За что любят Родину - Алексей Юрьевич Герман

За что любят Родину

© Квашин В., 2024

© Левитес И., 2024,

© Ирвинг Г., 2024

© ООО «Издательство Родина», 2024

* * *

Солдатки

Юлия Кожева

1916

– А ли подвезти? – чуть впереди остановилась телега.

– Да и подвези, – весело заторопилась Мария. – Ты, что ли, Федор Иванович?

– Я, али не признала? – отозвался старик. – Куда в такую рань правишь?

– Знамо, на базар, в Бежецк. Может, чего поторгую.

Молодая, ладно сложенная крестьянка, с небольшими серыми глазами, красивыми пухлыми губами и темно-русыми волосами, убранными под светлую косынку, удобно устроилась на подстилке из сена.

– Так и я туда. От Василия есть известия?

– Давно письма не было. А то под Ровно стояли против германцев.

Низкорослая рыжая лошадка тихонько бежала по пыльной сухой дороге мимо золотисто-белых полей ржи, бедных придорожных деревенек, редких перелесков из нежных прозрачных берез и темных кудрявых осин.

Еще с вечера Мария разложила по бумажным кулечкам свежие летние ягоды, приготовила корзину яиц да отрез нарядного сатина. Хорошо бы распродать нехитрый товар или сменять на мыло или соль.

До города от деревни было почти двадцать пять верст, но молодая женщина привыкла ходить пешком. Вставала пораньше, чтобы успеть на воскресную службу в светлый воздушный пятиглавый Воскресенский собор.

Ей нравилась и длинная дорога, когда можно побыть одной, обдумать житье-бытье, и торжественная служба, и возможность поговорить на базаре с разными людьми – узнать последние новости.

В церкви она всегда стояла справа от главного входа, не близко к алтарю, у иконы Николая Чудотворца. Его, заступника, да Божью Матерь просила уберечь мужа, Василия Федоровича от вражеской пули, болезней и бед.

Мария молилась и изредка, в задумчивости, оглядывала храм. Иногда замечала знакомые лица – она хорошо запоминала людей и была приметлива на наряды. Вот бабы из близкой к Бежецку деревни Лютницы. Они часто бывают на службе. А эти старики живут далековато, в Чижово, что в семи верстах от ее родного Миновского, знать, приехали, как она, по делам и не стали пропускать обедню.

Молоденькая барыня в простом темном наряде с красивыми бусами темно-зеленого цвета и скромной черной шляпке привлекла внимание Марии. Ее она впервые в журнале видела и раньше. Обычно летом – наверное, та приезжала погостить. Тонкая фигурка, нос с горбинкой и всегда задумчивый взгляд выделял ее среди простых привычных лиц. Иногда барынька приходила с маленьким мальчиком, но сегодня стояла одна – сосредоточенная, прямая, устремив глаза на царские врата. Оттуда как раз вышел с Чашей священник, призывая благословение на Святые Дары.

После службы Мария сразу пошла на рынок – выбрала место, разложила товар и принялась выкрикивать – зазывать покупателей:

– А вот ягоды сладкие, только вчера солнышку кланялись! На полянке про житье-бытье с ветром шептались, птицам лесным тайны свои сказывали!

У нее находились присказки на все случаи жизни. Так что родня и знакомые только диву давались – как она все это выдумывает.

– Как интересно вы, милая, сказываете, – Мария и не заметила, что к ней подошла давешняя барыня из церкви. – Дайте-ка мне этих синих ягодок.

– Голубички-то? Вот, возьмите. А хотите, может, купить отрез на платье? С самого Петербурга привезла.

– Из Петербурга? Вот как, а что, бывали вы там? – заинтересовалась покупательница.

– Как же, с Василием моим жили – не тужили, пока немец, проклятый, войну не начал.

Мария была рада поговорить с новым человеком. Да еще с таким непростым – видно, из высокого общества.

– Это муж ваш? Василий?

– Муж, верно.

– Воюет?

– Уж второй год как забрали.

– И мой воюет, Николай, – барыня заметно погрустнела.

«Вишь, – подумала Мария, – барин, значит, военный у нее».

– А что, есть у вас детки? – помолчав, спросила интересная собеседница.

– Как же, Танюшка, дочка. Уж второй год ей.

– А моему Левушке четвертый.

Оказалось, они очень похожи – простая крестьянка и столичная гостья, волею судьбы попавшая в старинный провинциальный городок, тихо дремлющий вдалеке от оживленных торговых дорог.

– Значит, обе мы солдатки с вами, – печально улыбнулась барыня, принимая кулечек с ягодами.

– Выходит, что так.

Мария быстро расторговалась и собиралась в обратный путь. Она сидела на ступенях большого каменного магазина – поджидала своего утреннего попутчика, который обещал довезти до села Поречье. А там до деревни рукой подать.

– Милая, не знаю, как вас зовут, – вдруг окликнул ее знакомый голос. – Возьмите-ка гостинчик для доченьки.

– Марией, – она машинально протянула руку и приняла кулечек конфет.

– А меня Анной.

– Будем знакомы, – улыбнулась Мария, – очень вам благодарные.

Белые с серой каймой облака окрасились розовым цветом, когда довольная удачным днем Мария вернулась домой.

Маленькая Танечка сразу запросилась на руки, хотя скучать ей особо не пришлось. В деревне было много ребятни ее возраста, которая целыми летними днями пропадала на улице под присмотром девчат постарше.

– А вот погляди, какой гостинец тебе лисичка прислала, – Мария уселась к столу и высыпала горсть конфет в ярких обертках. – Угости бабушку и дедушку, а эти отложим до поры.

Женщина присмотрелась к бумаге – это была не привычная газета, в которую заворачивают покупки. Белая, плотная, с каким-то текстом. Мария, которая умела и любила читать, с любопытством стала разбирать чернильную вязь.

Небо мелкий дождик сеет

На зацветшую сирень.

За окном крылами веет

Белый, белый Духов день.

Нынче другу возвратиться

Из-за моря – крайний срок.

Все мне дальний берег снится,

Камни, башни и песок.

«Как вроде песня, только непривычная, не наша», – решила она и вложила аккуратно сложенный листок в старинную книгу.

Вторую неделю в Благодати стояли немцы

Алёна Кубарева

Вторую неделю в Благодати[1] стояли немцы. И вторую неделю Дарья сидела в насквозь промерзшем погребе[2]. Пряталась.

Ей было чего опасаться. Четверо сыновей служили на фронте. Четверо богатырей. Трое коммунистов, один – комсомол…

Колька, Володька, Ляксей… И младший, Борис. Красавец. Первый гармонист. Как затянет колхозную кадрель –

Три-та-ти – дри-та,

Три-та-ти – дри-та!

– все девки в пляс. Пойдет играть ямочками на щеках – ни одна не устоит…

Дарья – из городских, из тульских. Родители умерли. Воспитали чужие. Пятнадцать минуло – отправили в деревню. Замуж. В городе бесприданницу никто не брал.

Дарья сначала никак не могла привыкнуть. Все из рук валилось – ничего не умела. Но главное – не рожала долго. Ей и кличку дали – Дашка-неродеха. А потом, после двадцати – пошло, пошло!.. Одного за другим – Маньку, Кольку, Володьку, Ольгу, Ляксея, Бориса, Клавдю… Все выжили. Андрей – муж – бранился:

– Куда ж ты мне – прорву?!!! Как кормить?!!

А то еще ревновал. Выпьет:

– Энти – мои, на меня похожи. А энтот (кивает в сторону Бориса) – не знаю чей! Чернявый черт… Армяшка… Говори, от кого прижила! Не то!..

– Как это – Борис не твой?!! – Закусывала губу от обиды. Молодая была, глупая – оправдывалась. А оправдываться – хуже нет.

– Ага-а! – Заносил Андрей руку… Забывал, что цыган по отцу.

Но Дарья скоро стала отвечать. Тяжел кулачок оказался… Даром сама – два вершка.

…До войны Андрей не дожил. На фронт провожала одна. Всех четверых – в один день. Старшие попрыгали сразу в вагон. А Борис стоял перед ней на перроне, переминался с ноги на ногу. То краснел, то бледнел. Усы не отросли… Восемнадцать только… Дарья больше всех его оплакивала – еще живого.

… – Мама-ань!

Это Манька. Поесть принесла. Одна Манька в погреб и ходит. Одна не боится.

Дарья мгновенно вскипятилась – приготовилась ругать. Другие-то дочери отмахнутся, а то и матюкнутся в ответ. Манька – кисель, тихоня. Терпит. Такую грызть – одно удовольствие. За все. За войну. За холод. За сыновей…

Дарья и жалела ее. Маньке – двадцать седьмой. И так-то охотников мало, а еще – война… И все ж не могла злобно не шикнуть:

– Ах, паралик тя расшиби! Чего орешь-то! Немцы ж кругом! Еще услышат!..

Смягчилась:

– Весточки нет?

– От кого, мамань? – Манька уж спустилась.