Сквозь свинцовую вьюгу - Николай Пустынцев

Сквозь свинцовую вьюгу

Пустынцев Николай Петрович

Светлой памяти однополчан — гвардейцев-криворожцев, погибших в боях за Советскую Родину, посвящаю.

Герой Советского Союза Николай Петрович Пустынцев родился в 1911 году в селе Покровском, Хабаровского края, в семье фельдшера. В 1927 году окончил семилетку, учился в техникуме и в Лесотехническом институте во Владивостоке, два года находился на военной службе, а демобилизовавшись, стал работать учителем. Одновременно Николай Петрович продолжал учебу и в 1941 году окончил Воронежский педагогический институт — факультет русского языка и литературы. С августа 1942 года и до конца Великой Отечественной войны Н. П. Пустынцев находился на фронте, был рядовым бойцом-разведчиком, потом командиром отделения. Ныне Герой Советского Союза Н. П. Пустынцев проживает в Мурманске, работает учителем, много и плодотворно занимается литературным трудом. В книге «Сквозь свинцовую вьюгу» он рассказывает о героических действиях советских разведчиков на фронтах Великой Отечественной войны, делится боевым опытом, дает молодым воинам полезные советы.

Мы учимся побеждать

Я становлюсь разведчиком

Май 1942 года. Идет формирование 264-й стрелковой дивизии. На широкой зеленой лужайке выстроились длинные шеренги бойцов. Тут и обстрелянные воины, уже понюхавшие пороху, и «желторотые» новички. Первых узнаешь по старым, прожженным в боях шинелям и стоптанным сапогам. У новичков — добротные, недавно полученные со склада шинели и пилотки, на ногах — новенькие ботинки с обмотками. Стоят они вытянувшись, плотно прижав ладони «по швам», не шелохнутся. Поза бывалых — спокойно-небрежная.

Я среди новичков. И такой же, как они, чуточку неуклюжий, нескладный, в топорщившейся шинели, перетянутой брезентовым ремнем.

Подошел комиссар дивизии Н. С. Стрельский. Среднего роста, смуглолицый. Большие глаза смотрят на солдат доверчиво и пытливо.

— Артиллеристы, выходи!

От рядов отделилось около двух десятков бойцов.

— Минометчики, два шага вперед! Снова задвигались шеренги.

— Разведчики, ко мне!

Я стою и думаю: а что, если рискнуть? Родина моя — далекий Хабаровский край. Еще босоногим мальчишкой ночевал в лесу, вдыхал сладковатый дым костров, переправлялся вброд через холодные пенистые речки, поднимался по гранитным кручам сопок, забирался в глухие, таежные дебри. Я лучше других закален, знаю законы леса, умею выследить любого зверя и осторожно подкрасться к нему. Кому и быть разведчиком, как не мне. Разведка — та же охота. И я делаю два шага вперед.

Все разошлись по своим командам. На плацу там и здесь виднелись кучки солдат. Одни сидели на лужайке, другие собрались возле решетчатой изгороди, третьи толпились у деревянных бараков.

Солдат переписывали, зачисляли в роты, дивизионы, полки.

А где же разведчики? Мне небрежно указали на отдельно стоявший грибок с пестрой верхушкой. Придерживая рукой кирзовую сумку, со всех ног бросаюсь туда.

— Здесь комплектуют разведроту?

— Здесь, здесь, — отозвался белобрысый боец-писарь, сидевший за крохотным столиком. Взглянув на меня, он кивнул головой: — Обращайтесь к командиру роты.

Иду к стоящему немного в стороне горбоносому лейтенанту. Тот смерил меня строгим, оценивающим взглядом:

— Кем работали до армии?

— Учителем.

— Образование?

— Высшее.

— Понятно. Записывайте, — кивнул командир роты писарю.

Нас размещают в длинном дощатом бараке. До войны в нем находился какой-то торговый павильон. На стене в углу все еще висит запыленная фанерная дощечка с надписью: «Продавец Орехова».

Укладываемся спать на деревянном полу. Солдаты где-то раздобыли соломы. Она мягкая, душистая.

Армейская фронтовая жизнь! Месяц назад распростились мы с простынями, подушками, одеялами. Теперь все заменяет добрая солдатская шинель: шинелью укроешься, шинель подсунешь под бок.

Справа от меня лежит долговязый солдат Алексей Давыдин — спокойный, медлительный в движениях человек с круглым скуластым лицом и маленькими зеленоватыми глазами. Еще днем он почему-то сразу выделил меня из новичков, подошел вразвалку, спросил:

— А ты, паря, случаем, не сибиряк?

Узнав, что я дальневосточник, обрадовался:

— Значит, землячком доводишься? Иркутянин я. С Байкала. В бою не бывал? — И доверительно сообщил: — А я еще на Калининском порох нюхал. Пока уцелел.

Сейчас, лежа бок о бок со мной, Давыдин вполголоса говорит:

— Учителем, значит, работал до фронта. Чудно, паря. У нас в роте тоже учитель был. Так он взводом командовал. Два «кубаря» носил. А ты учитель — и без «кубарей».

В нашем отделении разведчик Илья Брук — невысокий, плотного сложения солдат. Ему уже за тридцать. До войны работал художником, и эта специальность как нельзя кстати пригодилась ему сейчас. Он прекрасно чертил схемы, быстрее других мог обнаружить цели, отлично маскировался. Сам командир роты не раз отмечал его как дельного и знающего разведчика.

В роте есть еще один художник, и очень хороший, — Саша Трошенков. Саша еще до войны занимался в изостудии Дома культуры имени Кирова в заполярном Мурманске и сюда, на фронт, принес свою неуемную страсть к рисованию. Когда выдавалась свободная минутка, он раскрывал альбом и быстро-быстро набрасывал карандашом на бумагу портреты бойцов, причем так верно схватывал неуловимые черточки характера человека, будто в самую душу заглядывал.

К нам в разведроту Саша прибыл незадолго до ухода дивизии на передовую. Бойцы встретили его вначале недоброжелательно: «Совсем еще пацан. Материно молоко на губах не обсохло». Однако на ротных учениях Саша показал себя так, как будто всю жизнь тем и занимался, что по-пластунски ползал. А сколько сообразительности, смекалки разведчика оказалось у него. Однажды, надев на ноги лапти и сделав из березовых ветвей панцирь, он так неслышно подобрался к «траншеям противника», что сумел захватить «пленного». Поразительно цепкая у него была память. Стоило ему хоть один раз пройти какой-либо дорогой, как он уже подробнейшим образом мог рассказать о всех ориентирах, какие встречались на пути. Саша быстро, по-кошачьи взбирался на деревья, мог подражать птичьим свистам, распознавать следы животных. Как-то раз я спросил его:

— Где ты всему этому научился?

Он коротко ответил:

— В школе еще. Ходил в осоавиахимовский кружок.