За чужой счет - Виктор Александрович Беляков

ЗА ЧУЖОЙ СЧЕТ

ДЕЛО О ПЯТАКАХ

Уголовное дело, о котором пойдет речь, не относится к сложным, запутанным, В нем и намека нет на особую изощренность преступления, хитроумное сокрытие его следов, упорное запирательство на допросах предварительного следствия и в судебном разбирательстве.

Скорее наоборот: от возбуждения уголовного дела до вынесенного приговора здесь все ясно, все подтверждено личными признаниями подсудимых, показаниями свидетелей, вещественными доказательствами и заключениями экспертиз. И тем не менее именно это дело особенно запомнилось всем, кто в той или иной роли занимался им: вел предварительное следствие или судебное разбирательство, обвинял или защищал подсудимых. В числе их был и прокурор отдела общего надзора Ленинградской городской прокуратуры Борис Дмитриевич Посвольский, государственный обвинитель на этом процессе.

Как-то в его присутствии среди журналистов зашел разговор о правовом воспитании, точнее, о том, как это важное дело решается средствами массовой пропаганды и информации.

— Вы, журналисты, часто гонитесь за сенсационностью, — недовольно заметил он. — Если кража, то со взломом. Разбойное нападение — так с убийством. Прочтешь о таком преступнике в иной статье — аж мурашки по телу. Вот и думаешь: за версту же видно, что он преступник. Хоть уголовное дело возбуждай за один его вид. Куда же раньше все мы смотрели?

Борис Дмитриевич обвел присутствовавших недовольным взглядом, ожидая, очевидно, возражений. Никто из журналистов не решился на это: правда была все-таки на его стороне. Борис Дмитриевич повеселел.

— А между тем на пути к преступлению многое бывает и проще и… сложнее. Даже хищения в особо крупных размерах порой начинаются с невинного присвоения обыкновенного медного пятака. С покушения на этот пятак, без кражи со взломом, без разбойного нападения. На виду у всех. На глазах, как говорится, всего честного народа…

Последняя фраза давала повод для возражений, и я им воспользовался.

— Где же это видано, Борис Дмитриевич, чтобы одни покушались на пятаки, а другие чуть ли не солидарно на это смотрели?

— А вам не приходилось быть свидетелем вот такой сцены: некто входит в городской транспорт и, не утруждая себя хотя бы взмахом руки (дескать, опустил), отрывает билет? Разумеется, не опустив в кассу ни копейки. И никто ему ни слова, ни полслова…

Я признался, что приходилось. И недоуменно спросил:

— Но какое отношение это имеет к хищениям в особо крупных размерах?

Борис Дмитриевич достал из стола папку с тиро-графской надписью «Надзорное производство», протянул ее мне.

— Почитайте и убедитесь: самое прямое. В папке есть и неофициальные бумаги — мои записи на судебном процессе. Надеюсь, помогут кое-что лучше понять.

Материалы «Надзорного производства», особенно сделанные от руки записи государственного обвинителя, и побудили меня написать о совсем негромком в судебной практике уголовном деле. О хищении медных пятаков. Правда, в обвинительном заключении и приговоре суда эта фраза звучит несколько иначе: «О хищении в особо крупных размерах».

…На эскалаторах метро людской поток почти совсем иссяк и наконец оборвался. Последние пассажиры посматривают на часы — станции вот-вот закроются, не опоздать бы сделать пересадку на другую линию.

Посматривают на часы и работники станций. В эти заключительные минуты трудового дня у них свои заботы. Надо в порядке оставить рабочие места, проверить их на противопожарную безопасность, сделать записи в журнал о любых неполадках, случившихся за смену.

Особенно много забот у контролеров-кассиров. Надо снять пломбы с приемных бункеров автоматических контрольных пунктов — АКП и разменных автоматов монет — РАМов, пересыпать деньги в специальные мешки и на тележках отвезти их в кассу. Десятки кассиров не пересчитали бы и за ночь эту «серебряно-медную» выручку, не будь счетных машин. Приемные бункера АКП в иные дни заполнены почти полностью, а это — семь-восемь тысяч пятаков только в одном автоматическом контрольном пункте. На станции же их, как правило, не менее шести.

Стремительно вращающийся диск счетной машины отсеивает гнутые или старые, вышедшие из обращения монеты, ведет точный счет выручки. Контролер-кассир сверяет этот счет с показаниями АКП, заносит в книгу учета цифры. Все монеты расфасовываются в мешочки по две тысячи штук в каждом, засыпаются в разменные автоматы, где завтра пассажиры смогут их получить в обмен на «серебро».

Затем специальный аппарат пересчитывает и сортирует по достоинству десяти-, пятнадцати- и двадцатикопеечные монеты. После окончания подсчета их заберут инкассаторы. Хорошо, если все сошлось, если оплошность не допустили ни контролер-кассир, ни техника. Редко, но бывает, что «ошибается» и автомат, вовремя не отрегулированный дежурным электромехаником.

В тот злополучный поздний вечер, с которого и началась вся эта история, на станции «Площадь Александра Невского» случилось нечто подобное. После выемки денег из автоматов и подсчета их в кассе контролер-кассир Фуркова[1] обнаружила около тридцати монет старого образца. То есть давно изъятых из обращения. А между тем выручка точно соответствовала показаниям счетчика. Как же так, удивилась Фуркова, ведь разменный автомат монет не должен был «выдать» пятаки какому-то бесчестному пассажиру. По инструкции в подобных случаях составляется акт. А уж там начальство решит: списать эту сумму или высчитать ее из зарплаты электромеханика, обслуживающего автомат, принявший монету старого образца за новую.

Фуркова окликнула электромеханика Сатикова, обязанного присутствовать при подсчете выручки. Он с любопытством осмотрел монеты, взвесил их на ладони.

— И на сколько рублей нагрел тебя какой-то прохиндей?

— Почему меня? — Фуркова много лет работала кассиром и порядок денежной отчетности и материальной ответственности отлично знала. — Как ты говоришь, «какой-то прохиндей» нагрел прежде всего тебя. Мне же только лишняя морока — писать акт, докладывать начальству. А денежки эти высчитают из твоей зарплаты. Повнимательнее будешь за автоматами следить, а то они у тебя скоро и пуговицы начнут разменивать на пятаки.

У Сатикова вытянулось лицо. Знать-то он знал, что по инструкции за ошибку автомата отвечает электромеханик,