Греческий миллиардер и Я - Мэриан ТИ

Мэриан Ти

Греческий миллиардер и Я

Любое копирование текста без ссылки на группу ЗАПРЕЩЕНО! 

Перевод осуществлен исключительно в личных целях, не для коммерческого использования. Автор перевода не несет ответственности за распространение материалов третьими лицами.

Переведено группой Life Style ПЕРЕВОДЫ КНИГ

Переводчик: Оля Киселева, с 9 главы Ксения Попова

Аннотация

Когда влиятельный, сексуальный и великолепный греческий миллиардер Миколас Саллис находит потерянный мобильный телефон, и читает сообщения, которые были на нём, его интригует владелец телефона сочетанием красоты, остроумия и бойких комментариев.

13:15 Как насчет сходить в кино завтра вечером?

13:16 Томас, ты хороший парень, так что я собираюсь сказать тебе всю правду раз и навсегда.

13:17 Какую же?

13:18 Я лесбиянка. Я хочу твой чл*н - но не по тем причинам, на которые надеялся ты.

Когда аппетитная двадцати четырёхлетняя учительница Вельвет Ламберт впервые разговаривает с миллиардером, она прекрасно понимает, что совсем не из его лиги. Она делает всё возможное, чтобы противостоять ему, но в конце концов всё же сдаётся, и говорит "да" браку по расчёту, притворяясь, что не полюбила его до безумия, и стараясь не терять надежды даже когда понимает, что для него она всего лишь трофей.

Книга содержит реальные сексуальные сцены и нецензурные выражения, предназначена для 18+

Пролог

Шесть лет назад.

Вой полицейской сирены нарушил тишину обычно умиротворённого района, заставляя вздрагивать занавески любопытных соседей. Входные двери одна за другой стали отворяться, и вскоре улицу заполнили толпы зевак.

В центре данного действа пребывала Дотти Гарфилд, юная особа, завёрнутая в одеяло, предоставленное врачами скорой помощи. Её прекрасное лицо было абсолютно лишено эмоций, когда она наблюдала, как тела её родителей Вейна и Линди поспешно выносили из дома на носилках.

За хрупкими плечами Дотти виднелся её родительский дом, который выглядел так, словно на него совершили разбойное нападение, что на самом деле было правдой.

Разбитые окна, отверстия в стенах и двери от пуль, и опрокинутые горшки с растениями на заднем дворе. Конечно же, данная картина не отображала всей правды, и те, кто хорошо знал её родителей, вскоре могли собрать пазл воедино.

Дотти чувствовала десятки взглядов на себе, от чего вздёрнула вверх подбородок, хотя на самом деле ей хотелось упасть на землю и рыдать, что есть сил. Закатить истерику, как маленький ребёнок, и ждать, пока кто-то успокоит её, и решит все проблемы.

Но ей было уже восемнадцать, и груз совершеннолетия камнем сдавливал её шею, толкая к ответственности, которую она была ещё не в силах осознать.

— Мисс? — Это была одна из врачей неотложки, женщина средних лет с сочувственным взглядом.

Дотти до боли впилась ногтями в ладошки, крепко сжимая кулачки. От взгляда женщины, ей ещё больше захотелось плакать. Но этого ни за что не произойдёт. «Неа. Ни сейчас. Никогда-либо».

— Вы отправитесь с нами на карете скорой помощи? Нам пора ехать.

Она кивнула, и женщина помогла ей пройти к машине, и сесть рядом с бесчувственным телом матери. Дотти заставила себя взглянуть на Линди, хоть и знала, что от этого ей ещё больше захочется плакать.

«Почему, мам? Почему?»

Но она не посмела задать этот вопрос вслух. Да и какой смысл? Ей рано пришлось осознать то, что есть люди хорошие... но слабые. И эта слабость делает их плохими. Именно такими и были Вейн и Линди. Они были хорошими родителями для Дотти, но в последнее время получение удовольствия стало для них превыше всего.

Дыхание Линди было прерывистым.

Дотти заставила себя задать вопрос:

— С ней будет всё в порядке?

— Мы сделаем всё от нас зависящее, милая.

Что означало, они не были уверены. Очередная волна рыданий сдавила горло, но она всё также мужественно подавила её. «Слабость - гадость. Слабость - гадость. Слабость - гадость». На самом деле, это было бессмысленно, но она как-то прочитала книгу, в которой говорилось, о пользе использования подобных утверждений, а особенно тех, которые рифмуются, для сохранения позитивного мышления и силы духа. А т.к. Дотти не славилась силой слова, это была одна из её лучших рифм после: «Проклятье слабым, ибо они плетутся стадом».

Дорога до больницы отняла немного времени, и когда они вошли внутрь, Дотти увидела, что отца уже повезли вперёд на каталке. Ей же нужно было отправиться в регистратуру и подписать тонны и тонны бумаг.

За спиной Дотти услышала голос одного из врачей неотложки, что только что поступивший мужчина пребывает в критическом состоянии.

Отчего пальцы Дотти задрожали, и ручка, которой она заполняла бланк, выскользнула из руки, оставляя за собой витиеватую загогулину на бумаге.

Она сильнее сжала ручку. «Слабость - гадость. Слабость - гадость. Слабость - гадость».

Покончив с бумажной волокитой, Дотти поинтересовалась, может ли она повидать родителей. Медсестра взглянула за плечо Дотти, и, обернувшись, она увидела там полицейского.

— Мисс Гарфилд? Вы не против, если я задам вам несколько вопросов? Пока ваши родители находятся в операционных, мы решили, что можем пообщаться с вами. Я понимаю, что это непросто, но ваши ответы могут помочь поскорее найти людей, которые напали на ваших родителей.

Дотти хотелось смеяться и плакать одновременно. «Непросто?» Ей было семь, когда она узнала, что её родители наркоманы, и не хотят больше детей, потому что они будут обузой. Когда ей было десять, она поняла, что противный толстый мужик был вовсе не разносчиком пиццы, а наркодиллером, который приходил забирать долги за очередную дозу. И вот в её восемнадцатый день рождения, который должен был стать новым витком её жизни, она стала свидетелем перестрелки между её родителями и разъярённым поставщиком, который узнал, что Вейн и Линди были настолько глупыми, что вместо того, чтобы продавать продукт, сами же его и потребляли, ведомые своей зависимостью. Потребляли не просто в качестве дегустации, а поглощали, как ненормальные дорвавшиеся до шведского стола, не оставляя ни грамма на продажу.

«Насколько это непросто?»

Самое дурацкое слово года.

Но прочитав мысленно несколько раз свою мантру «Слабость - гадость», она всё же ответила:

— Хорошо, — всего за пару минут она находились в уединённом кабинете. Дотти давала правдивые ответы. Ничего не тая. Когда всё было позади, она попыталась встать, но полицейский попросил её остаться, потому что кто-то ещё желал с ней поговорить.

После офицера в комнату вошла женщина в медицинском халате. «Психотерапевт», — подумала Дотти. Возможно, они решили, что у неё может случиться нервный срыв?

— Здравствуй, Дотти. Я доктор Нельсон, — сказала женщина с улыбкой идеально сочетавшей в себе дружественность и профессионализм. Она заняла место, которое только что покинул полицейский, и оказалась прямо напротив Дотти.

— Вы говорите со мной, потому что офицеры решили, что мне необходима помощь?

— Я сама вызвалась пообщаться с тобой.

Её брови поползли вверх.

— Зачем это вам?

— Потому что, — мягко ответила доктор Нельсон, — однажды я тоже была на твоём месте. Мои родители были такими же, как и твои. И когда я узнала о произошедшем, я попросила о встрече с тобой. Я подумала, что тебе захочется с кем-то поговорить.

«Как... мило». Это было действительно мило со стороны доктора. Тем более, учитывая то, что Дотти не видела хорошего к себе отношения вот уже которую неделю, от чего её руки вновь сжались в кулаки. «Слабость - гадость. Слабость - гадость. СЛАБОСТЬ - ГАДОСТЬ».

Элизабет почувствовала борьбу молодой девушки за сохранение самообладания, чем она завоевала ещё больше симпатии доктора. Она была девушкой исключительной красоты, но в отличие от многих других обладательниц хорошеньких мордашек, это никак не отразилось на её эго.

Вместо этого, Элизабет отметила в ней образованность, чувственность и собранность. «Слишком собрана, как для девушки своих лет», — с болью подумала Элизабет. И зная, что сама была в такой же ситуации, она прекрасно понимала, что это не к добру.