Живая Литература. Произведения из лонг-листа премии. Сезон 2011-2012 - Коллектив авторов

Живая литература. Произведения из лонг-листа премии

Сезон 2011—2012

О премии

Премия Живая литература присуждается в трех разделах: поэзия, переводы поэзии и проза.

На Премию выдвигаются произведения ныне здравствующих авторов и переводчиков, независимо от времени их написания, публикации и т. п. Также не требуется согласие самого автора или переводчика.

Выдвижение на Премию осуществляется следующим образом: номинатор публикует предлагаемые тексты в общедоступном Форуме на сайте Премии http://name.ucoz.ru/

Затем Оргкомитет Премии своим голосованием определяет для каждого раздела лонг-лист, состоящий из 10—15 участников. Из участников лонг-листов формируется Жюри Премии, которое своим голосованием определяет шорт-листы. Выбор лауреатов осуществляется в ходе совместного голосования Жюри и Оргкомитета. Вплоть до последнего этапа имена соискателей не раскрываются.

В сезоне 2011—2012 гг. лауреатами премии «Живая литература» стали:

в разделе Поэзия – Алла Шарапова и Ирина Суглобова,

в разделе Переводы поэзии – Борис Дубин,

в разделе Проза – Юрий Нечипоренко.

Поэзия

Алла Шарапова

лауреат

Когда пройдет горячка лета,Спадет жара, остынет кровьИ разговор об играх светаУмолкнет на скамьях дворов,

Когда заснятый крупным планомНарядный и счастливый мячНе будет мчаться по экранамКвартир и загородных дач, —

Нам вспомнится, как самый смелыйСреди зачинщиков атакС тоской, что завершилось дело,Смотрел на победивший флаг

И крикнул, что одно лишь этоИ было жизнь, а все – игра…Но пусть пройдет горячка лета,Пусть кровь остудят нам ветра.

Станция метро «Площадь революции»

На станции «Спартанская» – парад.Восстань Ликург – дивился бы такому.Он руки бы сжимал им всем подряд,Повстанцу, партизанке, военкому.

Задумчивый аркадский комбайнер.Над глобусом головки двух отличниц,И школьник, в клубе ладящий планер,И собранность в чертах доярок, птичниц,

И юный Геркулес – литой бутуз,Стоящий смело на плече спартанки,Концертных блеск и театральных муз,Солдат штыки, локомотивы, танки,

И вслушивание это в шелест рощ,И небоскребы, МАЗы, АНы, ЗИЛы,Любовь к преданьям и прогресса мощь —Все в этом было правдой – кроме силы.

Поскольку будь и впрямь они сильныИ мудры так, как скульптору мечталось,Они бы выправили путь страны,И с ней не сталось бы того, что сталось…2009

Серпуховский Вал

Тихий мокрый бульвар упирался в шумливый базар,Где искали минуту спасенья от жара и пыла…Там гуляли солдатики из Чернышевских казармС выпускницами школ. Боже правый, когда это было!

В лето раз по пятнадцать бульвар заливало дождем,Здесь, по слову топографа, низкий участок столицы —За базаром все «аннушки» сразу вставали гуртом,Брали «лодочки» в руки и шли босиком выпускницы.

Здесь недавно совсем проживал благородный старик,Все из тех, что сидят ни за что и едят, как попало.Как-то раз, зачитавшись, случайно он вызнал из книг,Что болезнь его «та» и что дело, наверно, пропало.

Я в подкисшие сливки крошила ему шоколад,Приносила безе из Столешников в белой коробке,Только сладкой едой зажигал он потухнувший взглядИ подбадривал голос, уже монотонный и робкий.

Он со мной говорил, он любил, повествуя, листатьСвоих изгнанных предков альбомы в часы облегченья.Честь по чести, за «новых» решился он голос отдать,Но уже не слыхал патриаршего благословенья.

И, ладони крест накрест, лежал он напротив стеныС куполами Епархии в длинном окне запыленном…Те девчонки не бегают в туфельках – ноги больны,А солдатиков пораскидало в пространстве зеленом.

Я их всех помянула, склоняясь над тем стариком,Занавесила зеркало и в ненасытной печалиПод дождем по сырому бульвару пошла босиком,И над Свято-Даниловым колокола прозвучали.1992

Херувимская поздней весны

Херувимская поздней весны —Где я слышала эти слова?Чем вы, дни мои, были полны?Неужели была я жива?

Даже сердце смерзалось как лед,Бой часов проникал даже в сны…Так за что же Всевышний мне шлетХерувимскую поздней весны?

Но позволь Ты мне радость, позволь!Не верти больше жизни вверх дном,Замени четверговую сольОбразованной тайны вином…

Не о том бы молить и мечтать!Скольких бросило к небу лицом…Дай с молитвой к Тебе предстоять,Чтоб не умер никто подлецом.

Вот уже побеждается мгла,Каждый камень поет у стены,И вселенную всю обнялаХерувимская поздней весны.

Лазарева суббота

Сирый рынок пахнет нищетой,Свежей рыбкой, миновавшим горем, —Но сцепились ветки с высотой,Как апостольские мрежи с морем.

Поспевай, трудись, больных лечи,Если может вылечить venona.Дочитают за тебя грачиСтрочки покаянного канона.

Уже остался за гороюТот край, исхоженный зарёюДо корабельной глубины:И Юрьев снежно-васильковый,И мой Подолец родниковый,И Шордыги грибные сны…

Застыли по соседству трубы.Олимпиады, Веры, Любы —Моих соседок милых нет…И ты, единственный читатель,Колхоза бывший председатель —Бывало, приходил чуть свет

С бидоном молока от Зорьки:– Ну, что там Ибсен, Чехов, Горький?Еще их любит кто-нибудь?А, чай, до всяких перестроекЯ в Щукинский сдавал без троек,Да, видно, был заказан путь.

– Вот не пойму я Пера Гюнта,Ведь начал молодчагой, с бунта,А кончил…Почему?Тригорин причинил три горя,Но не уехал за три моря,Поэтому простим ему…

– Всё мнил, я тут большая шишка,И к Богу не пришёл я, вишь-ка,Всё думалось – потом, постом…Вчера я на погост ходила.Ухожена его могила.И чайка в небе над крестом.

Я ему родниковую воду дала,Обметя припорошенный сруб.Я звезды незнакомой названье прочлаС чуть припухлых, обветренных губ.И теперь вот все люди завидуют нам,А не знаю, какого рожна!Вон в колодце вода – я любому подам,Он вам скажет всех звезд имена.

Я любила тебя с каждым днем все сильней,Но мне воля была дорога,И когда ты сказал: стань рабою моей,Я отвергла тебя как врага.А могла бы весь мир обойти за тобой,Но завистлива жизнь и груба,И за то, что тебе я не стала рабой,Всему миру теперь я раба:Буду мучить, ласкать, пеленать, хоронитьНе своих, не своих, не своих…А какие могли меня сны осенитьНа коленях высоких твоих

Наслаждайск

Йогурт, айс-крем – и город есть Наслаждайск,Он на тех же кругах, что Можайск и Зарайск,Там за детской площадкой густ бересклет —Девочку свел ты в него двенадцати лет…Каялся в монастырях, чаял – сам пропадешь,Ан повелели служить… Все так же хорош…А не пойду я с тобой – подамся к хлыстам,Стану кормчей звездой, богородицей там.Будет по силам мне власть, но порой на зареПоездом стану в Москву катать в январе.В замети снежной окно найдет на окно…– Вот ты какая теперь, не видались давно! —Крикнет конногвардеец, – эй, раденье когда?И разойдутся в белой пыли поезда.

Городские мотивы

Не повторяй, что провинция – наш кабинет.Неба-то, неба такого нигде больше нет.

Переведут тебя в Польшу, задвинут в Читу —Вот и забудешь свою золотую мечту.

Спесь на нуле и часы на вокзалах стоят…Скука же, скука, Вершинин! Тоска-то, тоска, Цинциннат!

В сорок с немногим, а будешь смотреть стариком,Циником станешь, пропойцей, не то пошляком.

Да под конец еще перышко в руки возьмешь —О альманашная блажь, антоложная ложь!

По-городскому, дружок, засвистать нам пора!Серая кошка мяукнула в сердце двора —

И вылезают из ям, выползают из норДоктор, графиня, директор тюрьмы, сутенер.

И ничего, что они уже сдали зачетВ то Зазеркалье, где Лета в Саргассово море течет.

И пустяки, что они не хотят тебя знать,Словно котят своих Мурка, пустившись гулять…

Старый жучок с автострады, наглец и лихач,Перелетит с тобой вброд, понесет тебя вскачь.

Теки за Иордан

– Что делать мне? – Покайся и смирись.

– Что делать мне? – Поболее раздай.

– Что делать мне? – Теки за Иордан.