Воспоминания собаки Мускуби(Рассказ) - Приват Гонзаго

Гонзаго Приват

ВОСПОМИНАНИЯ СОБАКИ МУСКУБИ

Рассказ

I

Мое детство

Перед вами подлинные воспоминания, — воспоминания собаки Мускуби!

Я не только их написала, но и выпустила в свет. Вы спросите, как я могла своими толстыми собачьими лапами это сделать?

Вы это узнаете, если у вас будет терпение прочесть мои воспоминания до конца. Вы узнаете тогда, сколько я потратила труда и терпения, чтобы выучить буквы.

Я родилась в старинном доме на юге Франции, в провинции Лангедок, которая расположена между берегом моря и Севеннскими горами.

Дом был одноэтажный, двенадцать ступеней вели на крыльцо; на этом крыльце, греясь на солнышке, я любовалась чудным видом: — видела рыбачьи барки на море, видела и горы со снежными вершинами, откуда, весело журча, бежал ручеек и приводил в движение колесо нашей мельницы.

Первые месяцы моего детства протекли очень счастливо; меня находили милой, кроткой, доброй, несмотря на мой неуклюжий вид. Сын моего хозяина, Кабассоля, привязался ко мне, потому что как только я научилась ходить, я стала следовать за ним всюду куда бы он ни шел.

Отец, который ни в чем не отказывал своему единственному сыну, позволил, чтобы я во время обеда и ужина прибегала и ложилась у большого камина в столовой. Там я получала остатки со стола.

Вечером я отправлялась на мою подушку, набитую соломой, и лежала под лестницей крыльца.

Там, среди взрослых собак, — моих товарищей, — я училась, как надо караулить дом. Но как только наступала утренняя заря, я отправлялась на крыльцо и садилась у самой двери, чтобы не пропустить пробуждение моего хозяина.

Часто я сопровождала его на рыбную ловлю; меня особенно занимало наблюдать, как маленькая красная пробка его удочки трепетала на воде, потом ныряла, и как при этом мой хозяин быстро взмахивал удочкой, на конце которой билась рыбка.

Ах, эти рыбы! Они снились мне даже и ночью, а днем я только и думала о них.

Однажды, еще до рассвета, я отправилась одна на берег реки, вытянулась на зеленой траве и стала пристально смотреть в воду.

Вдруг я увидала рыбу, всплывшую на поверхность воды, чтобы погреться на солнце. Пуф… я кинулась на нее с раскрытой пастью, ловко схватив ее за самую середину ее туловища, — это был большой карп.

Я чувствовала, как он извивался между моими зубами, как он бил хвостом, но я его крепко держала.

Поднявшись на берег, гордая своею победой, я быстро побежала к дому, где только что открыли окна.

На крыльце стоял мой молодой хозяин и с удивлением смотрел на меня.

— Папа! Папа! — закричал он, — посмотри какого чудного карпа принесла Мускуби!

— Дай сюда, дай сюда, моя славная собака! — обратился он ко мне.

Я радовалась своему успеху.

Роже, так звали сына Кабассоля, должен был два раза повторить свое приказание. Я не выпускала рыбу и осторожно ее держала: карп был живой.

Прибежала кухарка Мария-Анна, взяла карпа и опустила его в ведро с водой. Тогда все стали обсуждать, каким образом я поймала такую чудную рыбу. — Кучер Адмир уверял, что рыба больная. Другие говорили, что рыба застряла в тростнике и потому мне удалось ее схватить; Мария же, которая меня очень любила, за то, что я никогда ничего у нее не таскала, а, напротив, в ее отсутствие даже стерегла все ее добро от кошки, презрительно пожав плечами, молча показала Адмиру живого карпа в ведре.

Кабассоль подумал, что, вероятно, рыба неосторожным прыжком попала на берег, где я ее и схватила.

Это предположение, конечно, было самым правдоподобным.

Мне хотелось повторить свой подвиг, но уже при Роже.

Когда он, желая поймать такого же карпа, пошел удить рыбу, я первая вскочила в лодку. Причалив лодку к берегу, под тень большой ивы, Роже стал удить.

Хотя я и очень уважала и любила своего хозяина, но должна сказать, что он был плохим рыболовом.

Он выбирал места там, где рыбки плавали на поверхности воды, — он видел рыбок, но ведь и рыбки его видели. Они плавали кругом лодки, догоняя и перегоняя друг друга, всплывали на поверхность воды, увидав какой-нибудь упавший листик, не обращая никакого внимания на нанизанного на удочке червячка.

Мы довольно долго удили, как вдруг я увидала на поверхности большую усатую рыбу.

Я кинулась, как и в первый раз, но без успеха, — рыба оказалась ловчее меня, она нырнула и скрылась. Несколько раз я кидалась за рыбами, когда они появлялись на поверхности воды, но — увы! — также безуспешно. Роже не понимал, почему у меня появилась страсть к купанью, и привязал меня к лодке; он подумал, что мои прыжки напугали рыбу.

За завтраком все над ним подсмеивались. Он решил поэтому никогда не брать меня на рыбную ловлю, считая меня виновницей своей неудачи.

Вечером, взяв ружье, он позвал меня. Он пошел поохотиться вдоль реки, где было много дроздов, среди плюша, обвившего стволы белых заболотней.

В ту минуту как он нагнулся, чтобы поднять свою первую дичь, я вдруг увидала на поверхности воды карпа.

В этот раз я не промахнулась и, как в первый раз, схватила рыбу.

С этого дня я ежедневно, по утрам, отправлялась на охоту за рыбой и в течение месяца принесла Марии-Анне столько рыбы, что ей не пришлось даже ходить на рынок.

II

Злобная душа Адмиpa

Мои удачи причинили мне и много горя! Адмир подумал, что такой ловкий рыболов должен так же отлично ловить и крыс.

А он давно искал крысолова.

Соседние кучера, собираясь по вечерам в трактирах, хвастали друг перед другом подвигами своих собак по этой части.

Только одному Адмиру нечем было похвастаться. Он стал подтрунивать над своими товарищами, доказывая им, что его железный капкан гораздо лучше всякой собаки. Но в душе, конечно, завидовал своим товарищам.

Наконец, самолюбие его было настолько затронуто, что он не выдержал и привел меня с собой в трактир, где, с гордостью показывая меня другим кучерам, заявил, что не пройдет и месяца, как я буду первым крысоловом в околотке.

Поднялся хохот, насмешки.

— Мускуби! Мускуби — крысолов!.. Нет, это слишком смешно!

Мускуби — со своими длинными, бесконечными ногами, длинными ребрами и мордой крокодила!.. Это хорошо для волка, да! Но для крыс! Никогда ничего из нее не выйдет!

Адмир решил на следующий же день начать обучать меня ловить крыс.

Он взял из-за сундука с овсом свою крысоловку. Отвратительное животное, величиной с маленького кролика, яростно хватало обручи клетки своими острыми зубами. Это была крыса. С ней находились еще две крысы, но меньшего размера.

Кучер позвал меня. Эти отвратительные крысы наводили на меня ужас, и я хотела убежать, но напрасно. Злой Адмир загородил дверь конюшни решеткой. Эту решетку обыкновенно ставили днем в дверях конюшни, чтобы куры и цыплята не могли проникнуть. Убежать было невозможно! Пришлось покориться, и я храбро подошла к толстой крысе.

О, как я ненавидела в эту минуту Адмира! По какому праву он распоряжался мною? Разве я была его собака? Конечно, нет. Откровенно говоря, я ненавидела этого тщеславного, хитрого и злого человека. Он каждый день мучил Бижу — пони моего хозяина, когда тот позволял себе шевелиться под его скребницей. Этот славный, милый Бижу, когда я была еще щенком и лежала в его стойле на соломе, часто стоял с поднятой ногой, боясь нечаянно раздавить меня.

Итак я подошла: Адмир, дразня меня клеткой, старался натравить меня на крысу. Я же твердо решила отпустить ее восвояси. Кучер сначала сильно потряс клетку, желая ошеломить животных, затем открыл дверку и выпустил сначала двух маленьких, которых тут же раздавил ногой, а потом третью крысу, предназначенную мне.