переулок и навстречу мне попался сексуальный маньяк, единственное что у него встало бы на меня, так это волосы. Дыбом. Вот такой я…девочка.

Только вот, кто я? Откуда? Совершенно не помню. Помню прошлую свою жизнь, родных. Хотя их и так было раз-два и обчёлся. В буквальном смысле. Знаю как меня зовут здесь. Точно знаю, что я в Южной Корее. А вот чем занимаюсь и где в настоящее время нахожусь, а также что это за помещение и откуда взялся этот шкаф, лежанка и зеркало — понятия не имею.

Как меня звали там, и где это там — не помню. Помню, что это был столичный город. Помню свою квартиру. Рояль. Помню улицу Пушкина, где был мой дом. Номера правда не помню. Помню как выиграл музыкальный конкурс…который жирная сволочь Акулевич, запретил мне выигрывать. В лауреаты был запланирован другой кандидат, кто, не помню, а вот Акулевича почему-то помню. Он мне обещал звание дипломанта и контракт с «Сони». Говорил, что они давно на меня глаз положили и хотят организовать тур по Юго-Восточной Азии. Что я в ответ положил на них, я не помню, но точно помню, что Акулевич не только жирная сволочь, но ещё свинья и падла. Помню как на сцене под гром аплодисментов мне вручали статуэтку Орфея и чек на пятьдесят тысяч баксов. Как пришёл домой…дальше не помню.

Помню английский, французский и итальянский языки. Знаю, что здесь говорю на корейском и японском. Относительно чисто. Помню, что много лет, практически с детства занимался помимо музыки, тхэквондо. Мама наказала беречь руки, а район где мы жили был не самым благополучным. Но ни разу не помню, чтобы мне пришлось применить свои знания на практике.

Помню маму и приёмного деда. Да у меня были только мама и приёмный дед,- отчим моего отца — жаль имена забыл. Отца так вообще не помню и никогда не видел, но знаю, что он был оперный певец. Появился в маминой жизни мельком и тут же пропал. Но маме и этого хватило. Она забеременела мной в пятнадцать лет. В шестнадцать родила. И больше никогда других мужчин, кроме меня и деда у неё не было. Это я точно помню. Когда я родился, лет до пяти по рассказам мамы отец выплачивал алименты. Меня он признал, но в доме никогда не появлялся. У нас даже фотографии его никогда не было. Но иногда я замечал как мама плакала глядя в телевизор, когда шёл концерт или какая-нибудь опера. Правда я тогда ещё не понимал почему она плачет. А потом, через несколько лет у нас в доме появился отчим моего отца. То есть дед. Он появился сразу и навсегда. Он был старше мамы на двадцать один год. И я так понимаю, что когда я подрос и вышел в самостоятельную жизнь, мама осталась жить с ним как с мужчиной. Да сколько я себя помню, они всегда ладили. Почему дед приехал к нам он не рассказывал, да я и не спрашивал особо, а мама так и вовсе молчала. Только улыбалась загадочно.

Дед у меня работал сварщиком-монтажником высшего седьмого разряда. Мотался по советским стройкам месяцами. Сам министр тяжёлой прмышленности, хвостиком за ним бегал. Дед был в почёте…до определённого времени.

Однажды он вернулся из очередной командировки мрачный как туча. И запил. Пил дед молча. Сам с собой. Месяц. Никогда не буянил, только гладил меня по голове и грустно улыбался. Отец к тому времени уже получил звание заслуженного артиста республики и через некоторе время разбился на машине где-то