Золото келе - Антон Болдаков

Антон Болдаков

Золото келе

Посвящается тем, кто оставил раны в моей душе и сердце.

Прошлое, мелькнет и только время

Сердца боль мою, сотрёт…

Твои слова — кинжалом раня

В моей душе оставят шрамы…

Оставят шрамы — навсегда…

Человек не подозревает, какие ужасы делят мир вместе с ним. Человеку неведомо о том, кто обитает в темноте. Человек не знает о таящихся в глубинах лесов «громовиках» и их кошмарных Ледяных Отцах.

Человек не ведает о суккубах.

Человек не знает о баксбакуаланксивахикеле, что таятся среди леса и льда. Человек не ведает о тех, кто живёт в глубинах Океана и чащобах лесов…

Человек не знает многого…

В том числе того, насколько он не интересен ночным ужасам, ибо самый страшный ужас это то, что таится в его душе…».

1959 год. СССР.

— Интересно…Знаешь, я с тобой согласен… Странно всё это выглядит. Не стану спорить. Знаешь, что я скажу? Так и быть, уж помогу чем смогу — отправлю к тебе своего специалиста. Но уж ты, прошу тебя, со своей стороны окажи ему хорошее доверие и помощь, лады? Хорошо, товарищ главный инженер — ждите уже этим утром моего помощника. И помните — только он может помочь вам. Не обижайте уж… Ладно, потом свяжемся….

Илья Муромцев, осторожно и аккуратно, положил трубку на рычаги и несколько секунд смотрел на телефонный аппарат глубоко задумавшись.

Затем Илья поморщился, и, сделав глубокий вдох, повернул рычаг управления, вделанный в подлокотник кресла и, неторопливо объехав стол, подкатился к окну и посмотрел на огромное зелёное море тайги, уходящее до горизонта.

Сам Илья выглядел очень странно — обычный человек средних лет, в инвалидном кресле. Вот только его лицо было каким-то странным — человек, посмотрев на Илью, как правило, быстро забывал его внешность и не мог толком описать её, не говоря о том, что бы составить словестный портрет или фоторобот.

Немного помолчав, Илья нажал на кнопку вызова секретарши.

— Полина, вызови ко мне Елену Сиротину…

Затем он покрутил рукоять управления своего кресла, подогнал его к шкафу и, очень осторожно, встал из него. Ноги Богатырёва подрагивали — он ступал очень осторожно, словно шёл не по ковру, а по тонкому льду. Руками он двигал тоже с хорошо видимым напряжением — какое часто можно встретить у людей, которые долгое время лежали с переломами рук и после снятия гипса с трудом учились шевелить отвыкшими от работы пальцами.

Во время Великой Отечественной Войны Илья, тогда ещё обычный военный врач Биоинститута, был заброшен в Германию, дабы проверить слухи о наличии у Третьего Рейха редчайшего и во многом уникального бактериологического оружия, известного под кодовым названием «чёрный яд». Откуда его вывезли немцы в самый разгар Великой Отечественной, было неясно — до этого «чёрный яд», по сведеньям СССР был только в распоряжении США.

«Чёрный яд» относился Биоинститутом к оружию класса «ультра» — стопроцентная смертность для любого биологического объекта, включая грибы и растения, и при этом способность заражения, как у дизентерии или тифа…

Илья, к своему удивлению, выяснил, что в Германии, в секретном объекте, находилось, как выяснилось, девять человек, что заразились «чёрным ядом», но… не умерли. Точнее умерли, но не совсем — «чёрный яд», эта загадочная зараза, привезённая немцами из Антарктиды, оказалась с неприятными сюрпризами…

В ходе миссии, Илья сам заразился «чёрным ядом» — но ухитрился выжить, став, как потом выяснилось, одним из немногих людей во всём мире, что, будучи заражённым «чёрным ядом» — выжил.

Однако заражение всё же сказалось на его теле — будучи крепким и здоровым человеком, Илья почти полностью лишился своих двигательных функций. Его тело стало очень неповоротливым, а реакции — замедленными. Причём всё это происходило очень постепенно — за много лет.

Вот почему Илья некоторое время передвигался с тросточкой, потом на костылях, а не так давно, года два назад, был вынужден раскатывать в инвалидном кресле. Его тело просто его не слушалось — хотя лицевые мышцы работали «в штатном режиме», и Богатырь, как его прозвали в Биоинституте, мог нормально разговаривать.

Неловко двигаясь. Илья вытащил из шкафчика пачку печенья, нарезанный батон и пару плиток шоколада, и всё положил на столе.

В двери — большие двери из висконского дуба (между прочим присланные в подарок из Америки знакомыми и друзьями Ильи) постучались.

— Елена? Заходи.

В кабинет вошла высокая, худощавая девушка, очень необычной внешности.

Её лицо было лицом типично восточной женщины — пухлые губы, огромные глазищи, характерный для жителей Востока нос — это делало её похожей на принцессу Будур из «Алладина».

Однако кожа девушки и её волосы были светлыми — светлая кожа, длинные светлые волосы, завязанные в обычный хвост.

Самым странным в ней были её глаза — огромные, синие глазищи — причём синева глаз была настолько бледной, что хрусталика практически не было видно, только края хрусталика были чуть-чуть чёрными, а зрачки были больше похожи на точки — всё это придавало девушке вид какой-то эльфийской принцессы — разве что ушей острых не хватало.

Одета она была в высшей мере странно — белая рубашка с короткими рукавами и форменная чёрная юбка — чуть ниже колен. Юбка и футболка не могли скрыть необычной худобы девушки, и её сильного загара — руки и лицо были загорелыми, словно она провела много времени на жарком солнце южных широт. Под блузкой угадывался лифчик странного цвета — зелёный, ядовито-кислотный, просвечивающий даже через одежду.

— Старший лейтенант…

— Без расшаркиваний, ладно? — Илья сделал шаг к столу. — Извини, что сорвал тебя с отпуска, Елена…

Пухлые, красивые губы девушки изогнулись в улыбке.

— Вообще-то у меня отпуск кончился ещё вчера, товарищ Муромцев, — сказала она мелодичным, красивым голосом.

— Да? Забыл… Память дырявая… старею… — Илья сел в кресло и подкатил к столу. — Дело есть для тебя. Садись.

Елена села в кресло и, не спрашивая, взяла плитку шоколада.

— Со мной связался мой друг, товарищ и где-то даже брат — Иннокентий Север. Ты его могла помнить, года три назад он был в отпуске, приезжал ко мне и мы с ним ездили охотиться на медведей в Сибирь.

— Это тот самый ваш друг, с которым вы познакомились в годы Великой Отечественной? Когда он по ошибке прострелил шубу одному из староверов, у которых вы останавливались пожить?

— Именно. Оказалось что человека в шубе, шапке и сапогах из шкуры