Черная шаль - Иван Иванович Макаров

Черная шаль

ПРЕДИСЛОВИЕ

Он вошел в литературу неожиданно, уверенно, смело. Сразу — толстые журналы. Сразу — признание и всеобщий интерес. Подготовительный период работы, неизбежный для каждого молодого мастера, остался где-то за пределами печати, вне поля зрения читателей и критики. Но он, безусловно, пережил его, это мучительное время поисков, сомнений, первой пробы сил. Что же питало его фантазию, мысль, душу тогда? По самой ранней заре?

Есть на Рязанщине, неподалеку от Ряжска, большое степное село — Салтыки. Дома всё кирпичные: лесу поблизости нет. Здесь, в просторной пятистенной избе, 30 октября 1900 года родился будущий писатель. Их было шестеро: три мальчика и три девочки. Многолюдную, работящую, дружную семью Макаровых власти считали неблагонадежной. Глава ее — Иван Иванович-старший слыл безбожником, читал крамольные произведения Льва Толстого и даже сидел в тюрьме за бунтарство. Вечерами в доме пели запрещенные песни, а случалось, что и прятали «политических». Два брата отца — Андрей и Петр — были коммунистами. Родители крестьянствовали, отец, кроме того, сапожничал.

…Ночь. За кустами на лугу нет да нет и фыркнет спутанная лошадь. Потрескивает костер. У огня — ребятишки. Они лежат кругом, головами вовнутрь. В середине — худенький, шустрый мальчуган. Он рассказывает:

— И когда стали те отростки взрослыми ветлами, приспустили к воде ветви, то сплели из них русалки себе качели. И качаются каждую ночь, а то поют у тех ветел свои водяные песни. И подкрался однажды к тем качелям мельник, подкараулил водяных лихоманок да и сорвал у одной с головы гребень. А гребень тот он прибил на пороге мельницы и положил на него две подковы. И чешет этим гребнем счастье свое мужик, словно золото из воды. И с тех пор все водяницы за гребень выкуп ему дают — счастье.

Рассказчик замолчал, вопросительно оглянул приятелей.

— Эх и парень ты речистый, зародил тебя нечистый, — откликнулся от костра дед Данила.

— Расскажи еще про русалок. Про Дедкину-Бабкину речку, Вань, — просят наперебой ребята.

— В другой раз, — обещает мальчик, — а то завтра молотить. Не выспимся.

Он завертывается с головой в чекмень и поудобнее устраивается на ночлег.

Дом Макаровых стоял на центральном поселке (улице) — Панки. Здесь, на завалинке, усаживал, бывало, Ваня сестер, расплетал им косы и рисовал синеглазыми русалками. А то набросает в один миг портрет приятеля. И всякий, кто ни взглянет, мигом его узнает. Иван не расставался с карандашом и позже. Уже став взрослым, рисовал шаржи, карикатуры, помогая товарищам-газетчикам, придумывал орнаменты и заставки, резал на линолеуме клише.

С учебой ему повезло. По окончании сельской школы Ваня, как лучший ученик, был принят «на казенный кошт» в Ряжскую уездную гимназию. После революции она была преобразована в школу второй ступени. Ее и закончил Макаров в 1919 году. Здесь он узнал и полюбил Льва Толстого, Достоевского, Бунина. Литературу преподавала Надежда Ильинична Пушкарева. Прогрессивно настроенная, влюбленная в свой предмет, она так интересно строила уроки, что даже завсегдашние камчадалы пересаживались на первые ряды и слушали, не шелохнувшись. Учительница всячески стремилась развить у ребят фантазию, умение самостоятельно мыслить. Часто задавала сочинения на свободную тему. Работы Вани Макарова всегда получали самую высокую оценку. Как правило, он рассказывал какую-либо историю из деревенской жизни, рассказывал с юмором, в подробностях и не доводя до конца, чтобы держать одноклассников в напряжении: обычно учительница читала его сочинения вслух.

В марте 1917 года пришла в Салтыки неслыханная весть — в Петрограде революция. Рабочие царя скинули. У избы волостного правления собрался сход. С молчаливой угрюмостью, со страхом посматривали мужики на гипсовый бюст Александра II, деда последнего российского самодержца, установленный перед управой. В это время из толпы выскочил Ванятка Макаров. Гибкий и юркий, он подбежал к памятнику, вцепился в него тонкими смуглыми пальцами и стал валить. И, словно по сигналу, тотчас же протянулись к «государю-освободителю» десятки загрубших, крючковатых рук.

А два года спустя вместе со своим дядей Андреем парнишка убегает на фронт, туда, где «первая в мире Красная Армия, самая молодая и самая голодная, насмерть бьется за свою власть».

Они лежали рядом в цепи, Иван Макаров и неразлучный его друг Филимон. Лежали и радовались короткому затишью: бой длился уже несколько дней. Справа простиралась открытая поблекшая степь, слева высилась железнодорожная насыпь — это было в Екатеринославской губернии.

— Эх, Ваня, — тяжко вздохнул Филимон, — раздобыть бы хоть на закурку! Так затянуться хочется… Вечор политрук сказывал: перевезли сюда буржуи жаркую страну. Океанию тут для себя сделали. А теперь всех зверей и птиц передушат, чтобы нам не досталось. У-уух! Буржу-уазия!

Макаров не слышал политрука, но понял: речь шла о заповеднике Аскания-Нова, разрушенном белогвардейцами.

— Да, опустошат все, гады, и детям не на что взглянуть будет, — отозвался Иван Иванович.

В это время из-за насыпи выбежала большая стройная птица. Наклонив длинную шею и вытянув клюв, она бежала прямо на линию красных. Бежала и в такт бегу то слегка приподнимала, то опускала свои короткие черные крылья.

— Жар-птица! Жар-птица! — пронеслось по нашей цепи.

«Страус! Из Аскании-Новы!» — подумал Макаров.

Птица бежала к людям. И вдруг раздался залп.

Страус замер, потом подпрыгнул, будто огромный чудовищный петух. Макаров подумал, что он вот-вот рухнет, и зажмурился. А когда открыл глаза, увидел, как раненая птица, резко повернувшись, устремилась назад, за насыпь.

— А-аа, гады, вы та-ак! — свирепо взревел Филимон и, не дождавшись команды, кинулся вперед, выхватывая на ходу из-за пояса гранату.

— За жар-птицу, ребята!

В этом бою их обоих ранило.

Прошло пять, может быть, семь лет. Иван Иванович вновь побывал в этих краях. Посетил заповедник Аскания-Нова… Страусы были доверчивы, как куры, и щипали булку прямо из его рук.

Он смотрел на жар-птицу, и ему виделся друг, сложивший голову здесь, под Екатеринославом…

Давно отгремели бои. Но жизнь звала на новые битвы, торопила, ставила тысячу вопросов. Каким путем придет к социализму деревня? Какая форма коллективного хозяйства наиболее правильна и перспективна? Артель? Коммуна? Хутора? Какова, наконец, роль коммуниста в ломке старых устоев быта? В строительстве новой жизни?

По-своему ответил на все эти вопросы Иван Макаров.

В 1929 году в журнале «Молодая гвардия» печатается первый его роман — «Стальные ребра».

Традиционная, хронологически последовательная форма изложения. Время действия — середина двадцатых