Иосафат Барбаро. Путешествие в Тану - Vagabondo

Иосафат Барбаро

Путешествие в Тану

В конце XV в. крупный политический деятель Венецианской республики, опытный дипломат Иосафат Барбаро написал сочинение о двух своих путешествиях: в Тану (1436—1452 гг.) и в Персию (1473—1479 гг.).

По древнейшей, сохранившейся до наших дней, рукописи[1] начала XVI в. произведение Барбаро озаглавлено во вкусе того времени длинной фразой: «Здесь начинается рассказ о вещах, виденных и слышанных мною, Иосафатом Барбаро, гражданином Венеции, во время двух моих путешествий — одного в Тану и другого в Персию» (Quivi comenciano le cose vedute et aldite per mi, Iosaphath Barbaro, citadin de Venetia, in do viazi, che io ho fatti — uno ala Tana et uno in Persia).[2]

Хотя труд Барбаро задуман как одно сочинение, он предупреждает, что разделит свое повествование на две части: о Тане и о Персии (dividero il parlar mio in due parte; in la prima narrero el viazo mio dala Tana, in la seconda — quello de Persia).

Первая часть отделена от второй такими словами: «Непосредственно за этим следует — имея свое особое начало — вторая часть с изложением всего того, что относится к моему путешествию в Персию» (Seguita, che — tolto uno altro principio — prenda la seconda parte et metta le cose, pertinente al viazo mio de Persia).

Имеется и особое заглавие «Путешествия в Персию»: «Здесь начинается вторая часть, относящаяся к путешествию в Персию, кудa я, Иосафат Барбаро, ездил в качестве посла» (Quivi comenciа la seconda parte, che apartiene al viazo, che io, Iosaphat Barbaro, feci in Persia, come ambassator).

Из сказанного вытекает, что сочинение Барбаро, будучи единым, все же распадается на две части. На первый взгляд они [6] однородно построены и изложены, но это не так. Между обоими «Путешествиями» есть существенная разница.

«Путешествие в Тану» содержит воспоминания молодого купца, занимавшегося торговлей в Тане и объездившего окрестные области Приазовья, Северного Причерноморья и отчасти Кавказа и Поволжья. Это описание степей и их обитателей, татар, географические и этнографические сведения и наблюдения, частичное отражение политики турок и татар, особенности последних лет существования итальянских колоний в Причерноморье.

«Путешествие в Персию» содержит записи посла Венецианской республики, несомненно опирающиеся на его официальные донесения о своей миссии. Это описание сложного и трудного пути в Персию и обратно, отражение некоторых политических моментов и общения с главой государства, география и экономика ряда стран и городов, воспринятая глазами политика. Задача посла состояла в том, чтобы добиться в переговорах цели своего правительства: двинуть силы Персии против турецкого завоевателя.

Эти, казалось бы, отдельные части труда Барбаро, т. е. сочинения о Тане и Персии, своеобразно друг с другом связаны, а именно — между ними имеется и при чтении легко прослеживается постоянное взаимопроникновение. Каждое из них в полной мере самостоятельно, каждое интересно и содержательно по-своему, но для понимания, как того, так и другого полезно и даже необходимо прочесть и помнить их оба. В «Путешествии и Тану» есть рассказы о Персии, в «Путешествии в Персию» встречаются рассказы о Тане. Иногда эпизод, описанный в первом «Путешествии», получает продолжение во втором. Эта свободная манера изложения сближает обе части, порой оживляет и даже украшает их. Приведем некоторые примеры.

В гости к Барбаро в Тану явился знатный татарин по имени Эдельмуг, родственник хана. Барбаро принял его с обильным угощением и подал много вина. Спустя несколько лет к Барбаро явился его давний знакомец Эдельмуг; он привел сына и в знак дружбы отдал его (символически) венецианскому купцу (в сыновья).[3]

Через много лет Барбаро вспомнил о своем приемном сыне при следующих обстоятельствах. В конце 1477 г., собираясь вернуться в Венецию по окончании посольства в Персии при дворе Узун Хасана, Барбаро решил двинуться из Тебриза северным, путем, а именно через Кавказ, Татарию и Польшу. У шедших вместе с ним татарских купцов он осведомился об Эдельмуге, и они рассказали ему, что Эдельмуг умер, а его сын Ахмет жив и достиг высокого положения в Орде. Барбаро не попал в [8] Татарию, но он был уверен, что если бы продолжил туда свой путь, то встретил бы у Ахмета наилучший прием. Так, через 35 лет — Барбаро указывает этот срок, и по нему можно рассчитать, что первое знакомство с сыном Эдельмуга в Тане состоялось примерно в 1442 г., — мог произойти весьма трудно представимый случай: встретились бы венецианец и татарин, отделенные друг от друга необозримыми по тем временам расстояниями.[4]

Своеобразная и очень живо переданная новелла-вставка из «Путешествия в Тану» отразилась и в «Путешествии в Персию»,[5] причем автор замечает, что он уже писал об этом случае в первой части своего сочинения. Так переплелись сюжеты обоих «Путешествий».

Подобным же образом переплетаются сообщения о татарах: об их жилищах — войлочных кибитках — и способе их устройства;[6] об их обычае обращаться со своими делами к правителю и о церемонии приема таких просителей;[7] об их торговле.

В рассказе о несметном количестве лошадей в татарских степях Приазовья, откуда их перегоняли на продажу в Персию, Барбаро выступал как наблюдатель исходного момента этой торговли, когда лошади из степей направлялись на юг (вероятно, через Дербент), и заключительного, когда по приходе в Персию они распродавались.[8] Нельзя не поверить тому, что венецианец сам видел эту необычную для обитателя тесного итальянского города картину кочевнической жизни, когда он описывает, как продавцы-табунщики вылавливают арканом из табуна тех коней, которых выбрал покупатель. Купцы, гнавшие свои табуны на продажу в Московское государство, обыкновенно присоединялись на время пути к многолюдным и хорошо вооруженным посольствам. Современник Барбаро, Амброджо Контарини, описал, как татарские купцы, присоединившись к русскому послу, гнали табуны лошадей из астраханской степи в Москву,[9] а в русских летописях XV в.[10] есть запись о татарском посольстве к Ивану III летом 1474 г., когда вместе с послом и его свитой шли татарские купцы «с коньми и со иным товаром... а коней продажных было с ними более 40 тысяч, и иного товару много».[11]

Рассказ Барбаро о торговле лошадьми, касающийся главным образом Персии, введен только в «Путешествие в Тану»,[12] но [9] бывали и обратные случаи: рассказ о беседе в Тане с татарским послом, вернувшимся из Китая, Барбаро поместил в «Путешествие в Персию».[13]

С именем другого собеседника Барбаро, Антония (или Петра) Гваско,[14] генуэзца и уроженца Каффы, который бежал из Крыма после взятия Каффы турками летом 1475 г., добрался через Кавказ до Тебриза и прожил в доме Барбаро три месяца, связаны два рассказа: один о «потере Каффы», о чем Гваско сообщил Барбаро в Тебризе, другой о событиях в этом городе, происшедших уже после отъезда Барбаро оттуда (весной 1478 г.), о которых Гваско, остававшийся в Персии еще несколько лет, рассказал Барбаро уже в Венеции в декабре 1487 г.

Такова показанная на ряде примеров манера Барбаро связывать между собой достаточно обособленные (и хронологически, и тематически) части своего литературного труда. Он писал его уже на закате жизни, храня в памяти оба свои странствия на Восток. Рассказывая о пребывании в молодые годы в Тане, он кое-что обогащает последующим опытом, полученным в Персии, а повествуя о делах и наблюдениях старого уже человека в Персии, он порой обращается к впечатлениям, воспринятым в Тане. Такая именно связь между обоими «Путешествиями» сама по себе показывает, что произведение Барбаро было создано много позднее его поездок и что в нем целостно, хотя и в разделенном виде, отражена одна из глав долгой и активной жизни автора.

Есть еще один прием в изложении Барбаро, своеобразно объединяющий весь его труд. Это рассыпанные по его страницам сравнения с Италией.

Говоря о найденных при «раскопках» Контебe около Таны крупных «бусинах» (paternostri) из обожженной глины, он указывал на их сходство с подобными предметами, которые в «Марке» (т. е. в области Тревизской Марки) прикреплялись к рыболовным сетям.[15] Говоря о плодородных почвах и богатых урожаях пшеницы в степях, он вспоминает известный ему сорт пшеницы, произрастающий в падуанском дистрикте (formento... grande come il padovano).[16] Рассказывая об обычае мордвы навешивать на священное дерево в качестве даров разные меха, он сравнивает это с христианским культовым применением свечей (come nui offerimo candele).[17] Бритье головы у грузин с оставлением волос вокруг выбритой середины напоминает ему тонзуры [10] католических аббатов,[18] а лица представителей одного из северокавказских племен он считает похожими на лица своих соотечественников (hanno volti nostrani).[19] Реку в Киликии Барбаро приравнивает по величине к Бренте, а развалины античного театра там же — к театру в Вероне.[20] Мечеть в Султании вызывает в нем воспоминания о куполах известной венецианской церкви Джованни и Паоло, огромной усыпальницы многих дожей.[21]