Жизнь моя — граница. Рассказы пограничника - Никита Карацупа

Никита Федорович Карацупа

Жизнь моя — граница. Рассказы пограничника

ПЕРВАЯ СХВАТКА

Когда я был еще маленьким, то лишился родителей. А без родителей как прожить? Пошел к богатым наниматься на работу. Пас овец и коров. Каждый день вставал до рассвета и шел по дворам, собирая коров в стадо. Очень хотелось спать, но кому об этом скажешь? Хозяин обзовет лентяем и лоботрясом или выгонит. И я старался, чтобы меня не выгнали, чтобы всегда был кусок хлеба да место, где переночевать. Правда, чаще ночевал я под открытым небом — на пастбищах. И это мне нравилось. Разведу костер, напеку картошки. А потом сяду на лошадь и воображаю, что я настоящий кавалерист. Прутом сбиваю траву, как будто сражаюсь с невидимыми врагами, с богатеями.

Как это здорово! Ветер освежает лицо, конь цокает копытами, поворачивает в ту сторону, куда я потяну уздечку. Больше всего на свете нравилось мне пасти коней. Я любил их, и они меня любили. Здесь, в ночном, никто меня не ругал, не попрекал куском хлеба.

И все же долго я на одном месте не задерживался. Не мог мириться с несправедливостью: как только выскажу хозяину все, что о нем думаю, сразу же меня — за ворота.

Исколесил я весь Казахстан, где жил с родителями, был на юге страны. Свершилась революция. Услышал я, что в Сибири живут хорошо. Приехал в Сибирь. Вступил в колхоз. И впервые вздохнул свободно. Все здесь были равны, все помогали друг другу. И прежде всего ценили тех, кто мог работать. Так бы я и остался в колхозе, но нужно было идти в армию служить. Провожали меня тепло, давали добрые напутствия. Я обещал, что не подведу односельчан.

Бодро я вошел в кабинет военкома и сразу же попросил: «Направьте меня в пограничные войска».

Военком разгладил пышные усы, оглядел меня, щуплого, низкорослого, усмехнулся:

— Мал ты ростом, — и стал перебирать какие-то бумаги, не обращая на меня внимания.

Я чуть не расплакался от досады, но взял себя в руки: не уйду, пока своего не добьюсь, так решил и сказал военкому:

— Так это даже лучше, что я мал ростом: нарушители не заметят, когда я буду в дозоре.

— Что? — военком поднял голову, внимательно на меня посмотрел и весело засмеялся. — Находчивый ты парень! Находчивый, — повторил задумчиво, провел осторожно рукой по усам, словно боясь, как бы они не отвалились, и строго спросил: — Родители есть?

Я вздохнул:

— Родителей нет. Живу сам по себе…

— Сам по себе, — повторил военком: такая у него была привычка — повторять отдельные слова. — А как же ты жил?

Я откровенно признался:

— Как придется. Батрачил. Был пастухом. Работал в колхозе.

— Работал в колхозе, — повторил военком, — ну хорошо, уважу твою просьбу, — и посмотрел на мои руки, сбитые, огрубевшие в работе. — Не подведешь?

Сердце у меня заколотилось от радости:

— Никак нет, не подведу!

И вот я еду на Дальний Восток. Но не так, как раньше ездил — «зайцем», когда меня, безбилетного, ссаживали на первой же станции, а впервые с билетом, и гордился этим. Мне хотелось всем его показать, чтобы и другие за меня порадовались, но я стеснялся: не к лицу красноармейцу хвастовство.

На пограничной заставе встретили меня с большим радушием. Накормили, напоили, сводили в баню, одели в новенькое обмундирование.

Пограничная застава стояла в излучине реки, в широкой долине, окруженной сопками. Все здесь мне нравилось: и высокая наблюдательная вышка, и конюшни, и вольеры для собак, и посыпанный мелким песком плац. И то, что вся солдатская жизнь расписана не только по часам, но и по минутам. Здесь я провел не один месяц и не один день.

Красноармейцы стали для меня братьями, а начальник заставы — вроде отца родного.

Как и другие бойцы, учился я пограничному делу: «читал» следы, тренировался в стрельбе из винтовки, занимался на спортивных снарядах, участвовал в кроссах, отрабатывал специальные упражнения по развитию слуха и зрения, а вечерами пел со своими друзьями песни. И чаще всего — «На границе тучи ходят хмуро, край суровый тишиной объят…» Песня хорошая, но только не соглашался я со словами насчет тишины. Всякое ведь случалось. Японцы и белогвардейцы в то время устраивали многочисленные стычки на границе с нашими бойцами. Были перестрелки, даже бои. А о нарушителях и говорить нечего. Старались они перейти нашу границу, чтобы всячески вредить нашей жизни — взрывать мосты и заводы, отравлять колодцы, убивать людей.

Один из таких нарушителей стал первым, которого я задержал. Было это ранним утром. Густой туман стоял — ничего не видать. Вытянешь пальцы — они скрываются в молочной пелене.

Я нес службу дозора. Было тихо. Вдруг я почувствовал — встрепенулся Ингус. Я приложил ухо к земле, прислушался. Откуда-то справа послышался еле уловимый хруст сухой ветки. Кто-то шел. Я замер. Прежде всего нужно разобраться: свой это или чужой?

Шаги раздаются ближе. Они торопливые, сбивчивые. Так пограничники не ходят. Все ясно: чужой! Один вопрос решен. Нужно решить другой: куда, в каком направлении идут нарушители? Еще не видя их, я уже определил: их двое. Понял, что пройдут мимо. Значит, надо перебраться правее, чтобы с ними встретиться.

Я сделал несколько шагов в сторону, замаскировался и стал ждать. Ингус чутко прислушивался и посматривал на меня, словно спрашивал:

— Ну что же ты медлишь?

— Молчать! — тихо приказал я ему. — Слушай.

Ингус, поводя ушами, в нетерпении перебирал лапами.

Нарушители вышли прямо на меня. Они на мгновение растерялись: не ожидали такой встречи. Реакции их можно было позавидовать: я еще не успел сказать слова, хотя готов был к встрече, как они бросились в разные стороны. Я побежал за одним, Ингус — за другим.

Туман мешал ориентироваться. Нарушителям он помогал, а мое движение задерживал. По примятой траве я следил, куда держал путь нарушитель. Сделав несколько сот шагов, я остановился, прислушался и бросился на звук трещавшего валежника.

Лазутчик, гонимый страхом, резко свернул в сторону, и я вышел ему наперерез. Остановился, жду за кустом. Вот он бежит по тропе, тяжело дышит. Я приказал: «Стой! Руки вверх!» Тот упал, перевернулся, хотел откатиться в сторону. Но я навалился на него, заломил руку с зажатым пистолетом.

Диверсант вырвался, разжал мои пальцы и потянулся к моему горлу. Пятерня, как щупальца.

Я изловчился, двинул его кулаком в висок. Лазутчик обмяк, расслабился. Я воспользовался этим. Еле перевалил его. Связал на спине руки. Перевел дыхание, скрутил ноги. Подняться нет сил. Выдохся. Нарушитель был сильнее меня: в плечах пошире и ростом повыше. Пришлось с ним повозиться. Все силы израсходовал. А подниматься надо. Надо спешить на сердитый лай овчарки. Пошатываясь, пошел туда, где лаял Ингус.

Раздвинул ветки и увидел второго лазутчика. Тот лежал, распластав руки, а Ингус стоял рядом, ощетинив шерсть. И когда поверженный делал малейшее движение, овчарка бросалась к нему, злобно рыча.

Я сразу обратил внимание, что рядом с нарушителем лежит пистолет. На запястье лазутчика следы зубов Ингуса: значит, он успел упредить выстрел.

Я отбросил ногой пистолет диверсанта, связал его и повел туда, где лежал его напарник.

Конечно, мне пришлось бы туго, если бы рядом не было Ингуса, моего верного друга и помощника. И вот об Ингусе я сейчас расскажу.

ВЕРНЫЙ ПОМОЩНИК

Когда я пришел в пограничную школу, мне долго подбирали коня: на большого мне трудно было влезть при моем малом росте. А кони были, как на подбор, все высокие, статные, красивые. Но все-таки подобрали. А вот с овчаркой не повезло. Всех разобрали. И остался я без собаки. Очень переживал. Всю жизнь любил их, знал, что это самые верные и преданные друзья. И вот надо же, так получилось… Что же делать? Проводнику без собаки, что кавалеристу без лошади.

Завидовал я товарищам, наблюдал, как они дрессируют овчарок, и тяжело вздыхал. Когда же мне выпадет такое счастье? Друзья сочувствовали мне и успокаивали:

— Подожди немного. Не может такого быть, чтобы проводник был на границе без верного помощника…

Я соглашался: конечно, если меня готовят настоящим следопытом, значит, собаку дадут. Но когда? Когда закончу пограничную школу? Я хотел ее получить сейчас. Чтобы на заставе сразу же начать службу. Ведь для подготовки собаки нужно много времени…

Я помнил, что обещал написать военкому, рассказать о службе. А о чем сейчас напишешь? Нет, письмо подождет. Вот когда задержу хотя бы одного нарушителя… Так я думал, возвращаясь из очередного наряда.

Вечер был теплый. С реки веяло еле заметной прохладой. Замолкли птицы. Тишина разлилась вокруг. Конь хорошо знал дорогу. Он шел быстро и уверенно. Вот и мостик, от которого до школы рукой подать. И вдруг меня что-то насторожило. Остановил коня, бросил уздечку и спрыгнул на землю. Привязывать его не стал. Конь был умным животным: не отходил от хозяина ни на шаг.